– Морис! А что ты думаешь о саксофоне? – спросила Мирослава утром после того, как Наполеонов отбыл в управление.
– Я вообще о нём не думаю, – улыбнулся Морис, домывая хрупкие фарфоровые чашки.
– А если я попрошу тебя подумать?
– Ну… – он задумался, потом проговорил: – Я знаю, что это сравнительно молодой музыкальный инструмент.
– Да, саксофону нет ещё и двухсот лет…
– По-моему, его изобрёл некто Сакс в тысяча восемьсот сороковом году, а позднее зарегистрировал своё изобретение.
– И название инструмента состоит из фамилии изобретателя и слова «фоне», то есть звук.
– К тому же изобретателю в некотором роде повезло, – обронил Морис.
– В чём именно?
– Его другом был композитор Берлиоз. Он и написал первое музыкальное произведение с участием саксофона. Это был хорал для голоса и шести духовых инструментов. Кстати, именно Гектор Берлиоз предложил назвать саксофон – саксофоном. А в конце тысяча восемьсот сорок четвертого года саксофон впервые зазвучал в оперном оркестре на премьере оперы Жоржа Кастнера «Последний царь Иудеи». В том же году Сакс представил своё детище на промышленной выставке в Париже. В двадцатом веке саксофон использовали многие мировые композиторы, в том числе и русские. Например, у Модеста Мусоргского в пьесе «Старый замок» из цикла «Картинки с выставки» саксофон исполняет главную тему. Задействован саксофон и в нескольких балетах Дмитрия Шостаковича, отдал ему дань и Сергей Прокофьев. Позднее появились соло для саксофона. А уж зародившийся в Америке джаз представить без саксофона просто невозможно. И, по-моему, «саксофономания» в Соединённых Штатах не прошла и теперь. Ведь саксофон по-прежнему остаётся одним из главных инструментов в джазе.
– Приятно иметь под рукой человека, хорошо разбирающегося в музыке, – улыбнулась Мирослава.
Морис пожал плечами и спросил:
– И что это всё нам даёт?
– Не знаю, просто звучит устрашающе красиво – убийство тёщи саксофониста.
– Я не вижу в этом ничего красивого, – не согласился Морис.
– Ты прав, я неверно высказалась, не красиво, а броско, привлекает внимание.
– Только что.
– Но ведь тебе нравится, как звучит саксофон?
– Да.
– А Екатерине Терентьевне Самсоновой музыка зятя не нравилась.
– Ну и что? Если бы вы жили в многоэтажном доме и кто-то из жильцов постоянно играл на нём, то вы скоро возненавидели бы именно этот инструмент.
– Скорее всего ты прав, – согласилась Мирослава.
– Так что же вам не даёт покоя? Что не так с саксофоном?
– Я уже сказала тебе, что пока сама не знаю.
Они помолчали, думая каждый о своём, а потом Мирослава сказала:
– Так как договор с Инессой Бессоновой мы заключили, расследовать убийство её бабушки нам придётся.
– Придётся, – согласился Морис.
– Поэтому я сейчас поеду в город. Хочу навестить Розалию Витальевну Понамарёву. Инесса рекомендовала мне её как старинную подругу своей бабушки.
– И вы хотите свалиться ей как снег на голову? – усмехнулся Морис.
– Ну, что ты! – сказала Мирослава укоризненно. – Я же воспитанная девушка. Поэтому предварительно позвонила Розалии Витальевне, и она любезно согласилась со мной встретиться.
В глазах Мориса весёлые чёртики кувыркались через голову, поэтому Мирослава делано строго спросила его:
– Ты что, сомневаешься в том, что я воспитанная девушка?
– Я похож на камикадзе? – вопросом на вопрос ответил Морис.
– Вроде нет… Тогда ты не веришь, что я еду к Розалии Витальевне?
– В этом я не сомневаюсь.
– Тогда чего это творится с твоими глазами? – спросила она подозрительно.
– Ничего с ними не творится, – успокоил он её, – просто погода за окном отличная, и у меня хорошее настроение.
– Ну-ну, – сказала она и направилась к двери.
Розалия Витальевна Понамарёва оказалась седовласой дамой с королевской осанкой. Её возраст было трудно угадать даже проницательной Мирославе.
Она внимательно оглядела детектива строгими серо-голубыми глазами и улыбнулась. Мирослава ей понравилась.
– Проходите, пожалуйста, в гостиную.
Мирослава послушно отправилась в направлении, указанном хозяйкой, и скоро оказалась в большой, несколько старомодной, но уютной гостиной.
В интерьере комнаты преобладал бархат светло-горчичного цвета. Из него были шторы на окнах, скатерть на круглом столе с гнутыми ножками, на большом диване и на двух креслах. Дополнением служили небольшая горка с красивой посудой, кажется, чешского и немецкого производства советских годов. Половину стены занимал книжный шкаф до потолка. По затёртости большей части из них было видно, что книги читались, и, возможно, даже часть из них досталась хозяйке от её родителей или даже от дедушки с бабушкой.
– Значит, вы детектив? – спросила хозяйка дома.
– Значит, – улыбнулась Мирослава. – Инесса сказала мне, что вы были близкой подругой её бабушки.
– Да, это так.
– И я благодарна вам, что вы не отказались принять меня в своём доме.
Женщина тихо вздохнула, и Мирослава встревожилась, бросив на неё быстрый взгляд.
– Я надеюсь, что вы простите мне мою недоверчивость, – сказала Розалия Витальевна, – когда вы мне позвонили, меня охватили смятение и сомнение, думаю, вполне простительные в моём преклонном возрасте. Чтобы их развеять, я позвонила Инессочке и спросила её, правда ли, что она наняла детектива. Девочка подтвердила это и просила меня ничего не скрывать от вас и отвечать правдиво на все ваши вопросы.
Волгина кивнула в знак того, что она прекрасно понимает волнения женщины и одобряет её бдительность.
– Вы предпочитаете кофе или чай? – спросила Розалия Витальевна.
– Если можно, то чай.
– Конечно, можно, сейчас я уберу скатерть и накрою на стол.
– Розалия Витальевна, а может быть, мы лучше переберёмся на кухню? – предложила Волгина, – чего посуду туда-сюда таскать…
– Вы думаете? – с некоторым сомнением в голосе спросила Понамарёва.
– Я даже уверена в этом, – улыбнулась Мирослава.
– Ну, что ж, – кивнула Розалия Витальевна, – мы с Катей тоже чаще всего чаёвничали на кухне.
– Вот и хорошо…
Вскоре уже обе женщины – молодая и пожилая – расположились за кухонным столом, накрытом скатертью с цветущими подсолнухами.
Чайник вскипел, чай был разлит по вместительным чашкам, пирог с капустой нарезан, мармелад насыпан в вазочку, варенье трёх сортов разложено по розеткам.
От сахара Мирослава отказалась. А Розалия Витальевна положила в свою чашку две ложки с горкой.
– Я так поняла, – заговорила Розалия Витальевна, – что у полиции не очень-то получается найти убийцу Катеньки.
– Они стараются, – ответила Мирослава.
Понамарёва задумчиво кивнула.
– Розалия Витальевна, вы ведь хорошо знали Екатерину Терентьевну?
– Ну, ещё бы!
– Скажите, она была доверчивым человеком?
Женщина повертела в руках наполовину опустевшую чашку и ответила:
– Я бы так не сказала.
– То есть она не могла открыть дверь совершенно незнакомому человеку?
– Думаю, что нет, если это не полицейский, почтальон, работник одной из коммунальных служб.
– А им открыть дверь она могла?
– Наверное. Ведь мы все выросли в доверии к государству. А все эти люди как раз его и олицетворяют, особенно в глазах стариков, коими мы с Катей и являемся. – Розалия Витальевна быстро отвернулась в сторону и смахнула слезинку с глаз. – Простите, – сказала она, – никак не могу привыкнуть, что Катеньки нет в живых.
– Я хорошо понимаю ваши чувства, – тихо обронила Мирослава.
– Катенька очень любила Инессочку и всё никак не могла дождаться её свадьбы. Вот и не дождалась…
– Это печально. Но у Инессы хороший жених, и они непременно будут счастливы.
– Да, конечно, – улыбнулась Розалия Витальевна и оживилась: – А вы знаете, ведь Катенька сшила Инессе свадебное платье!
– Она хорошо шила?
– Да что вы, она же всю жизнь в ателье проработала!
– Да, Инесса говорила мне.
– Катя звонила мне накануне и говорила, что им с Инессой теперь осталось обсудить платье на второй день празднования.
– После замужества Инесса собиралась перебраться к жениху?
– Увы! У Глеба пока нет своей квартиры. Вернее, есть, но родительская. А Инесса не хотела жить с чужими людьми, – Понамарёва запнулась, – наверное, я неправильно выразилась, родители Глеба, конечно, совсем скоро станут ей родными. Но дело в том…
– В чём – Инесса и со своими родителями после замужества не хотела жить. Они оба с Глебом считают, что молодые должны жить отдельно.
– То есть они собирались снимать квартиру?
– Нет! Это очень дорого.
Мирослава вопросительно посмотрела на женщину и та объяснила:
– У Кати была хорошая двухкомнатная квартира, впрочем, она и есть, хоть и без Кати теперь, – тяжело вздохнула Розалия Витальевна и продолжила: – После свадьбы Инесса и Глеб должны были переехать в неё.
– И жить с бабушкой?
– Нет, Катя должна была переехать к дочери.
– То есть к родителям Инессы?
– Да. Представляете, как всё хорошо складывалось? Молодые живут отдельно. Дениска, Катин внук, под присмотром бабушки. Потом, Тонечка выбилась в начальницы и домой приходит с работы поздно. А Катя могла бы по магазинам пробежаться, обед, ужин сготовить и прибраться. Ну, всё по хозяйству. Вы понимаете?
– Да, конечно.
– А теперь и не знаю, как они будут, – вздохнула женщина.
– А Аркадий Семёнович не возражал против того, чтобы тёща жила с ними?
– Аркаша-то? – удивилась Розалия Витальевна, – а ему-то что? Квартира у них большая, четырёхкомнатная, и прихожая, как холл, хоть в футбол играй.
– Но всё-таки это не очень удобно, когда в доме посторонний человек.
– Да какая же Катя ему посторонняя? Тёща, считай, вторая мать, – улыбнулась Понамарёва.
– Да, бывает и так. Насколько я понимаю, Аркадий Семёнович и Екатерина Терентьевна ладили друг с другом?
– Скажем так, делить им было нечего.