– Кому?
– Мужу Клары.
Мирослава набрала номер Фёдора Шляхтина и включила громкую связь.
– Аллоу! – отозвалась трубка весёлым басом.
– Федя! Это Мирослава. Мы с вами вместе ужинали макаронами.
– Как же, помню!
– Скажите, пожалуйста, кем ваша жена работала до того, как стать актрисой?
– Гримёршей. А что?
– Ничего, так. Спасибо вам, Федя.
– За что?
– До свиданья.
– До свиданья, – удивлённо протянул он.
– Шура! Доводить дело до конца ты будешь один.
– Это ещё почему? – спросил он подозрительно.
– Моя клиентка Инесса Бессонова.
– Да ты что?! – Наполеонов захлопнул рот ладонью. А потом спросил: – И как ты ей скажешь?
– Пока не знаю, – мрачно отозвалась Мирослава.
– Меня всё-таки смущает одна вещь, – пробормотал Наполеонов.
– Какая?
– Бессонову трижды вызывали «Скорую помощь».
– Накануне.
– Но у него же был гипертонический криз!
– А вот это ты должен выяснить у врачей «Скорой».
– Но возле него же дежурила Клара!
– А кто тебе сказал, что дежурила она не возле пустой кровати?
– Ты думаешь, она была в курсе?
– Естественно, раз гримировала его под свою мать.
– Но зачем ей нужно было, чтобы Аркадий убил свою тёщу?
– Мы не знаем, что на самом деле наплёл Кларе Аркадий. Скорее всего, о намерении убить не было сказано ни слова.
Наполеонов тяжело вздохнул.
– Шура! Не забудь допросить обоих портье «Чайки». Сунь им под нос фотографию. До этого они узнали по фотографии Клару, выступившую в роли сиделки. И рассказали мне, что один из них видел тётку, которая вошла в гостиницу и пропала, другой видел, как некая женщина вышла из гостиницы, хотя он не заметил, когда она вошла.
– А она и не входила, – пробормотал следователь.
– Вот именно, Клара переодела в женский костюм Аркадия, загримировала, он вышел из гостиницы и помчался в аэропорт. А второй портье видел, как мадам вошла в гостиницу и стала подниматься наверх. Но вниз она не спустилась. Зато сиделка с саквояжем покинула «Чайку».
– В саквояже была одежда.
– Скорее всего. И квартиру Бессоновых надо бы обыскать.
– Что это даст?
– Не знаю.
– Но твоя интуиция советует? – спросил Наполеонов и дурашливо улыбнулся.
Однако улыбка, растянутая до ушей, получилась очень грустной.
– Советует, – ответила Мирослава и отвернулась.
– А предлог? – он дотронулся до её плеча.
– Придумай что-нибудь! – она резко повернулась: – Например, вскрылись новые обстоятельства, и ты ищешь отпечатки Владимира Дорина!
– Не напоминай мне об этом мазиле! – Наполеонов поморщился, как от зубной боли.
– Напрасно ты так, – укорила его Мирослава, – лично мне нравятся его работы. И кто знает, может, в скором времени ты будешь гордиться своим протеже.
– Скажешь тоже, протеже! – фыркнул Наполеонов.
Мирослава ободряюще ему улыбнулась.
– Ладно, – пробормотал Наполеонов, – работать надо.
Они разошлись по своим машинам и разъехались.
Морис вопросительно посмотрел на Мирославу, и она ответила на его безмолвный вопрос:
– Кажется, дело сдвинулось с мёртвой точки.
– Всё-таки Пушкарская?
– Нет. Саксофонист.
– Кто?! – Миндаугас резко затормозил и прижался к обочине.
– Дома расскажу, – усмехнулась Мирослава, – до дома всё-таки хочется доехать в целости и сохранности.
Наполеонов позвонил Мирославе через два дня.
– Представляешь, этот идиот туфли сохранил!
– Те самые? – спросила она.
– Ну да. Ноги он натёр, поэтому вынужден был переобуться. А туфли после убийства упаковал в коробку и спрятал на антресолях.
– Он потом от них может отпереться…
– Ага. А ДНК? И это ещё не всё. Оказывается, Бессонов оставлял свой автомобиль на стоянке возле аэропорта. Вылетая на гастроли, квартет в полном составе до аэропорта добирался на его машине. Когда Бессонов прилетел убивать тёщу, он не стал брать такси и садиться на автобус, боясь привлечь внимание. Поехал на своей машине. Мы нашли двух приятельниц, бабушек с внуками, которые видели эту машину в соседнем дворе. Из неё вылезла тётка и, слегка прихрамывая, удалилась. А собачник видел уже, как Бессонов забирался в свой автомобиль. Он почему-то не понравился рыжему терьеру, и тот просто облаялся на него. Хозяин еле-еле угомонил собаку, хотя, по его словам, пёс вообще-то спокойный.
– Хорошо…
– Но это ещё не всё! Паспорт мы изъяли, и Бессонов в нём наследил. Но самое главное, Клара Шляхтина полностью сдала своего любовника! И выдала саквояж с одеждой, которую он надевал тогда.
– Она не объяснила, почему пошла на эту авантюру?
– Сказала, что очень любила Аркадия и хотела ему угодить.
– Убить тёщу?
– Нет, он сказал ей, что придумал шикарный розыгрыш, о котором подробно расскажет позднее.
– Рассказал?
– Нет, сказал, что всё пошло не так.
– Угу. А что врачи «Скорой»?
– Сказали, что больной попался мнительный, и им пришлось выезжать к нему три раза. Первый раз давление было повышенным.
– Оно и понятно, Аркадий волновался. А потом?
– После уколов и лекарств всё вошло в норму, но больной утверждал, что ему плохо. Хотели сделать ему укол снотворного, но он отказался.
– Ещё бы! – хмыкнула Мирослава.
– Но зато согласился принять таблетку.
– Выпил при них?
– Нет, сказал, что выпьет лекарство попозже.
– Но приём снотворного не входил в его планы.
– Точно. Загримированный любовницей, Бессонов летит с паспортом её матери домой, поджидает тёщу, улучает момент, когда она поворачивается спиной, ударяет её молотком по затылку и летит обратно.
– Шур, а ты веришь Шляхтиной?
– В чём?
– В том, что она не знала о запланированном убийстве?
– Как ни странно, верю. Видела бы ты её в тот момент, когда она узнала правду.
– Шур, она актриса.
– Как мне сказали, актриса она не просто плохая, а скверная, зато гримёр отличный.
– Может быть, и так, – не стала спорить Мирослава.
Она вспоминала, как за день до этого вечером позвонила Инессе:
– Приезжайте, я готова назвать вам имя убийцы вашей бабушки.
Волгина не знала, что Аркадий сохранил туфли, иначе, скорее всего, позвонила бы после обыска. Но, как бы то ни было, Глеб и Инесса примчались очень быстро, точно не на автомобиле ехали, а летели на ковре-самолёте.
Волгина заподозрила, что девушка заставляла жениха нарушать все правила движения, и осторожный Глеб на этот раз не решился ей отказать.
– И кто это? – нетерпеливо проговорила девушка.
– Это ваш отец.
– Нет!!!! Вы лжёте! Я вам не верю!
Но по голубым глазам девушки, превратившимся вдруг в холодные льдинки, Мирослава поняла, что Инесса ей поверила.
Бессонова опрометью бросилась из кабинета. Был слышен стук её каблучков, который в неожиданно воцарившейся тишине казался оглушительным.
– Давайте произведём полный расчёт, – сухо сказал Глеб Куприянов.
– Вы больше ничего не должны агентству, – ответила Мирослава сухо.
Ей хотелось, чтобы молодая пара как можно скорее покинула дом.
– Как это не должны? – глаза молодого человека сузились.
– Я назвала вам имя преступника. Всё остальное в руках следственных органов.
– Но ведь это вы всё раскопали!
– По желанию вашей невесты.
– Я и не спорю! Просто я хочу жить дальше с сознанием, что мы вам больше ничего не должны.
– Вы и не должны. И идите, пожалуйста. Вы сейчас как никогда нужны Инессе.
Эта фраза отрезвила Глеба.
– Простите, – произнёс он, – прощайте, – он почти побежал к своей машине, в которую забилась Инесса.
– Прощайте, – почти шёпотом обронила Мирослава и почувствовала, как её руку сжал стремительно оказавшийся рядом Морис.
– Не дай бог такое пережить, – сказал Миндаугас.
– Бедная девочка, – согласилась с ним Мирослава.
И в это мгновение она почувствовала, как к её ногам прижался всем своим мягким тёплым существом Дон, и душевная боль стала медленно таять.
А в саду молодая зелёная трава пряталась под опавшей старой листвой, чтобы ранней весной снова заставить мир поверить в неизбежность возрождения и обновления после увядания и сна. И этот круговорот земной жизни, к сожалению или к счастью, никто не может отменить.