«Минута. Все произошло за минуту. Каждое событие – минута», – думал я.
Время от времени я крепко зажмуривал глаза и пытался выкинуть образ Элизы из своей головы, но у меня, как и до этого, снова ничего не выходило. Ее образ накрепко засел у меня в подсознании, не собираясь его покидать.
Образ, где Элиза играла на фортепиано, буравил душу как электрический отбойный молоток15. Я с трудом сидел перед камином, делая вид, что со мной все хорошо; что я полностью спокоен и жизнь приносит мне только радость. Мне было сложно, понимаете? Пять дней, которые показались мне то ли секундами, то ли годами, многое изменили во мне. Постепенно я начал осознавать, что за время болезни свыкся с участью влюбленного страдальца. Я не мог сказать с уверенностью, что принял эту роль с распростертыми объятиями, но и факт того, что принял ее – я опровергать тоже не мог. За пять дней болезни я понял – как бы я не боялся Элизы и своих чувств к ней, бежать от всего этого у меня все равно не получится. Так зачем идти против себя?
Я не мог спокойно сидеть в каминном зале в то время. Мне хотелось к Элизе.
Только вот странно, за все время своей болезни, я не слышал ни одного звука, который бы доносился из моей излюбленной комнаты. Элиза не играла. Все последние пять дней в замке стояла мертвая и вязкая тишина. Ни о каком звучании фортепиано не было и речи.
Почему?
Что случилось?
Я резко поднялся с кресла и рванул на третий этаж, даже не беспокоясь, что столкнусь с кем-нибудь из обитателей замка. Часы уже давно пробили полночь, но мне было до лампочки – встречу я Арона в такой час или нет. Накричит он на меня из-за моих похождений, или нет. Мне, и правда, было на это плевать. В тот момент мною двигала только одна мысль: «Я должен поговорить с Элизой». Ни на что другое я не обращал внимания. Даже учтивая и спокойная Мэри не смогла бы уговорить меня вернуться в постель.
Глава №18
Я уже добежал до третьего этажа, когда в крыле коридора, где находилась комната Элизы, раздались тихие, еле уловимые шорохи. Я замер на последней ступеньке. Наверное, в этот момент я очень смешно выглядел со стороны – эдакий «храбрец», который таращит глаза в беспробудную темноту коридора и сжимается при каждом новом неопознанном звуке. Но там, вдалеке, точно кто-то ходил. Поскольку я не знал, кто это, решил подождать, когда человек уйдет. В панике, я стал думать куда могу спрятаться. Поблизости стояла только скульптура мраморного юноши. Не раздумывая, я спрятался за ней, надеясь, что в темноте мне удастся скрыться.
«Почему они включили свет только около лестницы?», – в панике думал я.
Затаив дыхание, я принялся ждать. Звук шагов нарастал. Кто-то приближался ко мне. В этот момент я отчетливо почувствовал, как у меня засосало под ложечкой.
В таком положении я простоял около тридцати секунд. А потом напугавший меня незнакомец вышел из темноты. В одной руке он держал стопку газет, в другой – пустую кофейную чашку.
– Мистер Феррарс? – удивился и вышел на свет. – Почему вы не спите?
– Мой дорогой мальчик, – губ мужчины коснулась привычная добродушная улыбка и он, отложив газеты на широкий лестничный поручень, протянул мне свою крепкую кисть для рукопожатия. Я ответил ему тем же. – Как раз собирался отходить ко сну. Только перед этим решил побеседовать кое с кем.
Я задержал дыхание в ожидании следующих слов Рональда. Только вот он, казалось, и вовсе забыл, о чем говорил. Его вид был летящим и подозрительным. Одна лишь его загадочная улыбка наводила на странные мысли, которые тут же начали атаковать мой незащищенный мозг. Я не понимал, что происходит и почему мистер Феррарс так счастлив.
– Ах, какая все-таки сегодня прекрасная ночь, – через пару секунд молчания, вздохнул Рональд. – Она создана для разговоров при свечах, тебе так не кажется?
– Эм, – я улыбнулся и смущенно поглядел на мужчину. Мне показалось, что я попал в кино, где один персонаж пытался задурить другого. Если честно, я не понимал, о чем говорил Рональд. На секунду даже подумал, что мужчина тронулся умом.
– Ну, ладно, ДжонгХен, – Рональд похлопал меня свободной рукой по плечу, – я пошел спать, время уже позднее, а завтра очень сложный день. Спокойной ночи.
Рональд забрал с лестничных поручней стопку газет и, как ни в чем небывало, стал вальяжно спускаться по лестнице, при этом бормоча себе под нос какую-то веселую песенку. Я же смотрел ему вслед, не моргая.
– А, и еще, – Рональд остановился. Он даже не развернулся ко мне лицом. – Она тебя ждет.
Я неосознанно улыбнулся.
Представьте, что за руку вас взял любимый человек, показывая тем самым, как вы ему дороги. Что вы почувствуете в этот момент? Скорее всего, тепло? А что еще? Какой-то неясный сгусток в области груди? Не торопитесь, подумайте. Так вот, в тот момент, после слов Рональда, я тоже был человеком, которого взяли за руку. Не физически. Лишь в представлении. «Она тебя ждет» – оказалось лучше любых объятий; лучше, чем касание рук. Это – подтверждение тому, что я тоже, быть может, ей почему-то очень нужен.
Эти слова подарили мне крылья. Сгусток в области груди оказался счастьем.
– Спасибо, – тихо прошептал я, наблюдая за Рональдом. Спустившись на второй этаж, он скрылся в правом крыле.
Проводив Рональда взглядом, я тут же подорвался с места и побежал в сторону уже знакомой мне комнаты. Я гнал, как скаковая лошадь, даже не заботясь ни о дыхалке, ни о слабом организме, нагрузка которому была строго противопоказана. Я еще не до конца выздоровел, чтобы так быстро бегать. Да и откуда у меня вообще появились силы? Последние дни я только и делал, что находился в горизонтальном положении, ничем особо себя не нагружая. Но пока я бежал, мне было до лампочки – добегу я до «финиша» или распластаюсь в коридоре на бардовом ковре. Главное – не стоять на месте, не медлить. Быстрее, быстрее к Элизе.
Добежав до двери с серебряной ручкой буквально за пару минут, я остановился, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями. Я не мог просто так вломиться к девушке в комнату и сказать ей: «Ну что, привет! Давно не виделись. Как твое ничего?».
Пока я пытался отдышаться, заметил, как холодеют мои руки. Тело, разгоряченное после бега, стало молниеносно остывать. Я уверен, если бы кто-то наблюдал за мной со стороны, он увидел пар и услышал шипение. Примерно такие же звуки получаются, когда разгоряченную сковороду опускают под ледяную воду.
Мне стало нестерпимо зябко. И в этот момент я ощутил присутствие страха на своем плече. Он подошел ко мне со спины и обнял как старого друга. Страх напомнил мне, что пусть меня тянет к Элизе, на самом деле я боюсь ее. Но боюсь не так, как главные герои фильмов ужасов своих врагов или нечисть. Элиза никогда не вызывала во мне таких чувств. Дело было в другом. У меня до сих пор не укладывалось в голове, что за закрытой дверью находится всего лишь человеческая субстанция. Не человек, а призрак. Призрак девушки, которая родилась и умерла в 18 веке. Она стала свидетелем того, о чем я только читал в исторической прозе. Я никак не мог принять эту информацию и успокоиться. Хотел, но не мог.
У меня с детства непереносимость всего, что касается смерти. Когда бабушка умерла от воспаления легких, я со скрипом на сердце пришел проститься с ней. Подходить к гробу, наклоняться к нему – нет, увольте. Я лишь постоял у порога прощального зала. Я не переносил мертвых. Они пугали меня, хотя взрослые всегда говорили:
– Зачем бояться мертвых? Они же не сделают тебе ничего плохого.
С этим нельзя было поспорить. Бояться нужно не мертвых, бояться нужно живых. Но когда я узнал, что призраки существуют, мне стало неуютно. Ведь получалось, раз мистика реальна, то в нашем мире живут не только добрые, но и злые призраки. Например, дух того же Аластара Блэка. А почему нет? Ведь его душа грешна – он убил человека, применив черную магию. Такое даже в аду не прощается.
Только перед дверью я понял, как двояки мои чувства. С одной стороны я остро желал взглянуть на Элизу и поговорить с ней, но с другой – боялся даже сидеть рядом.
Чувства к призраку – это не то, что принимаешь сразу. С таким невозможно смириться даже через неделю. И я был тому наглядное подтверждение.
Страх, как пуховое перо, щекотал мне душу, а я стоял истуканом с каменным выражением лица. Он провоцировал меня, я не поддавался. Плотно сжимая зубы, смотрел на дверь и не решался ее отворить. У меня даже начали болеть десны. Я пытался внушить себе, что никакой страх не собьет меня с поставленной цели, но на деле трясся как осиновый лист на ветру.
Набрав в легкие как можно больше кислорода, я все-таки открыл дверь, и решительно переступил порог проклятой комнаты. И первое, что бросилось мне в глаза, когда я зашел – играющие тени. Как и обычно, здесь отсутствовало электричество. Промозглую комнату освещали только свечи. Они стояли в старом канделябре на фортепиано, за которым сидела Элиза. Она не шевелилась.
Я снова глубоко вздохнул и сделал свой второй шаг навстречу девушке. Страх остался в коридоре. Он растворился, когда я закрыл за собой дверь.
Глава №19
Когда я зашел в комнату, Элиза сидела за фортепиано. Она рассматривала клавиши и со стороны казалась обычной девушкой. Элиза ничем не отличалась от живых. Ее бледная кожа не светилась. Только синеватые губы сильно бросались в глаза.
Девушка была живым мертвецом. Раньше я не понимал сочетание прямо противоположных друг другу слов, но столкнувшись с таким феноменом в жизни, о многом стал думать иначе. Живой мертвец. Живой дух. Чистой воды оксюморон.
– Привет, – тихо сказал я. Былая уверенность покинула меня, и я снова начал напоминать изваяние. Только теперь не от страха, а от смущения. Я не знал, что сказать человеку, который жил больше двухсот лет. Представить, что передо мной сидит обычная девушка, простите, никак не получалось.