Мистическая любовь. За гранью разумного.
Только вот Элиза ничего ко мне не испытывала. Она меня не любила и даже не была влюблена. В ее глазах, когда мы общались, таился интерес, но не более того. И она до сих пор скрывала свое прошлое. Она прятала его в шкафу, который был закрыт на амбарный замок.
Но как-то раз, когда мы с Элизой сидели около фортепиано, она рассказала мне о своем прошлом. Правда, случилось это не сразу. Вначале мы говорили на совершенно другую тему – я попросил Элизу научить меня игре на фортепиано. Это был уже четвертый вечер моих уговоров. Девушка постоянно отказывалась, аргументируя свое «не хочу» несущественной ерундой.
– Не думаю, что у тебя что-то выйдет, – Элиза в очередной раз выслушала мою просьбу и замялась. – Если это не твое, то не получится. Вот с чего это ты вдруг решил научиться играть на фортепиано?
– Если это не мое, то не получится, – повторил я слова девушки и закатил глаза. – Да как я пойму – мое это или нет, если ты даже не хочешь показать мне пару музыкальных приемчиков?
– У тебя есть слух? – спросила девушка.
– Я не знаю, – грустно вздохнул я. – Вроде есть, но точно не уверен.
– Хорошо, уговорил, давай проверим. Я не буду нагружать тебя теорией игры на фортепиано, хотя это очень важная часть всего обучения. Сейчас мы просто сыграем пару аккордов и отточим гаммы. Согласен?
– Гаммы? – переспросил я, понимая, что явно нахожусь с Элизой не на одной волне.
– Господи, – процедила Элиза сквозь зубы. В этот момент мне стало жарко. Кажется, я залился стыдливым румянцем. – Гаммы – это развитие моторики и беглости пальцев, постановка руки, выработка идеального звука и нужного звуковедения. Я не понимаю, как можно научить человека игре на фортепиано, если он не знает даже этого!
– Но ты же учишь детей! Почему не можешь научить и меня?! – воскликнул я.
Мы оба замолчали, глядя друг на друга в упор. Эмоции на лице Элизы дали мне информации больше, чем если бы девушка озвучила свои мысли. Она разозлилась. А точнее – это я ее разозлил. От обиды на ее постоянное «не хочу тебя обучать игре», я становился до омерзения противным человеком. Еще с детства во мне выработалась привычка – если делали не по-моему, я злился и кричал. Бычий характер разрывал меня, заставляя покрываться тело красными пятнами злости. Поэтому и в ситуации с Элизой я не выдержал и повысил голос, как маленький ребенок, которому родители не купили игрушку. И моей игрушкой была Элиза. Я хотел сыграть с ней какое-нибудь произведение, чтобы понять девушку через ее творчество; хотел почувствовать ритм, который бы овладел нами в процессе парной игры, а она… она – нет. Либо хотела, но прошлое вставляло палки в колеса экипажа, в котором ехала девушка.
Я даже не думал о причинах ежедневных отказов. Только потом осознал свою глупость. Элиза не хотела обучать меня игре на фортепиано не просто так.
– Думаю, ДжонгХен, у нас с тобой сегодня ничего не получится, – Элиза нарушила тяготеющее молчание. – Мне, правда, очень жаль, но не сегодня. В другой раз, хорошо?
Я молчал, глядя на свои руки. Меня охватил стыд за свое поведение. Я, правда, не понимал, почему так получилось. Мне просто захотелось выплеснуть наружу свою обиду и, может быть, даже ревность.
– Прости меня, – прошептал я. Я вложил в эти слова даже больше, чем, наверное, следовало. – Прости меня, пожалуйста.
– Все в порядке, – по голосу Элизы я понял, что она слегка улыбнулась. Это успокоило мое израненное тревогой сердце. Оно позволило мне посмотреть на обладателя пусть кроткой, но очаровательной улыбки без стыда. Я поднял взгляд на Элизу и не прогадал – пусть она уже не улыбалась, а просто сидела, глядя на меня, на ее губах все еще присутствовала тень той мимолетной нежности. С опозданием, но я улыбнулся в ответ.
– Я никогда и никого не обучала игре на фортепиано. Ни один современный наследник не мог играть на этом инструменте, поэтому твои обвинения на мой счет не обоснованы.
– Что? – удивился я, понимая, какой же все-таки я идиот и болван. – То есть как это – не обучала?
– То и значит, – Элиза поднялась с банкетки и подошла к окну. На улице ярко светила луна. На Англию опустилась поздняя ночь. – Наследников прошлых веков игре обучал другой наставник, не я. А современные хозяева замка, в число которых входит и Рональд, не умеют играть – им это просто не нужно. А вот в прошлом, в восемнадцатом и девятнадцатом веке, умение владеть инструментами очень ценилось.
– Элиза, пожалуйста, прошу тебя, – взмолился я, глядя на спину пианистки, – научи меня играть одну из своих мелодий. Я очень хочу сыграть с тобой в дуэте.
Элиза молчала, разжигая в моей душе огонь, который все равно не согрел бы меня в присутствии девушки. Я мерз. Как бы меня ни грела любовь, кожа все равно покрывалась неприятными мурашками от пробегающего по ней холодка. Элиза развернулась ко мне. Выражение ее лица в тот момент очень сильно меня напугало – я никогда не видел ее такой серьезной.
– Хорошо, ДжонгХен, давай сыграем с тобой что-нибудь. Я надеюсь, ты быстро схватываешь. Если ты хочешь просто исполнить одну композицию, то я не буду тебе ничего рассказывать. Мы просто сядем, ты запомнишь расстановку пальцев, и мы сыграем. Ты согласен попробовать? Скажу честно, я не представляю, что из этого всего выйдет – так научиться играть невозможно. Не зная азов!
– Давай просто попробуем, – согласился я, понимая, что одна маленькая мечта скоро сбудется – вот уже две недели я только и грезил о том, чтобы посидеть с Элизой рядом за ее инструментом. Мысль, что она разрешила мне прикоснуться к фортепиано, сделала меня самым счастливым обитателем этого замка.
Мы приступили к практике, не зная теории, рассчитывая лишь на мою хорошую память и не зажатость пальцев рук – Элиза явно ждала, что они станцуют на клавишах «Лебединое озеро».
– Что будем играть? – спросила у меня Элиза, когда мы все-таки уселись вместе перед фортепиано.
– Помнишь нашу первую встречу?
– Помню, – не колеблясь, ответила девушка.
– Ты играла очень грустную мелодию. Когда я ее слушал, мне казалось, что я умру от боли. Элиза, я хочу научиться играть именно эту композицию.
Девушка задумалась, глядя на клап, который скрывал клавиши. Прошло не меньше минуты, прежде чем она сказала: «Хорошо», и длинными пальцами рук открыла инструмент. Она сделала это так изящно! Ей Богу, я не знал, как вытерплю все предстоящие часы нашего обучения. Я боялся, что задохнусь от такой красоты.
Элиза показывала мне расстановку пальцев около получаса, только после этого я еле-еле смог повторить за ней пару аккордов. Они оказались началом волшебной мелодии. Поскольку я был сконцентрирован на технике игры, а не на самом звучании, мне не удалось расчувствоваться так, как это было в первый день. Когда я принялся за обучение, во мне выключилась кнопка, которая отвечала за чувствительность. Я отдался игре без остатка. Но не нужно думать, что у меня все стало получаться с первого раза. Очень часто Элиза останавливала меня и говорила, где я ошибся. Девушка объясняла мне, как правильно надавливать пальцами, где это требует мелодичности, а где страстного порыва. Рассказывая обо всем этом, она сама, казалось, о многом забывала, думая только о музыке. В который раз я убедился, что игра на фортепиано – это ее стихия.
Я запомнил комбинацию первой части мелодии только чрез два часа практики. Когда я понял, что уже могу кое-как сыграть, я сообщил об этом Элизе.
– Ты уверен в этом? – спросил девушка. – Если да, то вперед. Попробуй сначала один, чтобы все еще раз вспомнить и закрепить. А уже потом попробуем сыграть вместе.
Элиза встала с банкетки и дала мне больше пространства. Я сел на середину, размял пальцы, шею и посмотрел на клавиши музыкального инструмента.
– Ты сможешь, ты не опозоришься, – себе под нос прошептал я и слегка кашлянул. Я взял себя в руки и опустил пальцы на клавиши. В этот же миг я почувствовал, как мое тело пронзило сосульками. Зажмурив глаза и глубоко вздохнув, я пару раз мотнул головой. Мне показалось, что меня окольцевала тоска. Еще пару минут назад я был вполне адекватным парнем, а тут на меня снова откуда ни возьмись свалился кирпич грусти. Он упал мне на голову и проломил череп.
В этот момент Элиза стояла у меня за спиной, у закрытого окна. Моя спина леденела, но я радовался этому как ребенок первому снегу. Мне было важно чувствовать Элизу рядом с собой.
Я сделал пару глубоких вдохов и выдохов и начал неловко играть, вслушиваясь в каждый аккорд. У меня получалось. Мои пальцы создавали мелодию! Пусть эта игра не казалась такой же проникновенной, как у Элизы, она все равно была способна коснуться чьей-то души. Сам посыл этой мелодии оказывал магическое влияние на человеческую душу. Он завораживал, околдовывал, нажимал когтями на сердце и выцеживал из него кровь.
Пока я играл на фортепиано, затылком чувствовал – с Элизой не все в порядке. Мне казалось, она плачет. Звуки аккордов смешивались с еле слышимыми всхлипами. Сначала я подумал, что мне мерещится, но, когда всхлипы стали звучать громче и отчетливее, я прекратил игру и резко развернулся к Элизе. Мне не показалось – девушка плакала. Испуганно взглянув на нее, я увидел, как блестит от соленых и горьких слез ее кукольное лицо. Уже через секунду Элизу накрыла истерика.
В этот момент в комнате стало еще холоднее. Если раньше между нами пролегала осень, то теперь же наступали на пятки суровые январские морозы.
– Элиза, – я тихо позвал девушку, осторожно и очень медленно вставая с банкетки. У меня даже ноги не двигались от холода. – Элиза, что… почему ты…
Я не знал, что мне делать. Когда кто-то начинал плакать, я всегда терялся. И тут, неловко подойдя к девушке, я встал рядом с ней, не понимая, что говорить.
Мне так сильно захотелось обнять Элизу, но я не знал, что после этого будет. Пройдет ли моя рука сквозь нее? Что я почувствую? И почувствую ли что-нибудь вообще? Мне было страшно прикоснуться к ней, но вместе с тем мои руки изнывали от желания дотронуться до мраморной кожи любимого человека.