– А-а-а, это вы, – вздохнул Эдвард. – Что вам нужно? Разве я не ясно объяснил вашему другу?
«Объяснил?! В каком это смысле?»
– Простите, вы имели в виду «объяснился»? – занервничал я. Мне показалось, что я не понимаю смысла слов, которые произносил Эдвард. Он говорил так бегло! У меня даже начала кружиться голова от его произношения.
– Да, именно так, – кивнул мужчина и хлебнул кофе. – Я же ему сказал, что не вернусь в замок, ведь в этом нет никакого смысла.
– Простите, – я поклонился Эдварду, трясущимися руками достал из заднего кармана джинс разговорник и принялся судорожно перелистывать его тонкие страницы. Я совершенно не понимал, о чем говорил Феррарс.
– Я никогда не вернусь в замок, – уже громче сказал Эдвард, думая, что я его плохо слышу. На этот раз я понял, о чем он.
– Почему?
– В этом нет никакого смысла. И это все знают.
– Нет смысла?
– Да, – поправив серый галстук, ответил Феррарс. – Передавайте отцу привет, а сейчас… мне нужно идти. Всего доброго.
– Стойте, – я схватил Эдварда за рукав пиджака, понимая, как странно это выглядит со стороны. – Прошу, вернитесь.
– Нет, парень, я не вернусь.
– Она ведь погибнет…
Глаза Эдварда страшно блеснули, когда я упомянул Элизу. Я не мог знать наверняка, но мне показалось – тело мужчины окаменело, когда он услышал местоимение «она». Эдвард сразу понял, о ком идет речь. Его лицо побагровело, а рот приоткрылся в гневном оскале. Феррарса перекосило от ненависти. До этого момента я и подумать не мог, что такие красивые люди бывают так омерзительны в гневе.
– Я же уже сказал нет! – Спустя пару секунд страшного молчания, гаркнул Эдвард Феррарс. Я все еще держал его за рукав, пытаясь разобрать слова, которые он гневно выплевывал мне в лицо. Получалось с трудом. – Я все объяснил вашему другу и не обязан рассказывать это во второй раз! Вам ясно, молодой человек?! Я не попугай, который получает удовольствие, когда говорит одно и то же по несколько сотен раз. И не клоун, над которым можно смеяться! Здесь вам не цирк! Проваливайте! Чтобы я вас больше не видел! Сотрите из памяти мое место работы и валите в свой Китай, или откуда вы там, уж не знаю!
Ослабив хватку, я отпустил Эдварда и посмотрел на него с сочувствием.
– Зачем я сюда приехал?.. – самому себе на корейском прошептал я, не отводя холодного взгляда от Эдварда, который в это время отряхивал пиджак в том месте, где еще пару секунд назад были мои пальцы. – Ты жалок!
Ядовито выплюнув это слово на английском, я развернулся и пошел прочь.
– Ты ничего не знаешь, сопляк! – это последнее, что я слышал от Эдварда.
Сжав руки в кулаки, я быстро перебирал ногами, шагая по улице и гоняя кислород по организму с двойной силой. Я дышал глубоко и часто, а мое лицо, кажется, стало краснеть, напоминая переспелый нектарин. Я чувствовал жар с головы до ног. Мне хотелось развернуться, догнать Эдварда и врезать ему со всей силой по его смазливому лицу. Но вот незадача – я сам не понимал, на что именно злюсь. На то, что Эдвард такой кретин или, быть может, потому что ему наплевать на родного отца?
Но вместе со злостью я понимал – этот короткий разговор с Эдвардом вразумил меня. Когда я шел, гневно смотря себе под ноги, я злился не из-за того, что на меня только что наорали и послали куда подальше. Нет, мне было наплевать на оскорбления. Первый раз в жизни я думал не о своей задетой самооценке, о другом человеке, которому не мог помочь. Я думал об Элизе. Что это, неужели любовь?
Купив кофе для успокоения нервов, я сел на лавочку у кофейни и начал прокручивать разговор с Эдвардом как кинопленку.
– Я все объяснил вашему другу, – говорил Эдвард.
– Эдвард не может иметь детей, – совсем недавно сообщил Арон.
Голоса звенели в моей голове подобно маленьким, раздражающим колокольчикам. Пазлы сошлись. Я понял все, что происходило за моей спиной; все, что скрывал от меня Арон, стараясь оградить от нежелательных известий. Но вот незадача! Из-за его добродетельного поступка я остался в проигрыше. Я стал посмешищем перед Эдвардом, который отказал нам еще тогда, в здании офиса. Я не понимал только одного, как он сказал Арону, что не может иметь детей. Разве о таких вещах рассказывают первым встречным?
Со злостью смяв пустой стаканчик из-под кофе в руке, я выбросил его в урну. А потом я потерял связь с реальным миром и провалился в черную дыру собственного разума. Я стал думать о словах и поведении Арона за последние сутки, пытаясь найти всему этому логическое объяснение. Я вновь и вновь возвращался в прошлое, чтобы понять, где еще он успел мне соврать. А потом я вспомнил об Элизе, и тоска по ней вгрызлась в мое сердце как изголодавшийся зверь. Мне казалось, мой внутренний орган с каждой минутой превращается в рваное месиво.
Я был не в силах спасти девушку от одиночества. И сидя на лавочке, когда вокруг меня шумел город, я пропал в мыслях, пытаясь найти в себе хоть какой-нибудь отголосок света. Я не терял надежды. Мне уже не во что было верить, но я продолжать это делать, руководствуясь лишь своим предчувствием, которое редко меня подводило. Я надеялся на чудо, понимая, что только оно и может помочь Элизе Феррарс остаться в «живых».
С каждым новым днем я все больше и больше походил на безумца, заточенного в свои мечты и желания. Я становился пленником. Но винить в этом было абсолютно некого. Я сам выбрал себе такую судьбу.
Поговорив с Эдвардом, я понял, что не хочу возвращаться в Беркшир. Я мог купить билет на дообеденный поезд и покинуть Лондон, словно меня и не было в городе. Только делать этого я совсем не хотел. Я понимал, что это первый и последний раз, когда я могу в одиночестве прогуляться по улицам столицы Великобритании, занимаясь любимым делом – я решил наблюдать за другими людьми. Я даже не боялся заблудиться. Мне было все равно.
Я гулял по Лондону целый день. Я пытался запомнить каждый его светофор, каждую улицу и каждый поворот. Я всматривался в лица проходящих мимо меня англичан и глазами фотографировал их, оставляя получившееся снимки на задворках памяти, чтобы всегда иметь возможность насладиться лицами, которых больше никогда не увидел бы в жизни.
Греясь на солнышке, я запоминал его тепло и ласку, а потом тут же воспроизводил в голове свой первый день в Англии. Лондон встретил меня дождем, а провожать норовил солнцем. Чтобы я вернулся? А вернусь ли я еще когда-нибудь сюда? Вопрос, на который тогда так трудно было дать точный ответ, ведь я даже не знал, что ждет меня через час, два и даже неделю и месяц.
Вскоре я зашел в кофейню, где еще несколько дней назад сидел с Ароном, и заказал капучино с ореховым сиропом. В тот момент я испытывал такую сильную тоску, что готов был потратить огромную сумму денег на кофе, лишь бы избавиться от этого склизкого опустошения. Я хотел заполнить чем-то дыру, которая образовалась в сердце. И помочь в этом мог именно кофе. Как всегда. Когда больно, грустно, тоскливо и одиноко, я пью кофе ведрами. Я нахожу спасение в этом напитке. Кто придумал его? Я хочу сказать этому человеку спасибо. Благодаря ему у меня всегда есть какая-то отдушина помимо книг.
Возвращаясь мыслями к Арону и нашему первому приезду из Беркшира в Лондон, я многое понял. Эдвард, узнав, что мы знакомы с его отцом, объяснил всю ситуацию. Без криков. Я не знаю, как он это сделал, – сказать чужому человеку о личных вещах непозволительно, – но Арон узнал. Он узнал не от Рональда. А от Эдварда. Именно тогда, в холле компании Уиллис Билдинг. А я ничего не понял. Я ведь так глуп. Арон просто не смог сразу сказать мне правду и придумал эту историю с кафе. С самого начала туда никто не должен был приходить. Врун. И эта последняя фраза Эдварда «до встречи» – что она означала? До какой, черт возьми, встречи? На протяжении всего времени это фраза была для меня спасательным кругом. Но в итоге она не помогла мне. Она меня утопила. Неужели эти слова – просьба Арона? Дополнительная порция лапши, которую я и так уже переел?
Думая обо всем этом, я погибал, не зная, что делать дальше. Элиза… Нет, Леди Элизабет. Она ведь ни в чем не была виновна. Она не могла остаться в одиночестве, но и спасти ее оказалось заданием не из простых.
Бессилие. Полное, уничтожающее бессилие. Гуляя по Лондону, и думая о ситуации, в которой мы все оказались – Элиза, я, Арон, Рональд, – я задыхался. Время наступало на горло, перекрывая мне весь кислород.
Я отправился в Беркшир, когда на Биг Бене пробило пяти часов вечера.
«Арон, наверное, уже пьет только что заваренный чай, – подумал я, горько усмехаясь. – Интересно, о чем он сейчас думает? Признал ли свою ошибку? Раскаялся ли во вранье?».
Из-за Арона я упал с небес на землю. И переломал себе все, что только можно.
Постукивание колес электрички успокаивало меня. Сидя возле окна, я на минуту прикрыл глаза, понимая, как все-таки сильно устал и измучился. Сил не было. Ни грамма. Я устал даже дышать, не то, чтобы шевелить руками или ногами. Когда я в последний раз нормально отдыхал? Когда в последний раз довольствовался крепким и долгим сном? Когда, черт возьми, моя душа чувствовала умиротворение и спокойствие? Я не помнил. Мне казалось, что это было не меньше ста лет назад.
Под постукивание колес я уснул мгновенно. Я покинул внешний мир, отправляясь очень далеко, в свое подсознание. Что мне снилось? Холод. Я запомнил лишь черную пелену и ледяное дыхание. Пелена душила и пугала меня, а холод обнимал, замораживая все внутренние органы. Зябко. Я дрожал изнутри, хотя в поезде было тепло. И этот холод… он отличался от холода Элизы. Холод внутри меня был намного свирепее. Что-то необратимое. Холод черной магии. Он жил внутри меня. Он питался мной. Он меня уничтожал. Я, пока жил в Англии, пропитался этой чертовщиной насквозь.
Я проснулся так же внезапно, как и заснул. Все мое тело было влажным и неприятным от пота. Поежившись, я выглянул в окно, пытаясь узнать местность, что мы проезжали. Только напрасно – леса и поля с кукурузой везде были одинаковые и понять – проехали мы Беркшир или нет – оказалось невозможным. Туристу, вроде меня, их не отличить.