– Не нравится мне все это, Рональд, – сказал он мне тогда.
Я не понял, о чем это он. Только когда не мог найти с Эдвардом общий язык, догадался. Все наследники, кроме моего сына, общались с Элизой с самых первых дней. И только Эд должен был родиться за пределами Беркшира – там, где призраков не существовало.
Когда он родился, мне было двадцать, а Лорен двадцать три. Сказать, какими мы были родителями? Никудышными. Я не видел, как мой сын делал первые шаги, не знал, каким было его первое слово. Я пропадал в Оксфорде, наслаждался студенческой жизнью, отправлял деньги Лорен в Лондон, но не видел сына. А потом я уехал в Китай на стажировку на пару месяцев. Моя жена в это время сидела дома и не работала. Ее мечты о карьере рухнули. Был только Эдвард и вино, которое она пила сначала по одному бокалу в день, чтобы отдохнуть, а потом по одной бутылке, чтобы забыться. Когда я закончил университет и прошел стажировку, в Лондоне меня встретил трехлетний сын и жена-алкоголичка, которая прятала спирт за туалетным бачком. О каком счастье могла идти речь? Мне было двадцать три года, а моя жизнь грозилась превратиться в сущий ад.
Но долг был долгом. Я устроился на работу, пытаясь заработать хоть какие-то деньги. Эдвард уже начал ходить в садик, но Лорен так и не начала работать. После рождения сына она стала какой-то другой. Вся мудрость, которая жила в ней, испарилась. Ее все устраивало в нашей супружеской жизни – я приносил зарплату и время от времени занимался сыном. Второе получалось так себе – я просто отводил и забирал его из садика. Все. Так прошло еще три года, а потом случилось то, о чем я боюсь даже вспоминать.
В тот вечер я пришел с работы домой чуть позже – Лорен обещала забрать Эдварда из садика, поэтому я вздохнул и почти ощутил вкус свободы. Жена очень редко давала мне отдохнуть. Но тогда я пожалел, что не сходил за Эдвардом сам. Когда я вернулся домой, он лежал под столом кверху животом и плакал. Его спина была вся в крови. Лорен в это время сидела на стуле с ремнем. Он себя как-то не так повел и разозлил ее. Лорен много выпила и не понимала, что творит. Это было не впервой – как-то раз она не уследила и чуть не утопила нашего сына в ванной. Я простил ей это, но не забыл. И вечер 1993 года стал решающим. У меня внутри что-то щелкнуло, и я понял – так больше продолжаться не может. Уже на следующее утро в суде лежало заявление на расторжение брака и на лишение Лорен родительских прав. Насилие в семье с угрозой смерти – не пустяки. Развод тянулся очень долго – почти полтора года. Но я выиграл дело, Эдварда передали мне на полное попечение, а Лорен лишили родительских прав.
Казалось, все встает на свои места. Но осталась проблема – Эдвард ничего не знал об Элизе. Когда он еще был совсем маленьким, я очень часто читал ему мистические истории про добрых призраков, но это никак не повлияло на его мировоззрение. Призраки – это ненормально. Призраков в обычной жизни не существует.
В 1995 году, после смерти моего отца, мы переехали в замок. Полгода после суда я пытался настроить Эдварда на встречу с «необычной девушкой», но у меня так ничего и не вышло. Когда Эд познакомился с Элизой, мне показалось, через него пропустили ток. Он заорал и спрятался в своей комнате. Ни я, ни Мэри не могли достучаться до него три дня. Он закрылся и не высовывался. И когда это произошло, я вспомнил предсмертные слова отца. Он сказал:
– Во что бы то ни стало, Рональд, найди с сыном общий язык, он должен проникнуться Элизой и остаться здесь до самой смерти. Сейчас молодежь слишком свободная. Не позволь Эдварду вольностей. Никогда не забывай: Фераррсы не знают свободы. Замок Беркшир – это наша судьба. От него нельзя отказаться.
Я подвел своего отца. А моя мать тогда уже была немного не в себе. Ну, знаешь, это старческое. Поэтому на ее помощь я не рассчитывал. Она жила в доме престарелых и купалась в бассейне. Ей не было дела ни до меня, ни до замка. Все жены Феррарсов терпеть не могли Элизу. Поэтому, когда их мужья умирали, те уезжали из этого места. Я поддерживал с мамой связь до самой ее смерти, но когда приглашал в замок, она сначала громко хохотала, а потом говорила:
– Дай мне пожить, черт возьми.
Ни одна жена Феррарс нормально не жила. Поэтому не получив помощь от матери, я сам пытался воспитать Эдварда. Но этого у меня не получилось. Сын ненавидел меня и хотел сбежать. Что он и сделал, когда ему исполнилось четырнадцать лет. Он нашел у меня в кабинете адрес Лорен и ночью отправился к ней. Как ему удалось преодолеть расстояние от Беркшира до Лондона – загадка. А потом я начал пытаться вернуть Эдварда назад. Оказалось – бесполезно. Снова был суд. Но в этот раз Лорен признали матерью. Она не пила, работала. Я вообще ее не узнал, когда мы встретились с ней в начале 2000-х. Это была не моя бывшая жена, а чужая женщина, которая злилась на меня так сильно, что готова была убить. За что? За то, что отнял у нее Эдварда и привез его в замок. За то, что хотел сделать из него наследника и обречь жизнь на страдания. Как бы там ни было, Лорен переживала за сына. Не удивлюсь, если это она помогла Эдварду сбежать.
Я пытался получить расположение Эдварда одиннадцать лет. Сначала встречал после школы, потом после университета. Звонил несколько раз в неделю, предлагал встречи. Но он посылал меня. А потом, в 2012, когда Эдварду было двадцать пять лет, я узнал, что он бесплоден. Эдвард сам мне об этом рассказал. Приехал в замок и начал кричать, возмущаться, требовать объяснений. Он обвинял наш род в черной магии. В этом он видел причину своей болезни. Он считал, что во всем виноват я – разозлился, что он ушел, и навел порчу. Что поделать, у него с детства была шаткая психика. Он рос не в обычной семье. С этим уже ничего нельзя было поделать, поэтому я смирился с его чрезмерной эмоциональностью. Но тот факт, что мой сын по каким-то причинам не мог иметь детей – перечеркивал весь род Феррарсов. Я очень сильно испугался, ведь даже несмотря на нашу ссору с Эдвардом, у меня была надежда, что он вернется. Тогда же, после его истерики, я потерял абсолютно все. Я даже думал об искусственном оплодотворении. Мне нужен был ребенок, но… это бы мало чем помогло. И тогда я кое о чем вспомнил.
– Понимаешь, тут такое дело, ДжонгХен, – Рональд слегка ухмыльнулся, смотря на ковер, – у меня были подозрения, что во время развода Лорен была беременна. За несколько недель до суда в нас что-то щелкнуло, и мы снова стали близки. Всего на одну ночь, но… Во время суда у Лорен живота еще не было видно, симптомов тоже, но я нашел квитанцию от гинеколога. Она оплатила счет за узи плода. Не найди я случайно этот клочок бумаги, все осталось бы в тайне. К слову, только эта квитанция и навела меня на мысли о беременности Лорен. Но в тот период жизни все так запуталось, мне было не до этой новости. Я хотел сбежать как можно скорее и начать с Эдвардом новую жизнь.
Но квитанцию я забрал с собой. Она валялась сначала у меня в кейсе, потом я переложил ее в ящик стола и завалил ненужной документацией. И когда у меня возникли серьезные проблемы с Эдвардом, я не нашел выхода лучше, как перевернуть весь Лондон, чтобы найти гинеколога моей бывшей жены. Им оказался тот, кто наблюдал за ее беременностью Эдвардом. Мужчина был хороший, да и меня уважал очень сильно. Отыскав его, я попросил ответить всего лишь на один вопрос: «Лорен была беременна вторым ребенком?». Сначала гинеколог не хотел ничего говорить из-за конфиденциальности информации, но вскоре сдался под тяжестью денег и моего авторитета. «Да, – сказал он, глядя в амбулаторный документ. – Когда я последний раз обследовал Лорен, у нее была шестая неделя». Почти все встало на свои места, жизнь подарила мне надежду – у меня есть еще сын или дочь. В тот момент я готов был принять не только мальчика, но и девочку. Уж лучше нарушить традицию и оставить замок с наследницей, чем позволить ему превратиться в руины. Но была проблема. Я не знал – оставила ли Лорен ребенка. К тому гинекологу она больше не обращалась. Когда я ушел от нее с Эдвардом, она могла причинить малышу все что угодно. Хотя аборт я не рассматривал из-за ее риска заболеть раком. В общем, моя голова шла кругом.
Ответа на свои вопросы я не знал до сегодняшнего дня. Эдвард все это время был моим ключом, но я не мог к нему подобраться и обо всем расспросить. Даже когда ездил к нему на работу, он молчал. Он не отвечал на мои вопросы о брате или сестре. Он сохранял холодное выражение лица, а после уходил, не оглядываясь. Он издевался надо мной, показывая свою обиду. Эдвард злился на меня из-за своего детства, а также из-за «порчи». Его бросила любимая девушка, узнав, что он не может иметь детей. Он ненавидел меня. Он ненавидел весь наш род.
И вот именно в этот момент Арон попросил разрешения пригласить своего добрейшего друга к нам в гости. Пусть идея появилась в моей голове не сразу, но, все-таки поселившись там, она сделала свое дело. Я решил, что именно ты разузнаешь всю правду. И когда я увидел тебя в первый раз, все мои сомнения на этот счет разом отпали. Ты – золото, о котором я мечтал все долгих пять лет. Только посмотрев в твои чистые и искренние глаза, я понял твою хрупкую душу.
Арон очень сильно переживал как и до твоего приезда, так и после него. Он боялся, что ты узнаешь о призраке замка и всячески хотел скрыть от тебя эту историю. Он даже говорил с Элизой, чтобы она не играла на фортепиано, не гуляла по замку. Я же в это время очень сильно надеялся на вашу встречу с ней. Мое внутреннее чутье подсказывало, что она заинтересует тебя. И когда в один прекрасный день ко мне в кабинет ворвался встревоженный Арон, бегло говоря о том, что его любимый друг, ДжонгХен, случайно отыскал комнату с фортепиано и всю ночь напролет слушал музыку Элизы, ей Богу, я был переполнен чувством радости до краев! Мой план начал работать! Тогда-то я понял, что все идет хорошо. Я попросил Арона все тебе рассказать. Я видел в его глазах недоумение, испуг, но он кивнул головой и быстро покинул мою комнату. Он не знал, что мной руководило, но и допытываться было не в его положении. А потом твое необдуманное купание в ледяной воде и шоковое состояние… После этого я насторожился, но, даже несмотря на это, не переставал радоваться тому, что мой гениальный план очень быстро начал осуществляться. Подумать только!