Краткое время спустя, когда Беккеры уже одевались, чтобы ехать домой, Эдди мягким тоном произнес:
— Элинор, прошу тебя, прими мой совет. Поезжай снова к этому гипнотизеру. Пожалуйста. Этим ты окажешь услугу самой себе. Опять же, терять тебе нечего. Я знаю, о чем говорю. Сделай это ради себя. Сделай это ради Фрэнка. Пожалуйста.
— Может быть, и сделаю, — нерешительно отозвалась она. — Дай мне подумать об этом.
47
Придя в офис в понедельник утром, Лейн застала Глэди в дурном настроении.
— Я начинаю гадать, не закончились ли у нашей графини Ля-ля-ля денежки, — первым делом обратилась она к Лейн. — Она должна мне еще два миллиона, а я, как дура, завезла в ее квартиру все эти картины и скульптуры до того, как получила за них плату. Лейн, я тебе точно говорю, у этой дамочки с деньжатами плохо.
— Так зачем же она подписала контракт на обновление интерьера стоимостью в пять миллионов долларов? — скептически спросила Лейн.
— Думаю, потому, что она привыкла получать денежки из какого-то тайного источника, — ответила Глэди. — А теперь он, вероятно, пересох.
— Но если ее снабжает деньгами Паркер, у него есть краденые пять миллиардов долларов. И пять миллионов для него — это пустяк, — возразила Лейн.
— Зато для меня два миллиона — это очень много, — отрезала Глэди и перевела взгляд на стол, давая понять, что Лейн надо убраться из ее кабинета.
«Ну и денек предстоит!» — подумала Лейн. Она знала, что, когда Глэди выведена из себя, она срывает злость на всех вокруг.
Час спустя Глэди вышла в приемную и накричала на Вивиан за то, что ее стол выглядит «словно там армия постоем стояла». Лейн знала, что Вивиан было поручено вырезать из журналов фотографии домов знаменитостей, чтобы Глэди могла своевременно отслеживать, что поделывают другие дизайнеры.
К счастью для Лейн, Глэди отослала ее на один из мелких заказов — присмотреть за установкой оконных карнизов и мебели в только что обновленном кабинете исполнительного директора рекламного отдела сети продовольственных магазинов.
День опять был ветреный и холодный, и пока Лейн наблюдала за работами, в ее голове хаотично всплывали мысли о Кене. На следующей неделе была очередная годовщина гибели Кена. Вероятно, именно потому ей все так отчетливо вспоминается. Она думала об их свадьбе в церкви Святого Малахии — так называемой «актерской часовне» на 49-й улице, в театральном районе Манхэттена. Лейн почти зримо помнила, как стояла перед алтарем, обмениваясь с Кеном брачными клятвами. Ее мать хотела, чтобы бракосочетание происходило в их церкви в Джорджтауне.
«Я отказала ей, — вспоминала Лейн. — Я совершенно не желала идти к алтарю под руку с Дуайтом. И я огорчила маму еще одним фактом. Я была в простом белом платье, а Кен — в деловом костюме, и после церемонии мы устроили ужин для тридцати друзей. Мама приехала одна. Дуайт был в отъезде, но она знала, что я не хочу его видеть на моей свадьбе».
Кроме того, Лейн не могла отделаться от воспоминаний о том, как дружны были они с матерью в те десять лет после смерти ее отца. Это закончилось, когда в их жизни появился Дуайт. Лейн хотела выкинуть эти мысли из головы. Но снова и снова она принималась гадать, как она себя будет чувствовать, если Кэти в возрасте семнадцати лет по каким-то причинам начнет отстраняться от нее. Поездка в Вашингтон открыла дверь, в которую Лейн совершенно не желала входить. Но и избавиться от этих размышлений не получалось.
Вечером, в шесть часов, Лейн оставила Кэти с Вильмой, села за руль и направилась в Нью-Джерси, томясь предвкушением. На этот раз они встречались с Эриком в «Белла дженте» в Вероне, городке, расположенном неподалеку от Монклера. На первом свидании Эрик спросил у Лейн, любит ли она итальянскую кухню. Та ответила совершенно искренним «да». Когда Глэди и Лейн приглашали клиентов на обед, начальница всегда выбирала какой-нибудь крутой ресторан в Нью-Йорке. Лейн никогда бы в голову не пришло сказать ей о том, что и она сама, и, возможно, некоторые из клиентов предпочли бы тарелку спагетти с простым томатно-базиликовым соусом любому из фирменных блюд, значившихся в меню этих заведений. Лейн терпеть не могла трюфели, которые, похоже, были любимой едой многих гурманов. Но она без малейшего труда призналась в своих пристрастиях Эрику, который со смехом согласился с ней. Он тоже так считал.
Эрик уже был в ресторане, заняв столик у окна. Увидев Лейн, он вскочил на ноги и, взяв ее ладонь обеими руками, легонько поцеловал в щеку.
— Я скучал по тебе, — сказал он. — Как твоя поездка в Вашингтон?
Лейн остро осознала, что не хочет упоминать о Дуйате.
— Мы хорошо провели время, — ответила она. — Было очень забавно показывать Кэти Вашингтон. В конце концов, я жила там первые семнадцать лет своей жизни.
— Я сам постоянно мотался в Вашингтон. Когда я работал в «Морган Стэнли», у нас был довольно обширный список проживающих там клиентов. Я десять лет трудился в отделе по надзору за соблюдением правил, потом ушел в трейдеры.
Он пристально посмотрел на нее.
— Лейн, ты так чудесно выглядишь. Я ужасно скучал по тебе. Я никогда не испытывал подобных чувств к женщине, и это все, что я могу сказать. Как поживает Кэти?
В таунхаусе по соседству с домом Энн Беннет агент ФБР Джонатан Пирс, он же Тони Руссо, подслушал разговор Энн с сыном по телефону. Джон узнал, что Эрик Беннет и Лейн Хармон решили сегодня вечером отправиться в «Белла дженте», но если б он тоже явился в ресторан, это было бы чересчур для простого совпадения.
Еще один агент, Джек Кин, устроился за столиком, соседним с тем, за которым сидели Лейн и Эрик, и развернул в их сторону микрофон подслушивающего устройства. Он слышал, как Эрик рассказывает Лейн, что его мать, похоже, не очень хорошо себя чувствует, однако наотрез отказывается обратиться к врачу.
— Я беспокоюсь о ней, — сказал Эрик, — но не могу заставить ее пойти к доктору. Она бывает очень упрямой.
Когда Кин по завершении вечера отчитался перед Джонатаном, его доклад был коротким:
— Ничего, кроме обычной застольной болтовни. Он очень увлечен ею и даже сказал ей, что никогда прежде такого не испытывал. Ей, похоже, общение с ним доставляло искреннюю радость. После ужина они сели в разные машины. Полагаю, она уже на пути домой.
Хотя сообщение о том, что поднадзорные уехали по отдельности, порадовало Джонатана, он был расстроен, услышав, что Лейн явно наслаждается обществом Эрика.
48
Сильвия старательно припомнила все, что знала о том, чем занимался Беркли Кэмерон в те без малого десять лет, которые прошли с момента их расставания.
Она слышала, что он вложил деньги в съемки нескольких фильмов, которые потом были раскритикованы в пух и прах, но не была уверена, следует ли заговаривать с ним об этом.
В половине седьмого Роберт известил о прибытии Беркли. В последние несколько лет Сильвия ни разу не виделась с Кэмероном, и до нее доходили слухи, что он много времени проводит в Калифорнии.
Когда Роберт проводил его в комнату, Сильвия была потрясена, увидев, насколько старше Беркли выглядит теперь. Руки у него слегка дрожали, он опирался на трость. И все же он в прежней своей куртуазной манере поцеловал Сильвии руку и тем же хорошо поставленным голосом произнес:
— Сильвия, ты просто очаровательна.
В следующие полчаса перед тем, как они отправились в «Мареа», Беркли рассказывал ей о своих экспериментах в Голливуде и вспоминал неизвестные широкой публике истории о режиссерах и актерах, с которыми он познакомился.
— Обстановка там — просто квинтэссенция фальши, однако бодрит достаточно, чтобы я не задумывался о цене.
Потом он добавил:
— Но даже тогда я чувствовал себя одиноко и вспоминал наш маленький роман, закончившийся несколько лет назад. Сильвия, ты самая интересная женщина из всех, кого я встречал, и, честно говоря, мне тебя очень не хватало. Я, конечно, знаю, что ты сошлась с Паркером Беннетом. Но теперь он мертв или, по крайней мере, исчез, и я хотел бы проверить, не сможем ли мы воскресить ту страсть, которую когда-то испытывали.
За ужином Беркли делился с ней воспоминаниями, которые Сильвия слышала и прежде: о том, что он родился в Нижнем Ист-Сайде задолго до того, как это место сделалось престижным, и как ходил в школу по вечерам, а днем продавал ботинки фирмы «Атлас» со скрытым каблуком.
— У этих ботинок были двухдюймовые каблуки, благодаря которым низкие мужчины казались выше. Эта компания давным-давно закрылась. Я ненавидел эту работу так сильно, что до сих пор при виде ботинок со скрытым каблуком ежусь.
Сильвия глянула вниз и отметила, что итальянские ботинки из отлично выделанной кожи, которые были на Беркли, являли разительный контраст с теми, которые он описывал.
Она постоянно следила за тем, как идут дела на фондовом рынке, и когда перевела разговор на эту тему, Беркли оказался в своей стихии. Задавать ему нужные вопросы было очень легко, и она отчетливо видела, насколько он прозорлив и информирован. Ей также было ясно, что он в восторге от себя самого.
За чашкой эспрессо Беркли спросил ее в лоб:
— Сильвия, ты готова возобновить наши отношения?
Она не спешила сказать «да» и сделала вид, будто колеблется. Разочарованно отведя взгляд, Беркли осведомился:
— Ты все еще питаешь чувства к Паркеру Беннету?
— Абсолютно никаких! — Она решительно мотнула головой.
— Хорошо, — ответил Беркли. — Он никогда мне особо не нравился, хотя, должен сказать, я считал его безупречным в финансовых делах человеком. Меня просто потрясло, что он посмел обмануть так много людей, имеющих ограниченные доходы.
— Когда я думаю о том, как он поступил со всеми этими людьми, мне хочется плакать, — согласилась Сильвия. — Ты наверняка знаешь, что я родом отнюдь не из привилегированного класса. И я в ужасе, когда представляю, что он мог бы обмануть и моих родных.
— Именно это мне в тебе и нравится, — сказал Беркли. — Это необычно. Слишком часто я видел, как у множества моих друзей, происходящих из привилегированного класса, складывалось ощущение, что все права принадлежат только им, и это так же естественно, как дыхание. — Он помедлил, затем продолжил: — Сильвия, ты не ответила на мой вопрос. Я помню, как хорошо нам было, когда мы были вдвоем.