ю жену и выражался при этом невероятно цветисто. Но позже я проходила мимо библиотеки по пути в дамскую комнату, а дверь была приоткрыта. Он разговаривал по телефону, и было ясно, что он говорит с какой-то женщиной. Он сказал ей, что вскоре она сможет получить все, что когда-либо желала. Именно тогда я поняла, что если он может обманывать свою жену после того, как столь убедительно вещал о своих чувствах к ней, то может оказаться обманщиком и в других делах.
— Вы рассказали ФБР об этом разговоре? — спросила Лейн.
— Рассказала, но у меня сложилось впечатление, что они знали о наличии у него множества подружек, которых он время от времени менял, и кем бы ни была эта женщина, она являлась лишь одной из многих, кому он щедро рассыпал обещания.
Лейн поняла, что должна задать еще один вопрос:
— Как вы думаете, его сын, Эрик, был вовлечен в мошенничество?
Графиня Сильвия вспомнила о том, что ей надлежит вести беседу старательно выработанным тоном великосветской дамы.
— Не имею ни малейшего представления, — вздохнула она.
В половине пятого, спускаясь на лифте, Лейн заметила:
— Глэди, что-то эта история показалась мне скользкой. Вы думаете, Паркер Беннет мог быть столь беспечным, чтобы позволить кому-то подслушать такого рода разговор?
— Конечно не мог, — фыркнула Глэди. — Ходили слухи, что Сильвия де ла Марко, она же Салли Чико из Статен-Айленда, была одной из подружек Беннета. Возможно, таким способом она пытается отвести от себя подозрения. Кто знает… Беннет вполне мог намекнуть ей изъять деньги из фонда, пока дела еще шли неплохо.
7
Когда в десять минут шестого Лейн вернулась домой, Кэти, как обычно, ждала ее у дверей.
— Мамочка! Мамочка пришла!
Лейн подхватила ее на руки и крепко прижала к себе.
— А кто тебя любит? — спросила она.
— Ты! — хихикнула Кэти.
— А кто будет любить тебя всегда и вечно?
— Ты!
Лейн пропустила между пальцами пряди длинных золотисто-рыжих волос Кэти. «Волосы она унаследовала от меня, — думала женщина. — Но вот эти ярко-голубые глаза — дар ей от Кена».
Едва Лейн поставила Кэти на пол, та потянула ее за руку.
— Я сегодня в садике нарисовала новую картинку, — гордо объявила она.
Рисунок лежал на кофейном столике. Лейн ожидала увидеть изображение какого-нибудь животного, которых Кэти обычно любила рисовать, но на этот раз картинка была иной. На ней довольно похоже была нарисована сама Лейн в куртке, брюках и шарфе, которые были на ней в прошлую субботу, когда они с дочерью ходили в Центральный зоопарк.
Несомненно, у Кэти был необычайный талант к рисованию. Даже мелки, которые она выбрала, живо передавали цвета одежды, бывшей на Лейн в тот день.
Лейн почувствовала, как в горле встает ком. Она хвалила дочь за рисунок, но думала лишь о том, каким одаренным художником был Кен. И едва не сказала: «Ты действительно папина дочка», — но остановила себя, подумав: «Осторожнее. Когда Кэти подрастет, она сама поймет, насколько талантлив был ее отец».
Няня Беттина появилась в доме вскоре после рождения Кэти. Невысокая, худощавая, она в свои шестьдесят с небольшим лет сохраняла энергичность женщины вдвое меньших лет, а в ее блестящих черных волосах виднелось лишь несколько седых прядей. В последний год ей пришлось взять на себя заботу о своей престарелой матери, и потому каждый вечер Беттина спешила на шестичасовой автобус, идущий с автовокзала до ее дома в Нью-Джерси. Лейн была вынуждена поставить Глэди ультиматум: либо она покидает офис ровно в пять, либо ей придется сменить работу. Та неохотно согласилась, хотя регулярно ворчала на тему того, как повезло Лейн, что у нее такая добрая и понимающая работодательница.
Запеченная курица со сладким картофелем уже стояла в духовке, жареная спаржа — на сковороде на плите, стол в обеденном уголке накрыт. Лейн сняла пальто, перчатки и шарф и вместе с Кэти села на диван в их маленькой гостиной. Это было время, которое она специально выделяла, чтобы побыть с дочерью. Входящие сообщения на свой телефон Лейн принимала каждый день с пяти до семи вечера. Ее мать, живущая в Вашингтоне, и близкие друзья понимали это. Среди них ходила шутка, что это правило было принято ради блага Глэди, которой ничего не стоило позвонить Лейн пару минут спустя после того, как та пришла домой. Иногда они спрашивали, почему Лейн не сменит работу. Та всегда отвечала, что Глэди лает страшнее, чем кусается, и что работать на кого-то столь талантливого очень приятно. «Я каждый день учусь чему-нибудь новому, — говорила Лейн. — Она не только великолепный дизайнер, она вдобавок может читать людей, словно открытую книгу. Хотела бы я владеть таким талантом».
За то время, что они с Кэти ужинали, телефон звякнул дважды, но Лейн просмотрела сообщения только после того, как в половине девятого уложила дочку спать. Оба сообщения пришли от Эрика Беннета — он приглашал ее поужинать с ним вечером в субботу.
Поколебавшись, Лейн отложила свой мобильник, потом снова взяла его. Мысленно она снова видела привлекательного мужчину с чуть ироничным голосом, который водил ее по особняку Беннетов.
Глэди сказала, что считает, будто Эрик может ничего не знать о мошенничестве своего отца и быть совершенно ни в чем не виновным. «Может быть невиновным — не значит невиновен», — подумала Лейн.
Она некоторое время сидела в нерешительности, потом нажала кнопку «перезвонить» на своем телефоне.
8
— Ты разговаривал с той милой молодой женщиной, которая приезжала сюда вместе с Глэди Харпер? — спросила у сына Энн Беннет. Она вошла в бывшую комнату для завтрака как раз в тот момент, когда он завершал звонок. Беннеты собирались приступить к обычному своему позднему ужину.
— Да, с ней, — улыбаясь, подтвердил Эрик.
— Я искала информацию о ней в «Гугле», — сообщила Энн, усаживаясь за стол и разворачивая салфетку. — Это одна из тех вещей, которые я научилась делать на компьютере благодаря тебе.
Эрик знал, что его мать освоила пользование Интернетом после краха Фонда Беннета — она хотела прочитать все статьи, касавшиеся его отца. Он отказался учить ее тому, как просматривать сообщения в «Твиттере» — там сплошным потоком шли ссылки на него. Они приходили не только от разгневанных вкладчиков, потерявших все свои деньги, но и от юмористов, сделавших Паркера Беннета объектом своих шуточек.
«Припаркуйте свои денежки у Беннета, и вам никогда больше не придется платить подоходный налог», — гласила одна из последних.
Эрик не сказал матери, что тоже «гуглил» информацию о Лейн Хармон.
— И что ты нашла о ней, мама? — спросил он.
— У нее интересное прошлое, — ответила Энн, нервным жестом заправляя за ухо прядь волос.
Глядя на нее, Эрик вспоминал, как выглядели волосы его матери прежде. Она носила их элегантно зачесанными наверх, и седина лишь придавала благородства прическе, безукоризненно сооруженной Ральфом — мастером, обслуживавшим Энн Беннет много лет. Эрик снова ощутил ярость, когда ему вспомнилось, что после того, как мать десять лет была ценной клиенткой салона Ральфа и постоянно оставляла там щедрые чаевые, ее буквально изгнали оттуда. «Ваше присутствие нервирует слишком многих наших посетительниц, которые потеряли деньги, вложив их в фонд вашего мужа», — объяснил Ральф.
В тот день Энн вернулась домой, изо всех сил стараясь сдержать слезы. «Эрик, он даже не извинился», — сказала она сыну. Теперь ее прической занималась стилистка из недорогого салона в Портчестере — раз в неделю она приходила на дом.
Эрик откупорил бутылку «Пино нуар», стоявшую в подставке из уотерфордского хрусталя рядом с его стулом.
Мардж О’Брайан, пятнадцать лет служившая у Беннетов домоправительницей и твердо верившая в невиновность Паркера, по-прежнему приходила днем, чтобы приготовить обед и ужин для Энн и прибрать в доме — пусть и не жила теперь здесь, как это было прежде. Одной из главных проблем переезда в Нью-Джерси было то, что придется расстаться с Мардж — она не могла покинуть свою семью, живущую в Коннектикуте.
Эрик знал, что сегодня Мардж приготовила вальдорфский салат и лосося с диким рисом — любимые блюда его матери. Он надеялся только, что Энн съест хотя бы половину порции, а не крошечный кусочек, как обычно в последнее время.
— И что же ты узнала о Лейн Хармон? — снова спросил он.
— Она вдова — ее муж погиб в автокатастрофе еще до рождения ее ребенка. Лейн — дочь Грегори Хармона, конгрессмена, о котором говорили, что у него есть все задатки для того, чтобы стать вторым Джоном Кеннеди. Но он погиб при крушении частного самолета, на котором вместе с тремя друзьями летел в загородный гольф-клуб. Лейн в ту пору было всего семь лет. Разве не ужасно, что ей дважды пришлось пережить такую потерю?
— Да, ужасно. — Эрик протянул руку и наполнил вином бокал матери. — Тебе, возможно, понравится то, что я пригласил ее поужинать вместе в субботу, и она согласилась.
На губах Энн появилась улыбка искренней радости.
— О, Эрик, это так мило! Она очень симпатичная женщина, и я отметила, что она еще и умна. С ней очень приятно общаться. Быть может, Глэди Харпер и оказывает нам услугу, но она меня пугает.
— Подозреваю, что она пугает всех, мама, даже меня, — пошутил Эрик.
Энн Беннет с любовью посмотрела на сына, сидящего по другую сторону стола. Потом глаза ее наполнились слезами.
— О, Эрик, ты просто копия своего отца. Я так часто вспоминаю о том, как мы с ним встретились — просто по счастливой случайности… Мы оба спускались в подземку по лестнице, шел дождь, и ступени были скользкими. Я оступилась и едва не упала. Паркер шел чуть позади меня. Он схватил меня за талию и прижал к себе. С этого все и началось. Он сказал мне: «Вы такая красивая. Почему мне кажется, что я вас где-то видел?» Я ответила ему, что только что устроилась секретаршей в ту же фирму, где работал он. Мы спустились по лестнице, и Паркер посадил меня на поезд. Несколько дней спустя он позвонил мне и пригласил на прогулку. Вот так все и вышло. Когда твой отец сделал мне предложение, он сказал, что в тот момент, когда его руки обвили мою талию, он понял, что никогда больше меня не отпустит. Я встречалась тогда с другим, но это не имело значения и закончилось в тот же день, когда я встретила твоего отца.