Джон не сомневался, что Эрик Беннет участвовал в мошенничестве. Как иначе Паркер Беннет мог провернуть это и скрыться? Кто-то должен был пособничать ему.
В последней попытке раскрыть дело, пока оно окончательно не стало безнадежным, суд дал им ордер на прослушивание телефонов Эрика и Энн Беннет, а также на установку записывающих устройств в их жилье и около него.
Руди Шелл внедрил Джона Пирса в качества соседа Энн Беннет.
— Возможно, они скажут друг другу что-нибудь такое, что позволит нам понять, жив Паркер-старший или нет и связаны ли они как-то с этим делом. Я полагаю, что Эрик Беннет может оказаться достаточно хитер, чтобы проверить таунхаус своей матери на наличие «жучков» еще до того, как она въедет туда на следующей неделе. Выждите примерно неделю, а потом под каким-нибудь предлогом зайдите в гости и установите подслушивающие устройства.
11
Вечером в субботу Кэти сидела, скрестив ноги, на кровати Лейн, в то время как сама Лейн одевалась для ужина с Эриком.
— Ты такая красивая, мамочка, — заметила она. — Я люблю, когда ты надеваешь это платье.
Лейн собиралась надеть черный брючный костюм, но в последний момент сделала выбор в пользу темно-зеленого шерстяного платья, которое, как она хорошо знала, красиво оттеняло ее золотисто-каштановые волосы. Она купила это платье на распродаже в «Бергдорф Гудман», и даже по распродажной цене оно обошлось недешево, но Лейн подкупило неотразимое сочетание красивой ткани и изящного покроя.
Замечание Кэти застало ее врасплох — как раз в этот момент она вдевала в уши маленькие серьги с бриллиантами и изумрудами, которые достались ей в наследство от бабушки. «Почему я надела это платье? — спросила себя Лейн. — Это просто ничего не значащее приглашение на ужин».
Перед ее внутренним взором предстал образ Эрика Беннета. Ей нравился намек на седину в его волосах, намек на иронию в выражении его лица, намек на горечь в голосе, когда он говорил о своем отце…
Голос Кэти прервал ее размышления:
— И эти серьги мне тоже нравятся, мамочка.
Лейн засмеялась.
— Спасибо, Кэти.
«Когда я была в ее возрасте, папа покупал мне детскую бижутерию, — вспомнила она. — Я любила носить эти украшения и делиться ими со своими куклами. Он еще пел для меня ту песенку: “В ушах у ней серьги, на пальчиках кольца, на туфлях серебряные колокольца”».
Кэти росла, не имея возможности услышать, как папа поет ей песни.
Жужжание домофона известило, что Эрик Беннет вошел в подъезд.
— Пропустите его наверх, пожалуйста, — ответила Лейн консьержу.
— Кто это? — спросила Кэти, слезая с кровати.
— Мамин друг. Его зовут мистер Беннет.
Восьмидесятилетняя Вильма Поттерс, живущая в этом же доме, была любимой приходящей няней Кэти — ее активности и проворству могла бы позавидовать женщина вдвое младше нее. Они с Кэти собирались испечь печенье с шоколадной крошкой и почитать книгу, пока девочке не настанет время спать. Вильма встала было, чтобы открыть дверь квартиры, когда Лейн вышла в гостиную и сказала:
— Я сама открою, Вильма.
Лифт располагался прямо напротив ее квартиры. Она слышала, как он остановился, но отворила дверь только тогда, когда звякнул звонок.
С первого взгляда Лейн осознала, что Эрик Беннет выше, чем ей казалось. Ненамного, но выше. И тут же припомнила, что в день их первой встречи на ней были туфли с более высокими каблуками, чем она обычно носила. Лейн купила их почти случайно, в минутном порыве.
Сначала его лицо показалось ей мрачным, но потом теплая улыбка рассеяла это впечатление. Их приветствия «здравствуйте, Эрик» и «здравствуйте, Лейн» были произнесены одновременно, когда он переступил порог квартиры.
Кэти подбежала и встала рядом с Лейн.
— Я Кэти Кёрнер, — представилась она.
— А я Эрик Беннет.
— Здравствуйте, Эрик. Рада знакомству, — начала девочка.
— Кэти, что я тебе говорила? — укорила ее Лейн.
— Что я должна называть взрослых по фамилии. Я забыла. — Она повернулась и указала на Вильму Поттерс. — А это моя няня, миссис Поттерс. Мы собираемся печь печенье.
— Ты оставишь для меня одно, когда я привезу твою маму домой после ужина?
— Я оставлю вам два, — пообещала Кэти.
Поцеловав Кэти и напомнив, что девочке надо лечь спать в половине девятого, Лейн в сопровождении Эрика покинула квартиру. Три минуты спустя они уже оказались на улице, и Эрик принялся ловить такси. Через пять минут возле них остановилась свободная машина.
— В прежние дни нас ждал бы автомобиль у подъезда, — сказал Эрик, открывая дверцу перед Лейн.
— Могу вас заверить, что у меня нет привычки к автомобилям с шофером.
«Но у тебя такая привычка есть», — думала она, пока Эрик называл водителю адрес на 56-й улице.
— Вы когда-нибудь бывали в «Иль тинелло»? — спросил он.
— Да, — негромко ответила Лейн.
— Тогда вы знаете, что там тихо, а североитальянская кухня прекрасна.
— Да, знаю.
«Почему это место?» — гадала Лейн. Именно туда они с Кеном постоянно ходили в то время, когда он ухаживал за ней — как и после их свадьбы, в тот короткий год.
— Ваша Кэти очаровательна, — говорил между тем Эрик, — и она очень милая девочка.
Эта тема показалась ей более безопасной.
— Конечно же, для меня она самый прекрасный ребенок в мире.
Эрик помолчал.
— Насколько я понимаю, отец Кэти погиб еще до ее рождения.
— Да, именно так.
«Конечно же, Эрик “гуглил” сведения обо мне, — думала Лейн. — Я же искала в Интернете все, что касается его и его семьи. Особенно его папочки».
Она знала, что отец Эрика от рождения звался Джозефом Беннетом, но в двадцать один год легально сменил имя на «Паркер». Она знала, что он два года учился в Городском колледже Нью-Йорка, получил от колледжа стипендию в Гарварде и заработал степень магистра делового администрирования в Йельском университете. Она знала, что его карьерный рост в брокерской фирме на Уолл-стрит был стабильным и быстрым. К тому времени, как Паркер женился на Энн Нельсон, двадцатидвухлетней секретарше из той же фирмы, он — в свои двадцать семь лет — довольно высоко поднялся по карьерной лестнице.
Когда Лейн и Эрик вошли в ресторан, владелец заведения, Марио, произнес:
— Добро пожаловать домой. — Это было его обычное приветствие давним посетителям. Но потом, улыбаясь Лейн, он добавил: — Миссис Кёрнер, вы давно у нас не были.
— Знаю, Марио, — отозвалась Лейн, — и я рада вновь прийти сюда.
Марио проводил их до столика. Когда они уселись, Эрик заметил:
— Он назвал вас миссис Кёрнер. Полагаю, вы когда-то приходили сюда вместе с мужем?
— Да. Но это было более пяти лет назад. Хармон — моя девичья фамилия. Я оставила ее для бизнеса.
К столу приблизился официант.
— Вам заказать коктейль или вы предпочитаете вино? — спросил Эрик у Лейн.
— Вино.
— Белое или красное?
— Красное, если вы не против.
— Совершенно не против.
Лейн смотрела, как Эрик изучает винную карту. Когда он сделал заказ, она знала, что им было выбрано одно из самых дорогих выдержанных вин в перечне. Ее отчим был знатоком вин, и когда в Вашингтоне она ходила в ресторан с матерью и Дуайтом, он всегда заказывал лучшие напитки.
«Не дорого ли для того, у кого отобрали все?» — подумала она.
Словно прочитав ее мысли, Эрик произнес:
— Учитывая ситуацию, в которой я оказался, я хотел бы кое-что прояснить. Я никогда не работал на своего отца или вместе с ним. Он хотел, чтобы я справлялся сам, так же, как он когда-то. Может быть, он намеренно держал меня подальше от своей фирмы, понимая, чем все может закончиться. Если отец действительно похитил эти деньги, то он, скорее всего, не хотел, чтобы кто-то предположил, что я в это замешан. — Он посмотрел прямо в глаза Лейн и добавил: — И я не был замешан. Надеюсь, вы поверите в это.
— Если б я считала, что вы во что-то замешаны, меня бы здесь не было, — ответила Лейн.
За ужином они вели разговор, обычный для людей, желающих познакомиться поближе. Лейн рассказала, что училась в Академии Святейшего Сердца[6] с детского сада и до колледжа, потом поступила в Нью-Йоркский университет.
— Едва поселившись в Нью-Йорке, я поняла, что хочу здесь жить, — объяснила она. — Но после выпуска осознала, что не хочу быть учителем.
— И пошли в Институт моды и технологии, — закончил за нее Эрик.
— Вы многое «нагуглили» про меня.
— Да. Надеюсь, вы не возражаете против этого. Я хотел узнать о вас побольше.
Лейн со смехом отвергла скрытый комплимент.
— К счастью, мне нечего скрывать. — Осознав, как можно воспринять ее слова, она пожалела, что не придержала язык.
— И к счастью, несмотря на общественное мнение, мне тоже, — с улыбкой ответил Эрик и сменил тему: — Каково это — работать у Глэди? Когда она работала над домом в Гринвиче, мне показалось, что она самая невыносимая грубиянка, какую я встречал в жизни. Бедные рабочие съеживались, когда эта женщина входила в комнату.
«Она невыносимая грубиянка, — подумала Лейн, — но я не собираюсь признаваться тебе в этом».
— Мне нравится работать у Глэди, — честно ответила она. — Я знаю, что вы имели в виду, но, верите вы или нет, у нее золотое сердце.
— Знаю… по крайней мере, в некоторых отношениях. Она ведь заново отделывает таунхаус моей матери в Монклере совершенно бесплатно.
— Видите, что я хотела сказать?
За десертом Эрик снова заговорил о своем отце.
— Трудно было бы вообразить отца лучшего, чем мой. Он постоянно был занят, но я и моя мать всегда были для него на первом месте. Когда я вступил в отряд бойскаутов, то вбил себе в голову, что хочу отправиться в поход. Отец сказал мне, что пойдет со мной. Он купил все снаряжение, научился ставить палатку и нашел место для лагеря в Адирондакских горах. Мы разожгли костер и готовили на нем еду. Все, что мы готовили, сгорело. Когда мы улеглись спать, нам обоим было холодно, и мы не смогли уснуть. Наконец часов в одиннадцать он сказал: «Эрик, ты тоже, как и я, считаешь, что мы оказались в нелепом положении?» Я горячо с ним согласился, и он сказал: «Тогда давай собираться. Мы просто оставим все это барахло здесь. Я позвоню местным властям и скажу, что все это теперь принадлежит им. Они могут выкинуть его, отдать, разыграть в лотерею, все, что угодно».