— Если бы вы знали, какая здесь луна в ясную погоду, — сказала проходившая мимо женщина, заметившая состояние пораженной Алины.
— Какая?
— Яркая, полная, падающая в озеро.
— Падающая в озеро, — эхом повторила Алина и решила, что обязательно вернется сюда, как только ночи станут теплее и небо избавится от облаков.
Середина мая была не самым подходящим временем для поездки: слишком много работы перед летними каникулами Натали. Алина спешила многое доделать и закончить, прежде чем отправиться с ребенком отдыхать. Вставить в рабочий график поездку на Валдай казалось мероприятием практически невозможным, но все-таки выполнимым. Алине удалось выкроить время, и теперь, глядя из окна автомобиля на еще спящую долгим воскресным сном столицу, она гордилась собой. Начало новой серии положено, название придумано: «Лунные ночи». Да, именно так. Жаль, запустить удастся не раньше, чем через год. Лунные ночи должны быть разными: осенними, зимними, летними будничными и праздничными, ясными и мрачными, веселыми и грустными, оптимистичными и жутковатыми. И Алина обязательно отыщет каждую.
Машина останавливается у подъезда, водитель услужливо кидается к багажнику доставать многочисленные чехлы, пеналы и сумки с аппаратурой.
— Поможете до квартиры? — привычный вопрос.
— Да, конечно, — столь же привычный покорный ответ.
Алина открывает перед обвешанным баулами мужчиной дверь, вызывает лифт, бросает взгляд на почтовый ящик. Из него торчат несколько глянцевых страниц, и сквозь щель можно заметить, что внутри лежит нечто довольно объемное. «Наверное, каталог „Лучшие фото 2008“, что я жду уже несколько месяцев». Алина быстро открывает ящик, достает увесистый том. Так и есть. «Может, удастся пролистать прямо сейчас… Как же, размечталась!» Еще из-за закрытой двери раздается радостный шепот дочери:
— Мамочка?
— Натали, семь утра! Почему ты не спишь? — спрашивает Алина, стараясь снять с себя мгновенно обвившегося вокруг шеи уже очень тяжелого ребенка. — Прекрати. Дай раздеться. — Она кидает каталог на столик. Теперь о нем можно забыть до позднего вечера. Алина расплачивается с водителем, занесшим сумки в квартиру, закрывает за ним дверь и оборачивается к дочери:
— Вот теперь здравствуй.
— Здравствуй! — визжит Натали.
— Тише! Лену разбудишь.
— Ну и что? Ей пора уходить. Ты же вернулась.
— Бессовестная хитрюга!
— Точно, — поддерживает выглянувшая из комнаты заспанная няня. — Раз так, буду собираться.
Лена выпровожена восвояси. Натали ходит за матерью по пятам и выполняет все указания. Она спокойна и покладиста: чистит зубы, одевается, без ворчания съедает нелюбимую овсяную кашу. Лишь на предложение поспать вместе еще пару часиков отвечает категоричным отказом. Слишком жаль выкидывать из целого дня вдвоем с мамой столько времени.
— Осталась всего неделя, — радостно сообщает Натали после завтрака.
«Это она об учебе», — догадывается Алина.
— Я знаю. Куда бы ты хотела поехать?
— А ты?
«Я бы хотела остаться дома и никуда не выходить. От смены стран, часовых поясов, климатов и самолетов уже кружится голова».
— На море? — наконец предлагает Алина.
— Можно, — покорно соглашается Натали.
— Не слышу энтузиазма.
— Да нет. Отличная идея.
— Какую страну выберем? Турция, Египет, Кипр? Европейские пляжи или, может, что-нибудь экзотическое?
— Мне все равно, мам. Выбирай ты.
Алина с готовностью открывает буклет какого-то туристического агентства.
— Смотри, здесь тебе нравится? Адриатическое побережье — отличный вариант. Недалеко от Рима, а в Риме очень красиво. Хочешь увидеть вечный город?
— Давай.
— А что, если остановиться на Кипре? Там тоже интересно. Много аквапарков, а в горах живут муфлоны. Есть даже экскурсии в те места, где они водятся.
— Кто такие муфлоны?
— Горные козлы. Хочешь на них посмотреть?
— Почему бы и нет?
— А может, выберем экзотику: Мальдивы, Сейшелы, Барбадос? Посмотри сюда: какие пальмы и песок белый— белый, даже на фотографии ослепляет.
— Красиво…
— Натали, да что с тобой? Тебе все это не нравится? Ты хочешь чего-то другого?
— Мне все нравится, мамочка. — Натали хочет чего-то другого. Чего-то вполне определенного и совершенно невозможного. Но в этом она ни за что не признается. Зачем расстраивать маму? — Поедем, куда ты решишь. Мне правда все равно.
— Странно. — Алина действительно удивлена. Еще прошлым летом они договорились с Натали, что, если она сумеет исправить в следующем году оценки по русскому языку и чтению (эти предметы в первом классе давались ей с трудом из-за проведенного в Америке детства), будет сама выбирать, куда отправиться на каникулы. Откуда такое равнодушие?
Натали, хоть и маленькая, могла бы легко ответить на этот вопрос: если нет возможности поехать туда, куда действительно хочется больше всего на свете, то другие варианты теряют свою привлекательность, и не имеет никакого значения, что же из них предпочесть в конечном итоге.
Так и не выбрав ничего конкретного, мать и дочь выходят из дома. В программе зоопарк, фастфуд и еще тридцать три удовольствия. В девять вечера утомленная приключениями и невообразимо довольная Натали уже крепко спит. А Алина ожидаемой усталости не чувствует. Есть возможность отсмотреть снимки и пролистать каталог. Решает начать с последнего. Она уже дошла до середины тома, отметив глаза людей, на которых летел из-за ограды разъяренный бык, и улыбку девушки с нарисованными алой помадой сердечками на щеках и надписью «Kosovo» на лбу, когда неожиданно между страницами обнаружила запечатанный белый конверт. «Реклама», — тут же решает женщина, собираясь отложить ненужное письмо, чтобы потом выкинуть, но краем глаза увидела на конверте свою фамилию и адрес. «Значит, в каталог оно завалилось случайно». Алина откладывает каталог, рассматривает странное послание. Ни имя отправителя, ни адрес ей ни о чем не говорят. Алина — не следователь и не детектив. Она не умеет выстраивать моментальных логических цепочек и мгновенно догадываться о чем-то, имея лишь намек на доказательства. Она равнодушно распечатывает конверт, нисколько не думая о том, что из города, из которого отправлено письмо, кто-то вот уже без малого тридцать лет шлет переводы работнице кладбища в Казахстане.
Перед ней несколько сложенных вчетверо листов. Алина разворачивает первый:
«Славочка, милая, здравствуй…» — тут же откладывает. «Чушь какая-то!» Берет вторую бумажку. Она ситуацию не проясняет: «Тонечка, родная моя, прежде чем начнешь читать это письмо, пообещай мне сжечь…» Алина в замешательстве: «Славочки, Тонечки. А я-то здесь при чем?» Алина раскрывает последний лист:
Алина, здравствуйте!
Вы меня не знаете, но, возможно, помните мою сестру Антонину Степановну Самохину. Она много лет была вашей соседкой. Знакомы вы и с моим сыном Владом Гальпериным. Так получилось, что он носит другую фамилию, и эта фамилия не принадлежит его отцу. Вы, наверное, удивляетесь, зачем я пишу то, что не имеет к вам никакого отношения. Но, деточка, «вещи не такие, какими кажутся». Прежде, чем делать выводы, пожалуйста, прочтите те два письма, что, вероятно, уже отложили. Прочтите их, а потом, если не иссякнет в вас желание выслушать меня, вернитесь к этой странице…
Заинтригованная женщина послушно возвращается к отложенным листам. Через несколько строк она забывает и о каталоге, и о фотографиях, и о том, что завтра ей рано вставать. Алина читает до глубокой ночи, читает десять раз подряд, меряет квартиру беспокойными шагами, читает снова, оттирает в ванной лицо от черных дорожек льющейся по щекам туши, читает опять. Наконец, она берет в руки отложенное письмо:
…Итак, моя дорогая, вы прочитали. Не знаю, что вы чувствуете сейчас. Возможно, проклинаете меня. Возможно, жалеете. Наверное, я в полной мере заслуживаю и того и другого. Скорее всего, мне следовало бы открыться сыну, но я хотела, чтобы именно вы поняли: в этом мире нет ничего более ценного, чем близость родных людей. Подумайте об этом, дорогая. Надеюсь, ваше решение будет правильным.
Искренне ваша,
матушка Серафима
(Станислава Степановна Самохина)
Еще несколько минут Алина не может пошевелиться, сидит, пытаясь осознать, что именно она сейчас чувствует и какого решения ждет от нее монахиня. Она еще не уверена, она пока сомневается, но ноги уже сами несут ее в детскую, руки расталкивают спящую дочь, а губы лихорадочно шепчут:
— Натали, Натали! Детка, я знаю, куда мы поедем на каникулы.
— Куда? — лениво, сонно, без малейшего интереса.
Алина крепко прижимает ребенка к себе.
— В Америку, милая, в Нью-Йорк. К Мэри. Она, наверное, соскучилась.
Больше Алина не говорит ничего. Молчит и Натали, только руки ее мгновенно перестают быть вялыми и крепко обхватывают шею матери. Девочка счастлива. Мечты иногда сбываются.
52
К середине июня Влад так и не оправился от гнетущего чувства собственной никчемности. Жизнь казалась пустой и напоминала библиотечный каталог упущенных возможностей. На «А» у Гальперина была арфа — единственный инструмент, на котором он хотел бы научиться играть и который невозможно было достать в деревне на берегу Лососинки. На «Б» он записал брэкеты. В принципе, на зубы свои он не жаловался. Ничего в них особенного не было. Ни привлекательного, ни отталкивающего. Зубы как зубы. А могли бы быть примечательными, голливудскими. Но не надевать же металлические пластины, когда тебе сорок пять. На «В» в его списке значился велосипед. С того дня, как он уехал в Питер, он мечтал о том, что когда-нибудь приобретет себе это средство передвижения и будет, как в детстве, гонять где-нибудь по лесным тропинкам. Велосипед он потом купил сыну, а себе до сих пор не сподобился. Вопросы «где хранить и куда ездить» казались неразрешимыми. В общем, на каждую букву алфавита у Влада имелась к себе претензия. Почти на каждую. Он застопорился на твердом знаке. Точнее, на предшествующей ему букве «Щ». Здесь мысли упорно вертелись вокруг фамилии Щеглова и не хотели двигаться дальше. На «Ы» у него выходило — «ыще раз Щеглова», на «Э» — «эще Щеглова», про «Ю» он забыл, зато «Я» постоянно твердило одно и то же: «Я — идиот».