– Боишься? – спрашивает Олимпия.
Том смотрит на сестру. Ее кровать в другом конце комнаты – со времен последней перестановки, два года назад.
– Чего бояться-то? – бурчит он.
Но голос предательски дрожит. И кроме того, от Олимпии все равно ничего не скроешь, она без слов понимает.
Олимпия смотрит серьезно. Ее взгляд словно говорит: «Так ли уж нечего? Знаешь, какие ужасы нас ждут?» Как две капли воды похожа на Мэлори, даром что не родная дочь.
– Ну, боюсь немного, – нехотя соглашается Том.
Он стоит на коленях и перебирает изобретения, спрятанные под кроватью. Например, приспособление, похожее на очки для солнечных затмений, – маска с отверстиями для глаз, защищенными фильтром. Нечто подобное стало причиной безумия жительницы Висконсина, как они недавно прочитали, – Том, конечно, усвоил урок. Интересно, сколько еще новшеств, которыми он втайне гордится, на деле не работают? Однако Том не позволяет себе унывать.
– Маме понадобится наш слух, – говорит Олимпия.
– Знаю.
– И не только слух…
– Ты о чем?
– Понимаешь, она сейчас переживает… Ей будет тяжело… – начинает Олимпия.
– Олимпия, ты явно перечитала книг!
– Том, я серьезно!
– Мама переживает? Ты правда думаешь, ее волнует что-то, кроме повязки?
Он извлекает из-под кровати шлем. Защитное стекло, по идее, должно опускаться автоматически – от нажатия кнопки, однако сейчас заклинило.
– Ты шутишь? Скажи, что шутишь, Том!
– Для мамы главное – правила безопасности. Остальное неважно.
– Да, она доверяет только повязке. Как и мы.
Том оборачивается к сестре.
– Как и мы? Мы-то с тобой родились и выросли после нашествия! Мы должны разбираться в жизни получше мамы – не думаешь?
Олимпия краснеет. Она всегда краснеет, когда сердится.
– Том, сейчас не время что-то доказывать! Мама напугана до смерти. Нам нужно пройти тридцать миль. Ты хоть представляешь, как это много?
– От школы до лагеря было дальше. Мы же дошли. Нормально добрались.
– Забыл, как мы плутали с завязанными глазами?
Том возвращается к своим изобретениям. Вытаскивает гимнастический обруч; его полагается носить на талии в качестве защиты – чтобы не соприкасаться с внешним миром. На обруче болтаются пластмассовые трубки.
– Помню, помню… – сдает позиции Том.
С Олимпией лучше не спорить. Начнет доказывать – уже не остановишь. Он меняет тему:
– А ты что с собой берешь?
– Одежду, походные вещи. Все, что мама сказала.
– А еще? – хитро улыбается Том.
– Больше ничего.
Ну да, как же! Олимпия тоже кое-что припрятала. Том точно знает.
– А книжки?
– Нет!
– Нет?
Том быстро пересекает комнату. Олимпия пытается незаметно засунуть стопку книг под кровать.
– А это что? – восклицает Том. – Почему тебе можно брать дополнительные вещи, а мне нельзя?
– Перестань!
– Так почему же?
– Хотя бы потому, что мои вещи не представляют смертельной опасности.
Обидно! Как она может так обесценивать его старания?
– Знаешь что… – не выдерживает Том. – Иди к черту!
– Том!..
Он снова уходит на свой конец комнаты, садится на пол около кровати и продолжает ревизию.
– Ты пакуешь книжки. Если тебе можно занимать драгоценное место ерундой, я тоже имею право взять что угодно.
– Я не сказала, что не имеешь…
– Зато подумала, – ворчит Том.
Вот они! В самом углу. Его самодельные защитные очки! Мать и не узнает, что они в рюкзаке – если, конечно, не будет обыскивать. Ну и пускай! Даже если найдет, Том отстоит!
– А я боюсь, Том, – говорит Олимпия.
Том оборачивается к сестре. Ему сейчас все нипочем.
– Мы всю жизнь провели рядом с тварями!
– Верно, но они стали сильнее…
– Разве? – возражает Том, хотя понимает – сестра права.
– И их теперь гораздо больше, – продолжает Олимпия.
– Перестань! И пожалуйста, не разводи панику при маме. А то она нас окончательно замуштрует.
– Мы никогда не ездили на поезде…
– Ну и что?
– Я слышала про поезда. Они огромные. Много пассажиров. Всякое может случиться.
– Было бы опасно, мама никогда бы не решилась.
– Решилась бы. Ради родителей.
Они слышат, как вдалеке открывается и снова закрывается дверь главного дома.
– По-твоему, они живы? – спрашивает Том.
Они смотрят друг на друга, у обоих сомнение на лицах. Мэлори идет к третьему домику – слышно, как приминают траву сапоги. Слышно Тому и Олимпии – никто больше не смог бы различить этот звук издалека.
– Было бы чудесно! Только вряд ли…
– Олимпия!.. – укоризненно говорит Том.
– Неизвестно, как давно составлен список. Мамины родители, скорей всего, мертвы.
– Почему?
– Понимаешь… Мама очень хочет верить в лучшее. Так часто бывает в книгах: когда человек страстно чего-то желает, он иногда не видит реальности.
– А как же имена в списке?
– Я тоже надеюсь! Просто…
Олимпию прерывает громкий стук в дверь.
– Том! Олимпия! – окликает Мэлори. – Закройте глаза!
– Закрыл, – отвечает Том и действительно зажмуривается.
– Закрыла, – говорит Олимпия.
Скрипит входная дверь, Мэлори заходит. Том понимает по дыханию – она крайне возбуждена. И голос взволнованный – никогда еще не слышал, чтобы мама так волновалась.
– Собрались? – спрашивает Мэлори.
– Я готов, – говорит Том.
– Я тоже, – вторит Олимпия.
Мэлори закрывает дверь, берет метлу и проверяет комнату. Мало ли что: дверь была открыта – пусть и недолго.
– Не хватает синоптика, – говорит Мэлори. – До нашествия были прогнозы погоды.
– Я взяла вещи на случай дождя, – говорит Олимпия.
– Возьмите все, что я сказала, и ничего лишнего.
Голос матери приближается. Том слышит, как она обметает пространство вокруг него, шарит метлой под его кроватью.
– Ничего лишнего?
Том с Олимпией не медлят с ответом. Они слышат любой звук до самых ворот лагеря, а их мать способна издалека почуять ложь.
– Нет, – быстро говорит Том.
– Только то, что ты сказала, – подтверждает Олимпия.
– Хорошо, – говорит Мэлори, завершив проверку. – Можете открыть глаза.
Том видит мать и поражается: она словно ожила, ее расшевелили неожиданная новость и детские воспоминания. Глаза горят решимостью. Рюкзак уже собран. На ней кофта с капюшоном, длинные штаны, перчатки и сапоги. В руке повязка.
– Слушайте внимательно, – говорит она. – Мы отправляемся в неизведанные места. Мы не знаем, что нас ждет. И рассчитывать мы можем только друг на друга – ни на кого больше!
Тому не верится: мама поступилась правилами безопасности. Она неукоснительно их соблюдала и всячески насаждала целых семнадцать лет. И вдруг готова всем рискнуть ради семьи.
– Хочу, чтобы вы знали, – продолжает Мэлори. – Возможно, мы их не найдем. Скорее всего, не найдем. Надо быть к этому готовым.
– Понятно, – говорит Том.
– Да, мама, – говорит Олимпия.
– И пусть мы не достигнем цели – я это приму. Но мы будем держаться вместе и защищать друг друга – в любом случае. Обещаете?
– Да.
– Да, мама.
– Надеюсь, вы сдержите обещание.
«Вдох. Пауза. Выдох», – успокаивает себя Мэлори.
«Словно ведет армию в бой», – думает Том.
Он незаметно ощупывает свой рюкзак. Очки на месте.
Мэлори тем временем продолжает:
– Не важно, найдем мы их или нет. Важно, что мы попытались. Это дорогого стоит. Не многие бы решились…
– …сесть на поезд, – заканчивает Олимпия.
Мэлори бросает на дочь быстрый взгляд.
– Ты волнуешься из-за поезда? – спрашивает она. – Я тоже волнуюсь, Олимпия… – И неожиданно добавляет: – Скажите, вы согласны идти?
Том готов поклясться – ей только сейчас пришло в голову спросить их мнение.
– Я согласен. Я рад, – говорит Том и подмечает стопку бумаг, торчащую из рюкзака Мэлори.
– Радоваться нечему, Том, – мотает головой Мэлори. – Не радуйся, пожалуйста. Лучше соблюдай осторожность.
Затем Мэлори поворачивается к Олимпии.
– А ты не против?
– Нет, и я надеюсь, они живы.
Мэлори кивает. Жестом подзывает детей и крепко сжимает их запястья. Так втроем и стоят посреди комнаты.
– Мы поступаем правильно, – говорит Мэлори. – Вы бы сделали так же, правда? Если бы узнали, что я живу где-то одна.
– Конечно, – говорит Олимпия.
– Как бы ты оказалась одна? – возражает Том.
Мэлори снова делает глубокий вдох.
– Все, пора. Заканчивайте сборы, – говорит она и смотрит на рюкзак Тома.
– Ты готов? В рюкзаке ничего лишнего?
Том отрицательно мотает головой.
– Хорошо, – кивает Мэлори. – Сколько их сейчас?
Олимпия прикладывает ухо к стене. Том замирает. С минуту оба слушают, потом одновременно произносят:
– Одна.
– Боже мой! – говорит Мэлори. – Мы еще не начали путь, а одна тварь уже ждет. Что же будет дальше?
Том надевает толстовку. Выныривая из ворота, видит, что Олимпия закинула за плечи рюкзак.
– Перчатки, – напоминает Мэлори.
Впрочем, они уже натягивают перчатки и без напоминаний.
– Я люблю вас, – говорит Мэлори.
Том чувствует: и правда любит. Снова смотрит на бумаги, которые топорщатся у Мэлори в рюкзаке. Думает о незнакомце. Он сказал, будто кто-то поймал тварь.
Вранье или нет?
– Так, – командует Мэлори. – Теперь повязки!
Они завязывают глаза. Том зажмуривается, затягивает узел на затылке, а сам представляет, как стоит на вершине холма с коробкой в руках. А вокруг – толпы народа, и все жаждут посмотреть, что внутри. Да, именно посмотреть! В очках, которые он, Том, изобрел, люди наконец-то смогут видеть.
– Пора! – нервно произносит Мэлори. – Пойдемте!
Они переступают порог третьего домика и делают первые шаги навстречу, может быть, несуществующему поезду.
Том вдруг осознает, что в материнском голосе появилась неуверенность.
Это пугает. Не уверена, значит, сомневается в правильности своих действий. А его мама никогда не сомневается – она всегда точно знает, как жить.