– Мама! – зовет Олимпия.
Мэлори протягивает на голос руку, но ловит лишь пустоту. Поезд набрал ход, теперь он идет слишком быстро. Он больше не пыхтит тормозами, он отстукивает по рельсам дробь, уносясь на север.
– Не догоним!.. – еле выговаривает Мэлори. Ей видится Рон Хэнди на заброшенной заправке с мутным стаканом виски. Рон сейчас, наверное, плачет и терзается сомнениями: а верно ли он поступил, что не стал искать сестру?
Мэлори мысленно закрывает глаза еще раз – под сомкнутыми веками и под неизменной повязкой, с которой никогда не расстается. Ей уже некогда представлять Рона Хэнди и лагерь «Ядин», Тома-старшего и Олимпию – родную мать ее дочки. Некогда думать о школе для слепых Джейн Такер, об Анетт или о Гари. Нужно сосредоточиться на поезде. Он движется вперед, крутятся колеса. Звон, пыхтение, пар, рокот. А Мэлори вспоминает поездку на Верхний полуостров на озера Твин-Лейкс. Она в первый раз плыла самостоятельно, а на краю мостка ждали мама и папа. Они улыбались, подбадривали: «Давай! Осталось немного! Ты справишься!» Мэлори ясно их представляет – они точь-в-точь как в детстве. Папины волосы не тронуты сединой, а мама без очков.
Все так и есть. Просто все они в повязках. Родители протягивают руки. Мэлори не видит их, они не могут дотянуться друг до друга. Она лишь слышит голоса и бежит, спотыкаясь, изнывая от жары. Или барахтается в воде, а нечто огромное уплывает от нее в темноте, и, кажется, его уже не догнать.
Мэлори спрыгивает на пути вслед за детьми.
Рельсы, шпалы.
Ей надо догнать поезд.
«Поднажми, Мэлори!» – звучит в голове голос Шеннон.
Даже сестра теперь подбадривает с мостка. Хотя еще недавно заявляла: «Озеро мое, а не твое. И папа любит меня больше, чем тебя!»
Папа. Сэм Волш.
А сейчас Шеннон зовет – громко, взволнованно.
Она болеет за Мэлори – чтобы Мэлори успела. Мэлори тоже болела за сестру, хотела, чтобы она выжила в новой реальности – стремительно меняющемся мире, где Шеннон не удержалась, хотя и поверила в тварей раньше многих.
Мэлори в воде по самую макушку, она тянется к мостку, а сама не понимает, куда движется: в сторону, в глубину или вообще гребет в противоположном направлении.
Мама с папой улыбаются. Она успеет!
Кто-то хватает ее протянутую руку.
Поезд едет достаточно медленно. Вслепую сильно не разгонишься.
Мэлори тянут вперед, хватают за вторую руку – ноги теперь волочатся по земле. Затем она ударяется голенью о что-то металлическое. Шум стоит невыносимый, он словно обрушивается с небес прямо на Мэлори.
– Ступенька! – кричит Том.
Это он ее держит, тянет к железной лесенке.
Мэлори пытается нащупать опору, но промахивается и снова повисает.
Том с Олимпией галдят, перебивая друг друга, пытаются втащить Мэлори к себе.
Мэлори снова заносит ногу, на этот раз кончик ее ботинка приземляется на твердую поверхность – первая ступень.
– Ты сможешь! – подбадривает Олимпия.
Мэлори подтягивается и влезает на подножку Она стоит (обеими ногами!), крепко держится за поручни и уже думает: «Повязки снимать не будем! Даже если ехать долго».
Впервые после нашествия она движется не на своих двоих.
Ее раздумья нарушает незнакомый мужчина:
– Втащили?
– Да! – отвечает Олимпия.
Или это Шеннон говорит родителям на мостке?
– Кто здесь? – сразу спрашивает Мэлори.
Однако не так грозно, как обычно при встрече с чужаками.
Они запрыгнули в поезд на ходу!
Человек что-то говорит, судя по голосу, удаляясь. Вероятно, идет в глубь вагона. За ним закрывается дверь.
Мэлори преодолевает оставшиеся ступени, обнимается с Томом и Олимпией. Все трое облегченно выдыхают. Потом Мэлори оборачивает незрячее лицо назад и снова спрашивает себя: правильно ли она поступила, решившись на самое безрассудное предприятие в жизни?
Она рискует детьми. Такой риск невозможно оправдать. И глупо отпираться – она подвергла их жуткой опасности.
– Ура! Получилось! – радуется Олимпия.
Голос оживленный. Восторженный. Такой и должен быть у подростка на пороге удивительного приключения.
Мэлори оборачивается к двери вагона – грунтовые проселочные дороги и лагерь «Ядин» с каждой секундой отдаляются.
Вдох. Пауза. Выдох.
Неизвестно, что за люди их ждут.
И сколько их.
«Ладно, если что – спрыгнем», – утешает себя Мэлори.
– Так, – командует она срывающимся голосом. – Повязки и капюшоны не снимать! Перчатки тоже. Заходим.
Том похлопывает ее по рюкзаку. Почему? Хотел еще раз обняться?
Мэлори делает шаг, ощущает Тома и Олимпию по обе стороны от себя, нащупывает ручку раздвижных дверей. Она думает о родителях – не может о них не думать. В рюкзаке рукопись, где высечены, словно на камне, их имена. Ради них она пустилась в путь.
– Слушаться меня беспрекословно! – продолжает Мэлори. – Без моего разрешения ни с кем не разговаривать. Никому, слышите – никому! – не говорите, куда мы едем и зачем. Мы сюда попали не знакомства заводить. Мы просто переезжаем из одной точки в другую. Понятно?
– Да.
Это Олимпия.
– Да.
Это Том.
– Хорошо, – произносит Мэлори и добавляет: – Я вас очень люблю.
Уходят образы, фантазии и воспоминания. Перед Мэлори лишь будущее в непроглядном мраке.
Она отодвигает дверь.
Вдох. Пауза. Выдох.
Все трое входят в вагон.
Глава 13
Это добром не кончится!
Рано или поздно все сойдут с ума. Мэлори знает по опыту: когда вокруг много людей, кто-нибудь обязательно совершит ошибку. Например, поверит не тому человеку. Не зря говорят: чужая душа потемки. Даже ее дети выросли совершенно разными, хотя воспитывались одинаково и жизненный опыт у них совпадает – с рождения до погони за поездом. В современном мире нельзя судить по внешности. Самый добродушный может посмотреть в окно. А самый злой – вовремя зажмуриться. Раньше люди делились на плохих и хороших, а теперь – есть опасные и безопасные. Опасна ли она сама? Мэлори уверена, что нет. В школе для слепых ее даже высмеивали за излишнюю осторожность. Не понимали: мол, зачем ей повязка, разве они недостаточно мер приняли? Находили время обижаться, даже несмотря на постоянную угрозу безумия. Угрозу встречи с существами иного мира, захватившего их собственный. Это раньше были энтузиасты, карьеристы и весельчаки. А сейчас главное – видел ты тварь или нет. Носишь ты повязку или нет. Согласился ли на жизнь во мраке, где близких надо узнавать по голосу и на ощупь? Либо да, либо нет.
В поезде пахнет жильем, ходят туда-сюда люди. Стучат колеса, гудит локомотив, болтают пассажиры. Сюда точно проникнет безумие!
Успеть бы добраться до Макино-Сити.
Они в узком проходе, и кто-то идет навстречу – Мэлори слышит тяжелые шаги. Она расставляет руки, защищая детей. За дверью слева – движение. Наверное, здесь есть спальные купе. Целый дом на колесах, который движется со скоростью пять миль в час. Отдельное купе – это прекрасно. Должно быть прекрасно. Хорошо бы иметь личное пространство. И чтобы никто его не отнял.
– А, вновь прибывшие! – восклицает подошедший. Судя по голосу, он примерно возраста Мэлори.
Мэлори подпрыгивает от неожиданности.
– Дэвид сказал, что вы еле успели. Добро пожаловать! Рад за вас! – продолжает мужчина.
Вагон покачивает. Последний раз Мэлори путешествовала не пешком двенадцать лет назад – на лодке.
Она не отвечает на приветствие. Не знает, что сказать, как ответить. Ей встречались новые люди в лагере, но там она была дома. На встречу в лесу это тоже не похоже – там никто не старается соблюдать приличия.
– Кстати, здесь можно снять повязку, – продолжает человек. – Хотя, сдается мне, вы навряд ли захотите…
Мэлори отступает на шаг, держа детей за спиной и раскинув руки.
– Не слушайте его! – шипит она.
– Я не настаиваю! Не поймите меня неправильно. Правда! Не пугайтесь. Некоторые пассажиры предпочитают путешествовать в повязке, однако…
– Кто вы? – перебивает его Мэлори.
Человек смеется. Легко, как раньше. Словно они на вечеринке.
– Дин Воттс к вашим услугам, – представляется он. – Владелец поезда. Хотя слово «владелец» сейчас совсем потеряло смысл, правда? Скажу так: именно мне пришла в голову мысль оживить эту махину.
Ее новый знакомый напоминает Тома-старшего – тоже оптимист. Если бы Том был жив, он бы обязательно запустил поезд.
– Вам нужно время освоиться. В первый раз всем не по себе.
– А кто-то ездил повторно? – спрашивает Мэлори.
– Бывали случаи. Есть один пассажир – он катается туда-сюда уже двенадцатый раз. Он…
– А сколько рейсов проделал сам поезд? – снова перебивает Мэлори.
– Могу я предложить пройти в вагон-ресторан? – отвечает Дин. – Присядем. Я отвечу на ваши вопросы. Я уже достаточно времени простоял в коридорах, пока мы вслепую ремонтировали эту штуковину.
– Мы бы хотели отдельное купе, если можно.
Том сердито вздыхает за спиной. Он сгорает от желания поговорить. Мэлори прекрасно понимает, насколько этот Дин кажется Тому свободным от предрассудков и как сильно Том завидует его вольной жизни.
– Да, купе есть. Даже несколько. У нас десять вагонов. Ресторан, два грузовых, шесть пассажирских и еще два почти полностью отданы под почту. Заказы на доставку мы обычно получаем через телеграф.
Дин делает секундную паузу и добавляет:
– Вы ведь знаете, что телеграф снова заработал?
Судя по тону, он прекрасно понимает, что Мэлори не знает про телеграф. А догадался ли он, что ей интересно, какого рода посылки они перевозят?
– Предвосхищая вопрос, скажу – мы доставляем разное. Мебель. Одеяла. Консервы. Иногда тела умерших – по просьбе родственников.
Мэлори не успевает переваривать информацию. Каждое высказывание выше ее понимания. К каждой фразе она готова задать десять вопросов.
Она-то думала, что приспособилась к новой реальности. Пока не раздался стук в дверь и незнакомец не оставил на пороге имена родителей, а с ними – поезд и телеграф.