Может быть, поэтому Том от нее сбежал? Сбежал от этой жизни?
Мэлори идет дальше. Стучит в ближайшую дверь. Женский голос отвечает, что им ничего не нужно.
– Я ищу сына.
– Его здесь нет.
Мэлори идет дальше, поезд качается.
Стучит в следующую дверь. Никто не отвечает. Она представляет Тома – он затаился и стоит внутри. Мэлори тянет за ручку. Дверь не поддается. Заперта. Изнутри говорят:
– Уходите, нам ничего не нужно.
– Я ищу сына. Он никогда раньше не был в поезде. Пожалуйста! Помогите! К вам никто не заходил?
Ей отвечают:
– Нет. Нет! Уходите.
Мэлори идет дальше. Нащупывает дверь и попадает на площадку между вагонами. Прежде чем зайти в следующий вагон, она проверяет, насколько широкая эта площадка, сколько там места. Протиснется ли шестнадцатилетний мальчик в щель между вагонами? Сможет ли спрыгнуть?
В рукава толстовки пробирается ветер. Словно пальцы тварей. Тварей, на которых ей нельзя смотреть.
Если, конечно, у тварей есть пальцы. Если у них вообще есть тело…
Она не знает. Она совершенно ничего о них не знает.
И все равно представляет их прикосновение.
Мэлори заходит в следующий вагон.
Нашел ли Дин что-нибудь в грузовом отсеке? Например, пустой гроб. Или еще хуже – саму тварь. А ведь Дин так гордится своим поездом, что наверняка позабудет об осторожности, когда будет проверять.
Может статься, Мэлори обрекла его на смерть. А заодно и всех остальных.
Она легко представляет себе, как Дин возвращается из грузового отсека. Возникает неожиданно. Настойчиво идет рядом. Говорит то же, что и раньше. Находит правильные слова. Однако Мэлори бы распознала. Она услышала бы в его голосе безумие.
В следующем вагоне она стучится в первое купе.
– Кто там? – спрашивает молодая женщина.
Голос испуганный. Женщина с кем-то шепчется. Не с Томом ли?
– Я ищу сына, – отвечает Мэлори. – Ему шестнадцать лет. Его тут нет? Вы его не видели?
– Уходите! – говорит женщина.
Мэлори вдруг захлестывает гнев.
Она бы с удовольствием вышибла дверь, вломилась в купе и спросила эту женщину, почему она думает только о себе в такие трудные для всех времена.
– Уходите! – твердо повторяет женщина. – Прошу вас.
Мэлори узнает в ней себя. Она вела себя так же, когда на реке к их лодке подкрался незнакомец. И когда кто-то стучал в дверь их комнаты в школе для слепых. И совсем недавно – когда приходил переписчик.
– Прошу прощения, – говорит Мэлори.
Она просит прощения у себя самой. За то, что упустила Тома из вида. За то, что ударила его. За то, что превратилась в вечно запуганное существо.
Качаясь, Мэлори отступает от двери. В голове картинка – она и дети вместе. Расставаться с этим образом неприятно, однако сейчас, кажется, иного выхода нет. Нужно забыть об осторожности и безопасности. Придется рисковать.
Если бы они пустились в погоню за поездом год назад, как развивались бы события? Пришел бы Том (и она вместе с ним) к такому финалу?
Мэлори не может об этом думать. Не сейчас. Имена родителей словно написаны огненными буквами, они прожигают страницы переписи. А Том, наоборот, уходит в тень, исчезает во мраке.
Все не так, все неправильно! Олимпия осталась одна в купе. Том бродит злой в полном одиночестве. Мэлори ищет его, тоже одна.
Гробы в грузовом отсеке. Дин пошел их проверить.
Как он проверит, там ли тварь, если он даже не может взглянуть?
Все не так! Все неправильно! Все катится к чертям. Кажется, она теряет самое дорогое. Мэлори пытается ощутить почву под ногами, нащупать ориентир в кромешном мраке.
Лучше бы они остались дома!
Мэлори стучит в следующую дверь. Открывает мужчина. Высокий – голос доносится сверху. Судя по тону, он относится к людям, которых раньше называли «старомодными». В современном мире больше нет такого понятия. Есть опасные и безопасные. Она в данный момент – потенциально опасна.
– Мой сын… – начинает Мэлори.
– Юноша? Волосы черные, вроде ваших? – уточняет мужчина.
– Да! – восклицает она с надеждой в голосе.
Неужели во мраке забрезжил свет?
– Он прошел через наш вагон. Я закрыл глаза, когда он был у двери.
– Спасибо!
Уже лучше, чем ничего…
– Он долго был между вагонами, – продолжает мужчина.
– Откуда вы знаете?
– Я внимательно слушаю, мэм. И следующая дверь открылась совсем не сразу.
– Сколько он там провел?
– Две-три минуты.
– А потом дверь открылась?
– Да.
– Значит, вы уверены, что он зашел в следующий вагон?
– Я? Я ни в чем не уверен. Может быть, дверь открыла тварь. Откуда мне знать? Одно понятно: мы все безумцы, что сели в поезд!
– Но…
– Сожалею, мэм. Больше ничем не могу помочь.
Мэлори понимает. Она благодарит, и мужчина снова запирается в купе.
Две-три минуты…
Между вагонами.
Что он там делал? Без кофты. Без перчаток. Без повязки.
Мэлори спешит к двери. Отодвигает ее, как незадолго до этого – Том.
Стоит на месте, где стоял он.
Слушает.
Думает.
Чувствует.
Ветер. Открытое пространство. Том этим просто наслаждался? Или спрыгнул отсюда? Запросто спрыгнул бы, не задумываясь. Как когда-то прыгал на кучу матрасов с крыши второго домика. Как скатывался с самых крутых холмов рядом с лагерем «Ядин». Как переплывал озеро с закрытыми глазами. Он всегда был бесстрашным, всегда пренебрегал опасностью, пробовал новое, бросал вызов и людям, и тварям, и всему миру. Он покинул бы поезд на полном ходу – причем с улыбкой, разбивая локти об острые камни.
А что потом? Куда дальше? Хорошо, он сбежал от Мэлори и вечных правил, однако не мог же он уйти, даже не простившись с сестрой?
Мэлори невольно вспоминает свою сестру – Шеннон. Ее мертвое тело в ванной комнате на втором этаже. Когда они въехали в дом, они чуть ли не дрались за право пользоваться этой ванной, и именно там Шеннон выглянула в окно и увидела нечто, чего нельзя было видеть…
Мэлори переходит в следующий вагон. Стучит в первую дверь. В купе тихо.
Кто-то идет навстречу по коридору.
– Все в порядке? – спрашивает женский голос.
Мэлори застывает. Как сделала бы дома, в лагере «Ядин», если бы к ней неожиданно обратились с подобным вопросом.
Однако здесь не дом. И порой, чтобы обезопасить себя, нужно не прятаться, а, наоборот, обращаться к людям.
– Вы не встречали подростка? – спрашивает она. – Юноша. Примерно моего роста. Темные волосы. Рубашка с коротким рукавом.
– Вы разминулись?
Вот бы схватить ее и встряхнуть хорошенько!
Мы не разминулись! Он сбежал!
– Да, – отвечает Мэлори вслух.
– Я никого похожего не видела.
– Может быть, он сидел в вагоне-ресторане? Попробуйте припомнить.
– Я пытаюсь…
Тон у женщины, как у обитателей школы для слепых. Наверняка удивляется – зачем на Мэлори длинный рукав, перчатки и повязка, – ведь сказано, что в поезде безопасно.
– Нет, не видела, – наконец говорит женщина.
Мэлори идет дальше. Стучит в следующую дверь. Внутри шорох. Дверь раскрывается.
– Кто здесь? – раздается голос.
Возможно, это та самая слепая, которую упоминал Дин.
– У меня пропал сын, – говорит Мэлори.
– Сочувствую!
– Ему шестнадцать. Вы случайно не видели подростка с темными волосами? Или, может быть, слышали?
– Я в повязке.
У Мэлори перехватывает дыхание. Кто-то доверяет лишь повязке, даже если все говорят, что можно смотреть.
Совсем как Мэлори.
– Не просите меня открывать глаза, пожалуйста! – говорит женщина.
– Что вы! Я бы не посмела.
Они молчат. Они понимают друг друга. Их сближает нечто большее, чем родство душ, схожесть характера или мировоззрения.
Они повинуются одному инстинкту.
Мэлори кажется, что судьба стала к ней неблагосклонна. Со времен нашествия она доверяла лишь интуиции, и вплоть до сегодняшнего дня та ее не подводила. Мэлори до сих пор жива. И дети живы. Живы, несмотря на ужасающие трагедии, которые разворачивались вокруг. И вот несколько дней назад Мэлори впервые пошла наперекор себе. Внутренний голос с самого начала кричал: «Останься! Ты все делаешь правильно. Если ты сейчас сорвешься с места догонять поезд, которым неизвестно кто управляет, и неизвестно, кто на нем путешествует… это будет не просто рискованно. Ты ввязываешься в непостижимую игру и ставишь на карту слишком многое». Внутренний голос предостерегал ее даже сквозь радужный туман воспоминаний.
Сейчас она снова его слышит. Строгий внутренний голос. Ей стыдно за свой поступок.
– Я бы ни за что не сняла повязку, – говорит женщина. – Пожалуй, только ради одного человека…
– Кого же? – спрашивает Мэлори.
– Моего сына… – произносит женщина. Потом добавляет: – Мне жаль, что я не могу вам помочь.
Женщина задвигает дверь и щелкает замком – словно ставит точку в разговоре.
Мэлори снова одна.
Вдох. Пауза. Выдох.
Она идет к следующему купе, стучит. Ждет. Дергает ручку. Дверь поддается.
Мэлори заходит внутрь. Вагон покачивается. Мэлори стоит неподвижно. Слушает.
Это стучат колеса? Или кто-то шевелится рядом, в купе?
– Я ищу сына, – произносит она.
Если кто-то прячется в купе, он увидит ее – напуганную, в капюшоне и перчатках, и, конечно, посочувствует, ответит.
Она вытягивает руки и проходит дальше. Нащупывает кончиками пальцев гладкую поверхность – возможно, зеркало. За спиной раздается шорох. Закрывается дверь.
Мэлори замирает. Не двигается. Ждет.
Вдруг в этот самый момент, пока Мэлори стоит в чужом купе, Дин открывает гроб с тварью? Встречает непостижимое для человеческого разума. Закрыты ли у Дина глаза? Или он занят первым гробом, а крышка второго сама отъезжает в сторону…
Может быть, это Дин зашел за Мэлори в купе? Сумасшедший Дин.
– Кто здесь? – спрашивает она.
В кромешной темноте воображение рисует самые страшные картины, ум перебирает все возможные опасности. Люди, искаженные лица, страх и отчаяние, звери, запахи, реки, дома и школы, лагеря с озерами, обезумевшие поезда.