«Я знала людей, которые жили как мы. А потом устали и сдались. Я знала людей, которые изначально не верили в тварей. Ты понимаешь, Том?»
– Да, мама.
«Эти люди потеряли бдительность. Кто-то сразу после нашествия, кто-то много лет спустя».
– Том! – окликает его Генри.
Со своего места Том видит полоску света, хотя не видит, что за окном.
Голос матери в голове все громче.
«Ты пытаешься противостоять тварям. Том-старший тоже пытался. Но есть разные способы. И Том никогда не снимал повязку. Никогда не терял бдительности. Понимаешь?»
– Да, – произносит он вслух.
Генри улыбается. Подставляет солнечному свету ладонь.
– Carpe diem. Лови момент!
Том чувствует, что всю жизнь шел именно к этому мигу. Перед ним взрослый человек, не мать, а посторонний мужчина. Он говорит вслух все, о чем Том втайне мечтал. Он дает Тому шанс испытать очки. И более того: испытать свою решимость, смелость, приспособленность к миру, который Мэлори до сих пор называет «новым», но который является для него единственным.
Том надевает очки.
Мэлори в его голове переходит на крик.
Она зря его ударила. Благодаря пощечине он решился уйти, оторваться от маминой юбки, отправиться в самостоятельное плавание. Вероятно, ему суждено было встретить Генри. А Генри было суждено встретить его. И ему суждено подойти сейчас к окну и увидеть то, что видит Генри, доказать себе, что его мечты и старания не напрасны.
– Ну что же ты? – торопит Генри.
Том смотрит на него сквозь очки. Сейчас они кажутся ему глупыми, словно детская игрушка. Олимпия бы презрительно фыркнула.
Но Том не желает упустить момент. Надо взглянуть в окно, пока Мэлори не ворвалась в купе и не утащила его в привычное болото, откуда уже не будет спасения. Надо действовать сейчас же, сию минуту! А то будет слишком поздно.
Том идет к окну.
Генри уступает ему место.
И тут Том слышит тварей. Их много.
– Ну что же ты? – повторяет Генри.
Том не знает, что сказать. Он мечтал испытать свое изобретение, однако сейчас… они снаружи… их так много.
Генри задвигает окно листом.
– Давай-ка лучше испытаем очки там, где изобретателям оказывают должное почтение, а не просто терпят?
Он подходит ближе и спрашивает:
– Ты знаешь, где мы, Том?
Том отрицательно качает головой. Он понятия не имеет. Он последние десять лет провел в заброшенном летнем лагере.
Генри кладет ладонь на стол.
– Вот это Мичиган, – поясняет он. Потом указывает на средний палец: – А здесь – Индиан-Ривер.
У Тома сердце выпрыгивает из груди. Это уж слишком!
Генри смотрит на него с улыбкой.
– Ты слышал об этом городе?
– О, да! – выдыхает Том.
– Я тебя провожу. Покажешь им свои очки. Они наверняка оценят.
– А вы… вы там… были? – спрашивает Том.
– Жил, – смеется Генри. Потом добавляет: – Настала пора перемен, Том! Хочешь начать жить своим умом, а не маминым? Что скажешь?
Том проводит рукой по щеке.
– Да! Хочу! Пора начать жить своим умом. Прямо сейчас!
Глава 24
Олимпии не обязательно смотреть в окно – она и так знает, что поезд буквально окружен тварями.
Она их слышит.
Она научилась отличать шаги оленя от поступи существ, на которых нельзя смотреть. О которых нельзя даже упоминать в присутствии мамы – она сходит с ума от страха. Шаги тварей другие, причем дело не в тяжести, а скорее в широте и размахе, а еще в намерении, точнее, в его отсутствии.
Олимпия знает: они окружены. Судя по звуку, твари кружат над поездом сотнями. Их слышно прямо за стеной.
Мэлори не вернулась. Это не значит, что она не нашла Тома. Хотя такой вывод напрашивается. Конечно, трудно представить, чтобы Том просто спрыгнул с поезда, а с другой стороны – мама его ударила, что тоже невероятно. О чем он сейчас думает?
Олимпия привыкла сравнивать себя с героями старых книг. Сегодняшняя история ей тоже знакома – авторы часто пишут о «становлении». Она прочла десятки романов, где юноша или девушка ищут свое предназначение и в конце концов находят. Встал ли Том на тот же опасный путь?
И если да – неужели он бросит их и отправится навстречу будущему в одиночку?
В коридоре голоса. Волнение. Кажется, люди тоже догадываются о тварях. Надо всем рассказать о том, что она слышала. Мэлори не устает предостерегать – достаточно одному человеку бросить один-единственный взгляд, и безумие поразит всех, как разгорается пожар от одной спички.
Олимпия открывает дверь и мысленно готовится увидеть Генри. Если честно, он кое-кого ей напомнил. А именно – Гари, человека из маминых кошмаров, хорошо знакомого Олимпии по описаниям. Олимпии кажется – откроет дверь, а Генри-Гари тут как тут. С топором.
– Ага! Попалась!
Нет, Генри нет. В коридоре только несколько испуганных пассажиров. Олимпии всего шестнадцать, но она внушает доверие – на нее смотрят с надеждой, ждут пояснений и указаний.
– Вы не знаете, что происходит? – спрашивает женщина.
– Как и предупреждал Дин, мы проезжаем место скопления.
Скопления чего – уточнять не приходится.
Все взгляды обращаются к Олимпии.
– Пожалуйста… – робко начинает она, потом, подражая уверенной манере Мэлори, заканчивает: – Оставайтесь в купе с закрытыми глазами, пока они не отстанут от поезда.
Вести за собой. Указывать путь. Она часто берет на себя эту задачу.
Олимпия идет по коридору. Пассажиры выходят из купе. Подозревают неладное.
– Закройте глаза. Вернитесь в купе, – повторяет Олимпия.
В конце вагона она сама зажмуривается и выходит за дверь.
В следующем вагоне тоже народ. Разговоры. Люди растерянны. Беззащитны. Неужели они не знают простого правила? В любой непонятной ситуации – закрывай глаза.
– Внимание! – уже уверенней произносит Олимпия. – Вокруг поезда много тварей. Всем нужно закрыть глаза!
Ее останавливает мужчина.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает он с подозрением.
Олимпия вспоминает слова матери. Когда-то давно Мэлори сказала ей: «Когда встречаешь человека, помни – он тоже пережил потерю. Пришествие наверняка лишило его близких – родителей, детей или друзей. Он имеет причины не доверять тебе и опасаться».
– Я слышу много тварей вокруг поезда, – поясняет она.
Мужчина закрывает глаза.
– Спасибо, – говорит он.
Олимпия продолжает путь. Думает о Томе. О Мэлори. Где они сейчас?
У заколоченного железным листом окна, в профиль к Олимпии, стоит женщина.
– Вам лучше закрыть глаза!
Женщина очень грустна – Олимпия никогда не видела настолько печального лица. Когда пришли твари, мама прежде всего разозлилась. Испугалась. Однако она никогда не поддавалась грусти.
«Мама, я иду к тебе!» – думает Олимпия.
Олимпия еще не родилась, когда Мэлори решила, что потеряла родителей. Она жила с этой мыслью семнадцать лет. Находила силы, чтобы растить детей, упорство, чтобы день за днем твердить им о безопасности, неустанно вбивать в их головы правила нового мира. А как поступила бы Олимпия, если бы увидела в списках выживших имя биологической матери? Кинулась бы на поиски, как Мэлори? Или осталась бы в стороне?
– Все кончено… – произносит женщина.
Олимпия хочет посоветовать ей зажмуриться, однако замолкает на полуслове – глаза женщины нарисованы краской на опущенных веках.
– Все кончено… – повторяет женщина.
Из соседнего купе выглядывает мужчина.
– Закройте глаза, – говорит Олимпия. – Снаружи много тварей.
Мужчина не заставляет просить дважды – мгновенно исчезает, захлопнув за собой дверь.
«Молодец», – думает Олимпия. Мэлори подумала бы так же. Как это, оказывается, приятно – очень даже! – почувствовать себя на мамином месте. Мама в панике разыскивает Тома, беспокоится о родителях, которых много лет считала погибшими. А Олимпия теперь играет ее роль.
Олимпия проходит вагон насквозь. Открывает следующую дверь. Переступает порог. Ни Мэлори, ни Тома… Есть надежда, что они оба в вагоне-ресторане. Живы-здоровы.
Только почему мама не вернулась ее проведать?
Мама всегда о ней заботится. Как Сэм и Мэри Волш заботились о самой Мэлори. Пока не пришли твари…
Сейчас твари кишат вокруг поезда. Сотни тварей. Будто кроме них ничего больше нет на Земле. Будто в этом самом месте – посреди американского штата Мичиган – находится брешь в мироздании, через которую прорвались чужеродные существа и подчинили себе человечество.
Слева открывается дверь. Выглядывает мальчик.
– Нет-нет! – говорит Олимпия. – Не выходи! Закрой глаза!
– Почему?
Мальчишка напоминает ей Тома. Тоже темноволосый, с пытливым взглядом.
– Здесь опасный участок. Нужно быть осторожнее, понимаешь?
Мальчик гораздо младше Олимпии и смотрит на нее так же, как она в детстве смотрела на мать. Хотя не совсем – он воспринимает новости с меньшей серьезностью. Почти без страха. Для него твари – неотъемлемая часть жизни. На его недолгом веку ему уже повстречались тысячи тварей. И поэтому он совершенно их не боится.
Возможно ли это? Правда ли, что каждое следующее поколение все больше привыкает к тварям? Значит, когда-нибудь…
Интересно, как будут жить их потомки?
– Не выходи! – повторяет она. – Где твои родители? Они с тобой?
Из купе высовывается рука и затаскивает мальчишку внутрь. Дверь закрывается.
Олимпия идет дальше. Пытается представить себе будущее человечества.
Мэлори уверена: пока твари населяют Землю, мы должны носить повязки. А вот Том не согласен. Он считает, что люди обязательно придумают, как победить тварей. А этот мальчик? Он тоже собирается их победить? И если да – каким образом?
Олимпия доходит до конца коридора. Открывает дверь. Переступает порог.
В следующем вагоне встречает Дина.
Хорошо! Замечательно! Он наверняка видел Мэлори.
Однако Дин спрашивает первым:
– Ты не знаешь, где мама?
Дин встревожен. Хотя проходил участок с тварями уже много раз. Значит, у него есть другие причины для беспокойства…