– Закройте глаза! Закройте глаза!
Олимпия хоть и ведет Мэлори прочь от сцены, кажется, возбуждена не меньше остальных.
«Где Гари?» – думает Мэлори.
– Где Гари? – спрашивает она вслух.
– Мама! – восторженно говорит Олимпия. – Мама, у Тома получилось!
И тут раздается голос. Мужской голос. Однако он не принадлежит Гари. Мэлори слышит голос отца. Она столько раз слышала его во сне… и теперь сон оборачивается кошмаром.
Папин голос всплывает из самых глубин, из потаенных уголков ее собственной тьмы, о которых она даже не подозревала. Она пытается стряхнуть наваждение, вернуть голос обратно в мир сновидений, избавиться от него, как она избавилась от Гари несколько минут назад.
Не время тешиться пустыми надеждами! Не время мечтать!
– Мэлори!
Спит она или бодрствует, однако голос действительно папин.
– Кто вы? – спрашивает Олимпия.
– Что происходит? – выдыхает Мэлори.
– Мама, кто это?
– Мэлори Волш? – произносит мужчина.
Это папа. Соткался из темноты. Встал рядом.
– Боже мой! – восклицает Мэлори и цепляется за Олимпию, чтобы не упасть.
Ей физически больно от счастья – это правда, перед ней Сэм Волш, он проводит пальцами по ее лицу. И его голос, его реальное присутствие настолько чудесны, что разгоняют мрак даже под черной повязкой. Ей становится светлее – впервые за семнадцать лет.
– Я не могу… – говорит Мэлори.
Потрясение слишком велико. Слишком много всего произошло. Сразу.
– Мальчик назвал твое имя, – говорит голос Сэма Волша. – А потом… я узнал твой голос.
Он снова ощупывает лицо Мэлори.
– Мэл, это ты?
Вдох. Пауза.
Смеет ли она надеяться?
– Папа?
Знакомые руки обнимают ее за плечи. Олимпия тоже говорит невероятные вещи, говорит – это ее дедушка.
А Олимпия его видит.
– Боже мой! Боже мой! – твердит Мэлори.
– Я Сэм Волш, – произносит голос отца. – Ты ведь Мэлори?
Мэлори опускается на колени. Не может быть! Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вокруг шумят люди. Том все еще на сцене. Олимпия рядом с ней.
Отец…
Мэлори хотела бы сорвать с лица повязку.
Однако она не отступит от главного правила. Даже сейчас.
Мужчина опускается на колени возле Мэлори. От него исходит знакомый запах, она хорошо помнит этот голос и прикосновения, они стоят на коленях посреди этого адского города, в толпе варваров, которые даже не хоронят своих умерших. Толпа дружно приветствует Тома, а он, возможно, прямо в эту секунду теряет последние капли разума, хотя Олимпия по-прежнему твердит, что с ним все хорошо.
– Мэл! – уже уверенно восклицает мужчина. – О господи! Мэлори, это ты!
Они обнимаются. Повязка Мэлори промокла от слез. Она хватает отца за плечи, буквально впивается в него ослабевшими пальцами. Как можно крепче.
– Папа!
– Мэлори!
Сэм Волш плачет. Пытается что-то сказать. Мэлори нащупывает на его лице повязку и радостно смеется – он тоже соблюдает главное правило.
– Мы так и знали! – говорит Сэм с облегчением. – Мы знали, где тебя искать.
Затем что-то говорит Олимпия. Затем и Том – он тоже подошел. Том говорит сестре, что его теория оказалась правильной. Спрашивает, почему у Олимпии открыты глаза.
– Я заметил еще со сцены, – удивляется он. – Через зеркальное стекло. Ты почему не зажмурилась?
Потом рассказывает про тварь.
Сквозь хаос и суматоху, сравнимую с днем нашествия, Мэлори по-настоящему слышит лишь голос отца.
– Мы знали, где тебя искать!
– Папа, – говорит она, целуя его лоб через повязку, – почему вы решили искать меня здесь?
Сэм смеется. В его смехе читаются бесконечные годы страданий.
– Ты всегда была бунтаркой, – говорит он. – Рисковой девчонкой. В отличие от нас с мамой.
Он крепко ее обнимает, а Мэлори думает: «Неужели это про меня? Куда же делась эта рисковая девчонка?»
В голосе Тома восторг и гордость. В голосе Олимпии – потрясение.
Толпа вокруг становится все более шумной. Если Том и в самом деле посмотрел на тварь, радоваться сейчас – чистейшее безумие. А Мэлори почему-то не страшно.
Страх отступает. Впервые за семнадцать лет.
На секунду она вспоминает Мэлори-бунтарку, которую описал отец. Она ведь тоже боролась с несправедливостью…
Совсем как Том.
– Твоя мама… – начинает отец и замолкает.
Ох, не нравится Мэлори его молчание!
– Она была бы счастлива…
– Мама?..
Мэлори хочет спросить «она умерла?» – и не в силах выговорить страшное слово.
Сэм встает сам и пытается поднять Мэлори. Том и Олимпия тоже – она чувствует руки детей. Все втроем они пытаются поставить ее на ноги. Однако на Мэлори свалилось слишком много: известия о маме, ее отец рядом с внуками – и все это в окружении ликующих безумцев…
Мэлори теряет сознание и падает в руки родных.
Глава 31
Мэлори приходит в себя не открывая глаз. Она лежит на чем-то мягком. Прикрыта одеялом до груди.
В комнате кто-то есть.
– Мама!
Это Том. Он здесь!
– Можешь открыть глаза!
Это уже Олимпия. Слава богу! Олимпия тоже здесь!
Мэлори открывает глаза и первое, что она видит, – лицо отца.
– Папа!..
Взгляд затуманивается от слез. Она и не думала дожить до такого счастья.
– Привет! – говорит отец, его глаза тоже влажны.
Он прекрасно выглядит, хоть и постарел. Поседел. А глаза живые. И улыбка ничуть не изменилась – совсем как до нашествия. Правда, одет иначе – на нем фланелевая рубашка и спортивный костюм. В ее детстве он никогда такого не носил. Видно, что последние семнадцать лет он не ездил на машине, а ходил пешком. А также не смотрел телевизор, не пользовался компьютером, не ел в ресторане.
И взгляд другой. В нем читаются пережитые страдания, воспоминания и мудрость.
Мэлори смотрит на Тома. Что же там было?.. Толпа безумцев скандировала его имя. Олимпия говорила, будто Том смотрел сквозь стекло.
Смотрел на тварь.
– Том… – начинает Мэлори.
Она пытается сесть в кровати, однако усилия ни к чему не приводят.
Том молча смотрит на нее. Он здоров.
Олимпия тоже здорова.
– У тебя чудесные дети, – кивает Сэм.
Мэлори едва может говорить из-за нового приступа слез:
– У тебя чудесные внуки.
– Принесу воды, – произносит Олимпия и выскальзывает за дверь.
Мэлори осматривается. Стены обиты рейкой. Окна занавешены одеялами. Маленькая кровать. Комната похожа на спальню для гостей.
Чисто. Уютно.
Рядом отец.
Мэлори снова переводит взгляд на Тома.
– Что с тобой произошло?
Том словно тоже стал старше, у него умиротворенное лицо человека, который добился желанной цели. Он выглядит успешным – если в новом мире вообще возможен успех.
– Знаешь, а мой внук изобрел способ смотреть на тварей! – объявляет Сэм.
Мэлори снова пытается подняться. Сэм быстро подходит к кровати и опускается рядом с ней на колени.
– Я тебе обязательно расскажу. Только, наверное, не все сразу…
– Где мы?
Сэм улыбается.
– Это мой дом. По крайней мере, последние несколько лет. А вообще историй у меня хватит на целую библиотеку. Как мы с мамой шли на юг после нашествия…
Даже если благодаря Тому теперь можно смотреть на тварей без опаски, воспоминания о них еще болезненны.
– О, папа… У меня тоже много историй, – улыбается Мэлори.
– Мы на отшибе, достаточно далеко от центра. – Сэм задумчиво смотрит на занавешенные окна, совсем как в детских воспоминаниях смотрел в сад. А сейчас… – Мэри была уверена, что ты придешь в Индиан-Ривер. Мы много об этом спорили.
– Значит, мама…
– Да.
Голос спокойный. Сэм уже успел оплакать жену, как Мэлори успела оплакать его самого.
– Шеннон… – произносит Мэлори.
– Да, Олимпия нам рассказала.
Папа улыбается. Они с мамой давно похоронили обеих дочерей.
– Кому «нам»?
– Я держу твою маму в курсе событий, хоть она и переехала. Она похоронена в саду.
– Папа, мне так жаль…
Сэм кивает, машет рукой – мол, не волнуйся, я в порядке.
– Я бы хотела сходить на могилу.
Сэм встает и подает Мэлори руку.
– Она будет рада.
Мэлори глубоко вдыхает, прежде чем выйти в заднюю дверь дома. Держит отца за руку.
По всему Индиан-Ривер идет изготовление масок из зеркального стекла, однако Мэлори с отцом пока предпочитают повязки.
– Давно вы здесь? – спрашивает Мэлори.
– Около трех лет.
– К вам приходила перепись населения?
Сэм вспоминает. Мэлори слушает, как шумят деревья в саду. Как ветер гонит по траве сухие листья.
– Да, приходил человек… Опасная это затея. Мама ему сказала: «Вы делаете благородное дело». Мы предложили ему переночевать, а он отказался, мол, некогда.
К глазам, спрятанным под повязкой, вновь подкатывают слезы. Вот бы найти переписчика! Рассказать, что его усилия не напрасны и как сильно он ей помог.
– Пойдем к Мэри, – говорит отец.
Он сводит Мэлори по каменным ступеням на лужайку. Мэлори слышит, как качается от ветра ограда. Глаза крепко завязаны.
– Ну вот, – говорит Сэм. – Не бог весть что, конечно… Но я сам ее хоронил. Мне важно было самому…
– Как она умерла?
– Во сне, Мэл. Не от тварей, слава богу.
Он опускается на колени, тянет за собой Мэлори. Она ощущает под ладонями каменную плиту. Опавшие листья, траву.
– Вот… – говорит отец.
Потом убирает руку, и Мэлори остается наедине с Мэри Волш.
Она думала, что уже смирилась со смертью матери. Однако сейчас понимает – раньше она не давала себе разрешения горевать.
Некогда было раскисать. Из-за тварей.
– Я так по тебе скучала! – сквозь рыдания восклицает Мэлори.
Они живут в доме отца уже две недели, и Мэлори каждый день навещает Мэри Волш. Оказывается, не все жители города настолько прогрессивны, как чудаки на площади, которых она слышала в первый день. Теперь понятно, почему Сэм здесь остался. Понятно, даже несмотря на их крайне безрассудное поведение, возмутившее ее в день прибытия. В новом мире люди делятся на надежных и потенциально опасных.