Деревья росли часто, но не настолько, чтобы нам приходилось протискиваться между ними. Хотя крупный зверь, вроде медведя вряд ли смог бы тут свободно бегать.
Матово-коричневая кора казалась очень ровной, молодой и лишь изредка рассекали ее длинные трещины, сочась голубоватой жидкостью, с резким, пряным ароматом.
Эймердина очнулась первой.
— Лиса. Пошли уже. Надо сообразить — куда направиться. А для этого стоит немного побродить тут, поискать приметы.
Я в ужасе уставилась на Эймердину. Приметы? Да ладно! Никогда в жизни не разбиралась в этих вещах! Следопыт из меня еще хуже, чем спецагент. На какой стороне дерева растет мох, где встает солнце, куда падают тени… Я могла сутками бродить в лесу и ничего не понять.
— Спокойно. Разберемся, — пообещала Эймердина и решительно потянула за собой.
Глава 19
Спустя некоторое время я обнаружила еще одно замечательное свойство мельранского леса — полное отсутствие мошкары и комарья.
Я читала, что местные кусачие насекомые появлялись только ночью. Днем на них охотились птицы и несколько видов хищных жуков, и мелким гадам было не до путников.
Клещи тут не водились совсем, что тоже очень вдохновляло. Правда, обитали ядовитые пауки. Но избежать с ними встречи труда не составляло. Стоило лишь сторониться тугой, серватой паутины, крупной сеткой опутывавшей ветки деревьев и кустарника. Не ломиться в бурелом, и следить за тем, чтобы сучья не цеплялись за одежду и не задевали за волосы.
Эймердина шустро семенила впереди. Раздобыла нам по длинной палке-посоху и демонстрировала, как нужно убирать с дороги колючие ветки.
До следопыта тете Рея было ой как далеко, но в лесу она чувствовала себя довольно уверенно.
Ориентировалась по грибам. Большие, черные с узкой остроконечной шляпкой росли только в глубине чащи, светло-желтые, пористые овалы — по периметру, зеленоватые, с выгнутыми вверх широкими, склизкими шляпками появлялись ближе к опушке. Эймердина следила — каких больше и корректировала маршрут.
Как выяснилось, на положение солнца в этой части планеты ориентироваться не стоило. Из-за особенной плотности атмосферы, здесь частенько возникали оптические иллюзии. Мы могли сутки, двое, трое считать, что солнце встает с какой-то стороны, а, на самом деле, путать его с миражом или отражением. Я не очень поняла.
О том, как должен расти мох и как по нему ориентироваться, Эймердина помнила не больше моего, поэтому старалась не заморачиваться сторонами света, просто направляясь к опушке.
По счастью, лес с трех сторон огибали воздушные трассы, и только с одной — поле, на котором прятался Черный замок. Ближе к полю росли особенные грибы — серые, с ассиметричными шляпками, похожими на веер. Всякий раз, заметив хотя бы один, Эймердина решительно шла в другую сторону.
И все же, через некоторое время мы безнадежно сбились с дороги. Эймердина водила меня кругами. Мимо раздвоенного светло-серого дерева с резными листьями, похожими на кленовые, мимо четырех широкий пней с розовыми и голубыми кольцами, мимо густой поросли кустарника с оранжевыми ягодами. Ядовитыми, если верить спутнице.
Я начала нервничать, судорожно прикидывать, как быть и что делать, когда Эймердина вдруг заметила целую полянку больших черных грибов. По лицу спутницы я поняла, что мы спасены даже раньше, чем она рванула в противоположную сторону.
Больше мы к знакомым приметам не возвращались.
— А здесь водятся опасные хищники? — спросила я спустя некоторое время.
— Про хищников тебе лучше не знать, — покачала головой Эймердина и продолжила путь. — Мы держимся густой части леса. Здесь им сложно продраться. Но лучше поторопиться. Чаща большая, а мы просто обязаны до сумерек добраться к шоссе. Так что… будем надеяться и верить.
И она прибавила скорости.
Я двигалась за Эймердиной, стараясь не отставать. Переступала через поваленные стволы, проскальзывала между слишком близко растущими деревьями. Теперь стало ясно — мельранка нарочно выбирала такую дорогу, опасаясь нападения зверей.
Я где-то читала о том, что местные леса — по сути, заповедники. И хищники и крупные травоядные здесь жили себе как миллиарды лет назад, до того как появилась и захватила господство на планете разумная раса. В отличие от Земли, где многие опасные виды почти вымерли. И сколько ни старались экологи, сколько ни применяли новые технологии, поделать с этим пока ничего не могли.
Словно ответом на мои опасения откуда-то издалека раздался рев. Яростный, грудной, мощный он напоминал медвежий и тигриный одновременно. У меня аж дыхание перехватило, сердце ушло в пятки, а колени подогнулись.
Эймердина замерла, обернулась и приложила палец к губам. Мы застыли статуями и тревожно прислушались. Чуть глубже в чаще заскрипели ветки, зашуршали кусты, затрещали поломанные стволы.
Эймердина суматошно оглянулась, осторожно шаг за шагом подошла к двум поваленным деревьям и присела, рукой подзывая меня к себе. Я медленно, стараясь не делать резких движений, и не шуметь подкралась к ней, опустилась на корточки и замерла.
Рев раздался совсем близко, ударил по ушам и по нервам. Стая зелено-красных птиц взмыла ввысь, громко шурша крыльями. Небо взорвалось встревоженным птичьим гомоном — пернатые предупреждали об опасности. Несколько серых зверьков, вроде лисиц, с черными полосками на спине, пронеслись мимо с поразительной скоростью.
Уши прижаты, хвосты между задних лап. Да-а-а. К нам пробиралось что-то очень страшное.
И вот не успела я так подмать, как совсем рядом, в паре шагов, затрещали ветки и между деревьями просунулась громадная черная морда. Зверь и впрямь очень напоминал медведя. Массивный, косолапый, косматый, с маленькими ушками у висков, щекастой мордой и умными зелеными глазами.
Он встал на задние лапы, полоснул когтями по воздуху, раздвигая колючий кустарник и утробно зарычал. Эймердина даже не шелохнулась. Я тоже старалась не двигаться. Даже дышать перестала. Только пульс гонгом гремел в ушах, да руки и ноги совсем заледенели. Эймердина сжала губы до синевы, кулаки — до белизны в суставах.
Зверь принюхался, вытянул шею, облизал влажный коричневый нос ярко-розовым, шершавым языком и двинулся в нашу сторону, шумно втягивая запахи.
Эймердина до крови закусила губу, а у меня душа ушла в пятки. Я зажмурилась, как всегда, когда ожидала страшного исхода. Сжалась, обхватив колени руками, и оцепенела.
Дыхание хищника раздавалось совсем близко. Шумное, рваное, жадное. Наш запах явно дразнил его, приманивал.
Рруу… От рева почти над самым ухом я едва не рухнула навзничь, соленый привкус крови появился во рту прежде, чем ужасно заболел язык — незаметно для себя я прикусила его.
Зверь заревел снова, и я ощутила зловонье из его пасти. Не знаю, как близко подобрался хищник, но на лице оседал запах протухшего мяса, ржавчины и чего-то еще, не менее мерзкого, похожего на прогорклое молоко.
Желудок скрутило холодным спазмом, ледяная волна спустилась от темечка до копчика, тошнота комом подступила к горлу. Меня передернуло. Рядом едва слышно застонала Эймердина, и нас снова с ног до головы обдало зловоньем.
Ну, все, это конец, подумалось мне.
Сколько раз за сегодня мне приходила эта мысль? Трижды? Четырежды? Казалось, за этот длинный день я прожила несколько маленьких и очень страшных жизней.
Внезапно откуда-то издалека послышался другой рев. Чуть более высокий, чуть более звонкий и какой-то зовущий.
Наш зверь ответил — басисто, заливисто, почти радостно.
Я приоткрыла один глаз.
Хищник уже развернулся к нам спиной, показывая куций хвост, похожий на заячий, вытянул шею, принюхался, недолго помедлил и двинулся прочь.
Приостановился, оглянулся, втянул носом запах, заставив меня еще раз прикусить язык и вздрогнуть от страха и боли.
Но продолжил удаляться, ломая ветви, продираясь сквозь кустарник, прислушиваясь ко все новому и новому далекому реву и отвечая на него тем же.
Не прошло и нескольких минут, как мощная спина хищника уже едва виднелась между деревьев, а утробный зов еле-еле долетал до моих ушей.
В последний раз мелькнула черная точка вдалеке, раздалось тихое, протяжное Ррууу… и все стихло.
Кажется, я только тогда вспомнила, как дышать, ощутила, как одеревенели ноги. Эймердина вытерла рукавом пот со лба и почти ровным тоном сообщила:
— Кропот. Что-то вроде вашего гризли, только больше и опасней.
Я вымученно кивнула и плюхнулась на лиственный ковер, стараясь привести себя в порядок.
Эймердина поступила также. И несколько минут на поляне раздавалось только наше натужное дыхание, да чириканье птиц в кроне какого-то дерева.
— Хм. Нас все еще поддерживают, — первой нарушила затянувшееся молчание Эймердина.
Я метнула в нее удивленный взгляд.
— У самок кропота брачный период закончился месяца три назад, — вымученно улыбнулась спутница. — Сейчас они прячутся от самцов, а не зовут их.
Пшш… Кто-то спрыгнул на землю со ствола неподалеку — я успела лишь ухватить взглядом пушистый серый хвост и задние лапы в «меховых шароварах».
Мы еще немного посидели, обменялись обелегченными улыбками, тяжело поднялись, опираясь на палки, и возобновили путь.
Эймердина ускорилась сильнее, явно опасаясь очередного хищника. Я заторопилась следом.
Казалось, конца и края не будет нашей дороге. Я давно перестала понимать — как ориентируется Эймердина, замечать — где и какие растут грибы. Меня хватало лишь на то, чтобы не отставать от спутницы, старательно минуя препятствия. Я делала это словно в каком-то полусне, почти бездумно.
Пригнулась над слишком низкой веткой, и та полоснула острыми концами по воздуху над самым лицом. Подскочила, чтобы не споткнуться о громадное поваленное дерево, обогнула очередную яму.
Быстрая ходьба по пересеченной местности болью отзывалась в икрах и бедрах, но я старалась не сбавлять темп. Жажда наждачкой царапала горло, голод скручивал желудок узлом. Но я сосредоточилась на дороге. Надо выбраться до темноты. Кто знает, какие беды принесет в лес ночная мгла?