- У нас тут корабль, а не ресторация, - сказал он, подражая раздражённому тону хозяина камбуза, - и кормят всех, даже капитана, в определённое время. А холодные закуски вы можете поискать на берегу.
- Очень мило с его стороны, - кивнул я и захлопнул перед носом наглеца дверь капитанской каюты.
- Похоже, вы тут не в чести, - заметил Гизберт, продолжавший делать вид, будто его ничего не заботит. – Капитана я ещё ни разу не видел, а остальная команда глядит на вас волком, наверное.
Я не стал ему рассказывать, что ещё вчера мог за серебряные флорины или марки или ещё какие монеты – правда, в основном, обрезанные, конечно – продавать свои ногти и волосы матросам на талисманы. Прав был Рамирес, стоило для начала разобраться с тюрьмой, а потом уже продавать их. Теперь и вправду на меня глядели волками – и если бы не непререкаемый авторитет капитана, нас с Гизбертом тут же отправили бы за борт без лишних слов.
Слишком уж странным и пугающим было наше появление на борту.
Жжение в руке и левой стороне груди стало просто нестерпимым. Я скривился, прижав к груди правую руку, но тут же отдёрнул, так сильно стрельнуло болью. Пора было начинать действовать – так хотя бы можно было одолеть проклятую боль.
- Рамирес, поможешь мне? – спросил я у капитана.
- Чем именно? – удивился тот. – Да на тебе же лица нет, Рейнар! Что творится?
- Все вопросы потом, - отмахнулся я, усилием воли стараясь не думать о боли вовсе – получалось не очень. – Сейчас мне важна только ваша помощь!
Я отвернулся от арены, глянул на стоявшего, словно бледной тенью самого себя, коменданта тюрьмы.
- Как быстро спуститься на арену? – спросил у него я.
- Никак, - покачал головой он. – Только три круга по коридору, он сам выведет вас ко входу.
- А быстрей?! – рявкнул на него я.
- Только если сделать один круг, а после зайти в ложу – оттуда уже можно будет спрыгнуть прямо на арену, не опасаясь переломать себе ноги.
- Другое дело, - кивнул я, как можно скорее направляясь к выходу из ложи. – Рамирес!
- Я за тобой, - махнул мне рукой капитан.
Мы пробежали круг по постепенно идущему вниз коридору, но я понимал, что опаздываю. Слишком увлёкся наблюдением за резнёй, учинённой Гизбертом на арене. Нечто тёмное и мрачное поднималось во мне, нечто порождённое силой тирана и той, что я получил от крысолюда. И между ними, между обращением в опаснейшую нежить и мной стояли лишь два выжженных на коже, и на самой душе моей, клейма. Они предупреждали меня, но я слишком поздно внял боли. А теперь приходилось бежать со всех ног, понимая, что опаздываю, и пытаясь обмануть само время.
Мы ворвались в первую попавшуюся ложу. Внутри сидели двое господ в роскошных колетах и две дамы, чьи наряды ничуть не уступали мужским. Все взоры сейчас были обращены на арену, а потому даже когда мы с капитаном ввалились прямо в ложу, нас заметили не сразу. Лишь когда мы протолкались через ложу и я первым, а Рамирес сразу за мной, прыгнули через бортик на арену, за нашими спинами послышались крики, исполненные удивления и праведного гнева.
На арене же всё было кончено. Не отличишь уже, где бьются в агонии ещё живые люди, а где судорожно содрогаются отрубленные чудовищным мечом конечности. И посреди всей этой картины, достойной Дантова ада, замер чёрный человек в гротескной броне с несуразным мечом. И он, и оружие его были залиты кровью, но при этом каким-то образом не потеряли своего цвета.
Я шагнул к нему, но Гизберт, повинуясь инстинктам заключённого в его теле и душе демона, подался назад, вскидывая меч. Сейчас от человека в нём осталось слишком мало – ещё чуть-чуть, и тварь, куда хуже тех, что может породить чума, окончательно возьмёт верх. А может быть, и уже взяла. Но я не хотел в это верить, а потому бросился к нему, перекатился через плечо, вымазавшись в крови по уши, но сумел оказаться к нему вплотную, прежде чем мечник успел разорвать дистанцию. На таком расстоянии его оружие было бесполезно, но и у меня с собой не было ничего, кроме кинжала. По традиции в тюрьму нельзя было входить с оружием – кинжал же за таковое не считался никогда.
Я мёртвой хваткой вцепился в плечи Гизберта. Острые грани его доспехов ранили меня, но мне было плевать на эти мелкие порезы. Сейчас куда важнее было поймать его взгляд. Я вперился в горящую красным огнём щель забрала. Из пасти, меж обсидиановых зубов, вырывались клубы пара – дыхание демона было очень жарким.
- Слушай меня! – крикнул я. – Гизберт! Слушай меня! Ты – человек! Это твоё тело и твоя жизнь! Верни её себе! Верни, Гизберт! Ты – человек!
- А ты? – услышал я голос из-под чёрной брони. – Человек ли ты? Нет, хоть и лжёшь себе, как этот мальчик. Я верну его. Верну лишь потому, что после ты вернёшь его мне. Это – неизбежно!
Я старался в тот момент, да и после, не задумываться над этими словами…
Гизберт упал на колени, как будто тело его разом потяжелело на полсотни фунтов. Он по-прежнему крепко сжимал в правой руке свой чудовищный меч, но уродливые доспехи начали опадать с него, будто лепестки с цветка. Не долетая до песка арены, они распадались клочьями мрака и исчезали, словно и не было их вовсе.
Крыши над ареной не было – она прикрывала лишь ложи по её краям. И потому, стоило начать накрапывать дождичку, как тяжёлые капли тут же упали на воздетое к небу лицо Гизберта. А уже через полминуты они колотили нас по плечам, смывая кровь.
- Рамирес, помогай! – крикнул я капитану, и вместе мы подняли на ноги почти бесчувственного Гизберта.
Он кое-как, но передвигал ногами, а главное крепко держал свой меч. Клинок его волочился за нами, неприятно скрежеща о каменные плиты пола.
Мы дотащили мечника, потерявшего свои уродливые доспехи, до пристани, с помощью матросов втащили в каюту капитана. Рамирес почти сразу выскочил оттуда и рванул бегом на шканцы, разбрасывая команды к отплытию. Я хотел было подойти к нему, сказать какую-нибудь утешительную глупость, хоть как-то попытаться успокоить. Но как только увидел, что Рамирес срывает с себя перепачканный понизу кровью плащ из павлиньих перьев и в гневе швыряет за борт, понял – делать этого не стоит. Сейчас в капитане кипела его горячая кастильская кровь, и вполне мог вызвать меня на дуэль. И ни один из результатов этого поединка меня бы не устроил.
Поэтому я поспешил убраться в каюту, подальше от глаз команды. Матросы и офицеры уже тогда начинали поглядывать на меня без прежней приязни. А то ли ещё будет…
Ели мы всё-таки все вместе. Рамирес нашёл в себе силы, чтобы спуститься со шканцев в собственную каюту. Наверное, понимал, что такая демонстрация собственного страха перед новым пассажиром или же неприязни к нему, может спровоцировать команду. Конечно, матросы и офицеры были преданы ему, однако есть определённая грань, переступать которую не стоит, даже если полностью уверен в собственных людях.
Он глядел на жадно поглощающего пищу Гизберта волком, не считая нужным скрывать своих чувств к мечнику. Гизберт же накинулся на еду с просто нечеловеческим аппетитом. Он ел, не особенно озабочиваясь приличиями, тем более что одной рукой управляться со столовыми приборами было не так просто. Левая же его рука заканчивалась чуть ниже локтя. Судовой врач временно снял его механический протез, покуда не заживут раны, но видно было, что Гизберт и одной рукой управляется вполне уверенно. Мне же оставалось делать вид, будто я тут совершенно ни при чём и не поднимать глаз от тарелки.
- Хватит, - звякнул о край своего блюда Рамирес, когда мы почти покончили с трапезой, хотя видно было, что Гизберт ещё не совсем заморил червячка и съел бы с удовольствием ещё что-нибудь. – От официала я ничего добиться не могу, потому спрашиваю у тебя, мечник. Кто ты, чёрт тебя подери, такой?!
- Гизберт, - напустив на себя явно привычный ему равнодушный вид, пожал плечами мечник, - по крайней мере, так нарекли меня. Какое имя дали при рождении не ведаю, но крещён был под этим.
- Прекрати издеваться, - насупился Рамирес. – Ты думаешь, что можешь играть со мной в эти игры? Зря! Я видел всё, что случилось на арене. Что ты за монстр такой?
- Если бы ты не торчал на палубе всё время, я бы тебе уже рассказал, Рамирес.
Я намеренно обратился к нему по имени, хотя отлично услышал, как он назвал меня официалом. Капитан хотел отгородиться от меня, от нашей прежней почти дружбы, но я снова пытался сократить дистанцию.
- Да нет уж, тебе больше веры нет, - отмахнулся он. – Пускай этот тип мне всё сам рассказывает.
- Ну, раз жратвы больше нету, то можно и потрепаться, - кивнул Гизберт, - если только не усну. Меня после еды всегда в сон быстро клонить начинает.
- Хватит! – треснул кулаком по столу Рамирес. – Или ты начинаешь сейчас же, или я велю и тебя, и официала вышвырнуть за борт – и будь, что будет.
- Если думаешь, что до его судьбы мне есть дело, - Гизберт указал обрубком руки на меня, - то ошибаешься. Но раз уж захотел, то давай расскажу. Тебе какую версию – полную или покороче?
- Давай уж короткую, - несколько успокоился Рамирес. – А то и в самом деле уснёшь ещё за столом.
- Тогда не стану рассказывать, как я дошёл до жизни такой, - кивнул Гизберт. – Думаю, тебе будет более интересно то, что случилось в Страсбурге. Так вот, тамошний инквизитор, отец Мотгиз, слегка слетел с катушек на почве мучений еретиков и всего в том же духе. Ну, ты же кастилец, думаю, тебе известны подобные случаи. И вот в городе, охваченном чумой, с которой толком никто не боролся, потому что все искали еретиков днём и ночью, а мертвецы исправно поднимались по утрам, чтобы собирать кровавую жатву, он чувствовал себя как рыба в воде. Ей-богу, не лгу ни единым словом. Когда я приканчивал его, он улыбался, словно у райских врат стоял, хотя вокруг творился кромешный ад. Мертвецы, флагелланты, еретики – а были там и они – а среди этого безумия отряд рыцарей, охраняющих лично Мотгиза, да пятёрка его личных палачей.
- Так, - оборвал его Рамирес. – Довольно с меня. Рейнар, давай и в самом деле, рассказывай ты. А то у мечника, как я погляжу, ещё и талант барда прорезался.