– Все это обсуждалось и решалось в ходе Великого Спора. Спор с Богом – это не только словесное общение, он проникнут великой, неизмеримой любовью к Господу, тем светом, который ты видел и который окружает и наполняет всех нас. Господь дал нам прежде всего утешение, то утешение и спокойствие, в котором я, страдая и мучаясь, возможно, больше всего нуждался. Он заверил, что нам нечего бояться!
– Понятно.
– Теперь наступила очередь четвертого «откровения». Учти, что мое изложение этого «откровения» весьма произвольно и условно, ибо, как я уже говорил, я не могу посвятить тебя во все детали. Четвертым «откровением» я называю «откровение» цвета, а начало ему положило появление цветущих растений. Создание цветов способствовало возникновению экстравагантных и красивых способов спаривания организмов. Следует иметь в виду, что спаривание имело место и прежде, даже между одноклеточными существами.
Но цветы... Цветы в изобилии представили множество оттенков, которых прежде не существовало вообще, разве только в радуге. Краски и оттенки радуги мы видели в раю и всегда считали, что они принадлежат исключительно небесам. И вдруг мы поняли, что это далеко не так, что их с успехом способна производить великая природная лаборатория, называемая землей.
Позволь заметить, что яркие, сочные цвета возникали и в окраске морских организмов, особенно рыб, обитавших в теплых водах. Тем не менее именно цветы больше всего поразили меня своим великолепием. А когда стало очевидным, что их числу и разнообразию форм лепестков не будет конца, наши хвалебные песнопения вновь вознеслись к небесам и сила их многократно превосходила все прежние гимны.
Однако в пении нашем слышались и мрачные ноты... Осмелюсь сказать, что в них присутствовало некое сомнение – колебание, если хочешь, – вызванное «откровением» смерти и разложения. Теперь, с появлением цветов, мрачные ноты в похвалах и благодарственных гимнах зазвучали еще громче, ибо при виде гибнущих соцветий, роняющих на землю потемневшие лепестки, мы испытывали чувство ужасной, невосполнимой утраты.
Свет жизни, излучаемый цветущими растениями и деревьями, в изобилии росшими повсюду, был, пожалуй, наиболее мощным, и потому восторженные песнопения все больше и больше окрашивались печалью.
Земля все сильнее привлекала и очаровывала нас. Должен сказать, что в раю к тому времени очень многое изменилось, причем весьма заметно. Внимание всех его обитателей – как Бога, так и ангелов – было направлено прежде всего на землю. Постоянно пребывать в раю и посвящать себя только восхвалению Бога, как то было прежде, казалось уже совершенно невозможным. Любой псалом или гимн непременно должен был содержать в себе упоминания о материи, красоте и о тех процессах, которые происходили. Конечно, наиболее опытные из ангелов в своих песнопениях гораздо искуснее, чем я, сплетали воедино все необходимые элементы: смерть, разложение, красоту...
Я был встревожен и обеспокоен. Мне кажется, уже тогда разум мой был недремлющим и внутри меня таилась некая ненасытность.
– Именно эти слова я произнес во время своего разговора с Дэвидом, после того как впервые заметил, что ты меня преследуешь, – удивленно сказал я.
– Они из посвященного мне старинного стихотворения, написанного на древнееврейском языке. Его перевод отыскать сейчас трудно, если вообще возможно. Это слова из прорицания Сивиллы, в котором она описывает хранителей... ангелов, посланных Богом на землю, дабы они наблюдали за тем, что там происходит. Она оказалась права. Мне понравилось это стихотворение, и я его запомнил. Я согласен с ним в той части, где дается моя характеристика. Чем оно так восхитило других ангелов, одному Богу известно.
Мемнох нахмурился. А я тем временем пытался вспомнить, слышал ли в райском пении те самые нотки печали и уныния, о которых он говорил, или с некоторых пор оно вновь вернуло себе чистую радость.
– Нет, – сказал он. – Теперь в раю слышится не только ангельское пение, но и музыка человеческих душ. Звуки стали совсем другими. Но позволь мне вкратце рассказать тебе об остальных «откровениях», поскольку постичь их суть нелегко и лучше говорить обо всех сразу.
Пятым «откровением» было эволюционное развитие мозга животных. Еще до того животные организмы, обитавшие в воде, отделились от растительных, и теперь внутри студенистых существ начала формироваться нервная система, они обретали скелет, и одновременно у них возникали и развивались клетки мозга. У животных организмов стали появляться головы.
От нашего внимания не ускользнуло, что мы, ангелы, тоже обладаем головами! Процесс мышления у новых существ происходил именно в головах. Точно так же, как и у нас, ангелов. Мы отчетливо видели и понимали это и не нуждались в объяснениях. Благодаря своему ангельскому разуму мы знали, как устроены. Раскрыть все тайны нам помогали глаза. Именно зрение в большей мере, чем все другие чувства, позволяло нам понять, как мы двигаемся, как реагируем на что-то, оно давало возможность удовлетворить нашу страсть к познанию.
Обитатели рая пришли в неописуемое волнение. «Господь наш, – обратился я к Богу, – что же происходит? Эти существа развиваются, они обретают форму... конечности... головы...» И вновь повсюду зазвучали хвалебные гимны, но на этот раз восторг в них был смешан с тревогой и смятением. Сам факт, что материя способна порождать организмы, обладающие головами и мозгом, вызывал в нас страх перед Господом, который позволил произойти столь невероятным событиям.
Еще прежде, чем рептилии стали покидать водные глубины и выползать на сушу, нам явлено было шестое «откровение». И оно повергло меня в ужас! Новые существа – какими бы причудливыми по форме и разнообразными по строению они ни были – имели не только головы и конечности, но и... лица! Такие же лица, как и у нас, как у меня! Точнее говоря, у каждого примитивного антропоида были два глаза, нос и рот! Сначала голова... потом лицо... отражение интеллекта...
Я был вне себя от возмущения и вступил в жесточайший спор с Богом. «Ты этого добивался? – вопрошал я. – Чем все это закончится? Что это за существа? Искра жизни в них разгорается все ярче, становится все более мощной и стойкой! Ты видишь, что происходит?» Некоторые из моих собратьев-ангелов пришли в ужас.
«Мемнох, – увещевали они, – ты заходишь слишком далеко. Да, конечно, между нами, великолепными обитателями рая Господня, сынами Божиими, и этими существами есть определенное сходство. Головы... лица... – все очевидно. Но как осмеливаешься ты ставить под сомнение замысел Божий?»
Однако я ни за что не желал смириться. Меня переполняли сомнения – равно как и тех немногих, кто был согласен с моим мнением. Озадаченные, смятенные, мы вновь отправились на землю, дабы побродить по ней и еще раз внимательно все осмотреть. Я уже говорил, что теперь получил возможность определять собственные размеры в сравнении с тем, что меня окружало, я мог подолгу лежать под нежной зеленой сенью, слушать, как растут деревья и травы, наслаждаться прекрасными красками и размышлять...
И все же меня не оставляло предчувствие грядущих бедствий. А потом... Потом случилось нечто необычное: меня посетил Сам Господь.
Я сказал «посетил», однако это не означает, что Бог когда-либо покидает райские пределы – нет, Он, если можно так выразиться, простирается, выходит за границы рая. Его свет спустился с небес, окутал меня и притянул в божественные объятия. И тогда Господь заговорил со мной.
Естественно, я немедленно успокоился. Теперь, когда на меня снизошло то самое райское блаженство, которое я так подолгу отвергал, когда оно окутало меня любовью и покоем, я испытал чувство глубочайшего умиротворения. Вмиг улетучились все сомнения и колебания. Меня покинула боль. Ослабло мучительное для моего разума давление, вызванное сознанием присутствия в мире смерти и разложения.
Господь говорил со мной! Я чувствовал, как он наполняет меня, и в эти минуты напрочь утратил ощущение собственной формы. Подобная близость между нами неоднократно возникала и прежде, не говоря уже о самом моменте моего появления – ведь я вышел из Бога. И тем не менее то, что это случилось сейчас, можно было воспринимать лишь как бесценный и милосердный дар.
«Ты способен видеть гораздо больше, чем другие ангелы, – сказал Господь. – Ты мыслишь и рассуждаешь, предвидя будущее, а они только еще учатся видеть его. Их можно сравнить с зеркалом, отражающим каждое деяние во всем его величии, в то время как ты все подвергаешь сомнению. Ты не веришь в Меня!»
Его слова преисполнили меня печалью. «Ты не веришь в Меня!» – укорил Господь, но я никогда не считал свои страхи проявлением неверия. И не успел я подумать об этом, как понял, что Господь услышал мои мысли и был в полной мере ими удовлетворен. Он призвал меня вернуться на небеса и велел впредь не углубляться в лесные дебри, а чаще наблюдать за происходящим на земле сверху, ибо такая позиция гораздо удобнее.
В продолжение всего повествования Мемноха я мог только молча смотреть на него, не в силах произнести ни слова. Мы по-прежнему стояли на берегу водного потока. Он говорил об умиротворении, однако отнюдь не выглядел при этом спокойным. Я ощущал в нем лишь страстное желание рассказывать дальше.
– Я повиновался и возвратился в рай, однако, как я уже упоминал, на небесах все изменилось. Внимание их обитателей было направлено на землю. Никогда еще я не ощущал с такой очевидностью, что она служит предметом самого пристального изучения и темой практически всех небесных бесед. Я отправился к Господу и в порыве восторженного преклонения упал перед Ним на колени, дабы открыть Ему свое сердце и выразить бесконечную благодарность за то, что Он пришел и поговорил со мной. А потом спросил Его, свободен ли я вновь и позволено ли мне будет спуститься на землю.
Тон Его был по обыкновению надменным, а ответ – уклончивым. Господь сказал, что мне никто не запрещает посещать землю, что я ангел-хранитель, а потому моей обязанностью является наблюдать и хранить. Итак, я отправился вниз...