— Сегодня заеду — заберу деньги.
— Хорошо, — говорит она. — Я все подготовлю.
В ту же минуту стали звонить поставщики досок для декорации, администраторы гостиниц, актерские агенты… — ну, как всегда, обычная ежедневная катастрофа. И я впрягся, закрутился, и день покатился. Когда же я спохватился: «Ах да, МММ — было уже поздно. Я снова набрал Нине и сказал, что сегодня не успеваю:
— Ничего, — ответила она. — Заберете завтра.
Звоню на следующее утро.
— Да, да, я вас жду, — говорит Нина. Я уже собрался повесить трубку, как слышу, Нина с кем-то говорит:
— Что? Как это?! Не понимаю… Да нет, не может быть… — и, обращаясь ко мне: — Михаил, я вам перезвоню…
Отключилась. А потом появились первые новости. А потом шквал новостей. Когда я все же дозвонился до Нины, она мертвым голосом произнесла:
— Вы можете сдать свои акции по рублю за штуку. Извините.
То есть за час курс акций МММ упал в 127 раз!
То есть если бы я приехал, как и планировал, вчера, я бы получил $22 000!
То есть сегодня я могу за все акции получить 173 доллара!
Я сидел в офисе, машинально отвечал на звонки поставщиков и администраторов и думал: «Ну и что? Мир не перевернулся. Я сам во всем виноват. Я же знал, что этим все закончится. Ах, если бы я приехал вчера. Ну, ничего — прорвемся. Главное, что все здоровы!»
Но и тут я не угадал. Три дня я ходил «тревожный, но спокойный наружно» и заболел. Это было что-то вроде простуды, но с очень высокой температурой, которая с каждым днем поднималась все выше и выше. Через неделю мне было уже настолько хреново, что меня повезли в больницу. Сделали рентген — и на тебе! Двухстороннее крупозное воспаление легких! В июле, в самую жару!
В общем, антибиотики, капельницы, микстуры — ничего не помогает. Знаменитый академик Чучалин, осмотрев меня, сказал:
— У вас идеальная пневмония — пневмония бомжа, который заснул в луже и за ночь она замерзла.
Мой лечащий врач, а впоследствии подруга Надя Княжеская даже водила студентов показывать на мне хрестоматийную пневмонию.
Однажды она зашла с группой молоденьких девушек, показала на меня и спрашивает их:
— Какие признаки воспаления легких вы видите?
— Потливость, круги под глазами, белки красные, — как-то уж очень формально бубнят они, как будто им показывают картинку, а не живого (хорошо, полуживого) человека.
— А еще заострившийся нос, — пытаюсь поучаствовать в диспуте я.
Студентки даже не обернулись в мою сторону. А может быть, я ничего и не сказал… Дальше все помню смутно. Вдруг из меня полился пот, как у клоуна в цирке, струйками по голове… потом я куда-то поплыл… Потом Надя кричала на студенток:
— Быстро отсюда!
Потом мне беспрерывно меряли давление, температуру и кололи один укол за другим. Боли я не чувствовал, и это меня забавляло. Я вспомнил, как делал пластилинового ежика и втыкал в него спички, и подумал, что, наверное, выгляжу так же. Слышал какие-то непонятные термины… Удивило давление 50 на 20… А потом все. Никаких коридоров со светом я не видел. Просто открыл глаза и понял — жив. Вокруг стояли перепуганные врачи, а мне было хорошо. Впервые за две недели я испытал облегчение.
— Что это было? — прошептал я.
— Видите ли, — сказал врач, подбирая слова. — У вас очень быстро понизилась температура, и упало давление…
— Насколько понизилась?
— Ну… у вас она была 40,5, а стала — 34,2…
— Так не температура падает, — сказал я.
— А что?
— Так стынет труп!
И врачи облегченно захохотали — это был абсолютно их, медицинский юмор. И юмор выздоравливающего человека.
В общем, спасли.
Впоследствии все врачи сошлись на том, что болезнь возникла на нервной почве — последствия МММ. А ведь многих тогда не спасли. Очень много несчастных старичков и старушек поумирало в эти дни краха, не говоря о тех десятках людей, которые покончили с собой.
Их мне очень жалко. Не жалко себя. Я знал, что это обман, и все же влез. И не успел. И получил… Ну, в смысле, не получил.
Телеведущий
Еще один интересный вывод я сделал во время болезни. Когда я попал в больницу, шел кульминационный период съемок «Летних людей». Сергей Урсуляк находился в Чехии, а мы осуществляли всестороннюю техническую и административную поддержку из Москвы. Я понимал: стоит мне на день выпасть — и все рухнет. Все связи будут утрачены — и конец производству.
И вот я выпадаю по полной программе. На два месяца. Из них один — в реанимации. И ничего! Съемки не остановились, и фильм получился замечательный. И я осознал, как эфемерны бывают наши амбиции. И что незаменимых не бывает!
И утвердился в этой мысли окончательно через год, гневно уйдя из телевизионной программы «Лотто Миллион».
Да, но сначала я туда попал. Позвонила мне как-то подружка Люба Шакс и говорит:
— Не хочешь попробоваться на ведущего в новом телевизионном шоу?
Конечно, я хотел! На телевидении я до этого никогда не появлялся, а тут еженедельное вечернее шоу, да еще в прямом эфире!
Иллюзий особых я не питал: претендентов уйма, все опытные, а я-то кто? Бывший никому не известный артист, да и только. Но пошел. И прошел. Выбрали меня.
Не думаю, что по блату: это был серьезный коммерческий проект, там на фамилию и не взглянули. Скорее всего, победой в конкурсе я был обязан своему богатому концертному прошлому: умение разговаривать со зрителями не по бумажке, а своими словами оказало мне хорошую службу.
И началось строительство программы. Именно строительство, так как внутри лотереи проводились всяческие конкурсы, игры и викторины. Организаторов интересовала только коммерческая часть: лототрон и шары с цифрами. Все остальное отдавалось на откуп мне. Я целыми днями придумывал с конструкторами разные механизмы для еженедельно меняющихся конкурсов, сочинял вопросы для зрителей, писал подводки и т. д. В общем, полный кайф! По телевизору шла круглосуточная реклама. Надо было «заставить» все население страны включиться в игру; объяснить, как заполнять билеты; убедить, что все уже практически миллионеры.
Деньги на все это расходовались бешеные. Производила программу молодая продюсерская компания «Мастер ТВ», и наше «Лотто» содержало проекты остальных трех участников коллектива. Это были Константин Эрнст с «Матадором», Леонид Парфенов с «Портретом на фоне» и Игорь Угольников с «Оба-На». Неплохо, да?
И вот, наконец, долгожданный эфир! Прошло все без сучка и задоринки: мы не подвели прямой эфир, вписались секунда в секунду. И на следующее утро я проснулся знаменитым! Как в плохом фильме. Меня узнавали везде: на улице, в магазинах, в кафе. Это узнавание никак не было связано с любовью и уважением, нет — просто подогретая бесконечной рекламой страна посмотрела эту передачу. Ну, и я был ее приложением. В дальнейшем, может, я и заслужил симпатии зрителей — не знаю, но тогда первая волна славы меня совершенно потрясла.
Я не заболел «звездной болезнью» ни тогда, ни после. Просто я с детских лет знал цену актерского труда и признания — как результата этого труда. Поэтому я с большим сарказмом отношусь ко всем этим однодневным певичкам, шутникам или футболистам, которые «звездеют» от первого появления на экране и с первых минут устало несут бремя своей «славы» — пока их благополучно не забудут.
«Болезнью» я не болел, но удобствами узнаваемости, конечно же, пользовался. Покупал что-то «из-под полы», проходил куда-то без очереди… и главное — ГАИ!
О противостоянии человек — гаишник можно написать многотомный труд (может быть, я когда-нибудь это и сделаю). Но сейчас расскажу одну историю, связанную с «Лотто Миллион». Большинство подобных рассказов начинается примерно так: «Ну, я, значит, ехал бухой…», или «Проезжаю я на красный…», или «Развернулся я через две осевые…» и т. д., «… ну, он меня и тормозит». А дальше тысячи вариантов продолжения, в 99,9 % случаев заканчивающиеся взяткой.
Что я тогда нарушил, не помню. Может быть, все вместе взятое. Ну, он меня и тормозит. Вижу — узнал, но все равно суров:
— Что же вы, Михаил Александрович, пьяный на красный свет через две осевые едете?
— Командир, да я это…
— Нарушение серьезное — будем оформлять.
— Эх… Ну, ладно, так и быть — скажу…
— ???
— Только пообещай не говорить никому.
— Чего?
— Я назову тебе три номера, которые выпадут в следующем тираже.
Гаишник ошеломленно вылупился на меня. Медленно осмыслив услышанное, он вдруг заявил:
— Скажи четыре.
— Не имею права, — говорю. — Подписку давал. Четыре только мой начальник знает.
— Ладно, давай три, — с сожалением согласился он.
— 24, 41, 7 — назвал цифры «с потолка». — Остальные сам придумывай.
Несмотря на то что любая лотерея — это своего рода обман, все же до такой степени цинизма, как выбрасывать заранее известные номера, по-моему, еще никто не дошел. Но гаишник поверил! Будучи в силу своей профессии человеком нечестным, он совершенно нормально отнесся к моим откровениям. Вернул документы, и я уехал.
Прошло месяца три, я опять что-то нарушил и был остановлен сотрудником ДПС. Взяв мои документы, он ни слова не говоря достал из кармана компостер и пробил «дырку» в талоне предупреждения! (Такой талон прилагался к правам: три прокола — и лишение прав.)
Я аж задохнулся от возмущения:
— Что?! Почему?! За что?! — кричал я.
— А за то, — мрачно ответил гаишник, — что я сто билетов купил и вписал твои номера!
Сунул мне права, развернулся и пошел.
«Нет, я не плачу и не рыдаю,
На все вопросы я открыто отвечаю,
Что наша жизнь — игра, и кто ж тому виной,
Что я увлекся этою игрой…» —
пел Андрей Миронов про нас с наивным гаишником.
Но вернемся к телевизионной истории. Через какое-то время мне стали надоедать однотипные конкурсы и загадки. Я пришел к главным лотерейщикам, грекам, и предложил «взбодрить» программу: поменять игровую часть, оставив неизменным сам розыгрыш.