– Что вы читали у Бальзака? – спросила Лилеева.
– «Человеческую комедию».
– Очень хорошо, можно вашу зачетку?
Саша дал. Ирина Александровна аккуратно вписала «неуд» и протянула зачетку Псу.
–!!!???
– Саша, если бы вы ходили на мои занятия, то слышали бы, как я предупреждала, что поставлю двойку тому, кто скажет, что читал «Человеческую комедию».
– Почему? – опешил Саша.
– Потому что «Человеческая комедия» – это 137 романов! И вы их все не читали!
– Читал, – тихо сказал Пес.
– Ах, вот оно что! – возликовала Лилеева. – Тогда я приношу свои извинения! Но прежде чем исправить оценку, не могли бы вы поведать мне, о чем идет речь в романе «Силуэт женщины»? Его нет в программе, но если вы читали все… – продолжала издеваться Ирина Александровна.
– Ну, там Растиньяк встречает на балу маркизу де Листомэр. Влюбляется. На следующее утро отправляет ей любовное письмо…
Лилеева пришла в замешательство! Она не понимала, в чем подвох?
– Хорошо, – нервно сказала она. – А «Кузина Бетта»?
– Там Бетта ненавидит свою двоюродную сестру Аделину за ее красоту и всячески ей мстит, – в предвкушении триумфа небрежно произнес Саша.
(Дело в том, дорогой читатель, что Саша действительно прочел всего Бальзака! Это был его любимый писатель и, может быть, даже единственный, кого он читал до того момента.)
– «Мелкие буржуа»? – в агонии шептала Лилеева.
– Этот роман остался незаконченным. Завершал его Шарль Рабу…
Трясущимися руками Ирина Александровна открыла зачетку, зачеркнула «неуд.», крупно вписала «ОТЛ.» и выступила с речью:
– Дорогой Александр! При всех приношу вам свои глубокие извинения и заявляю, что отныне вы можете не сдавать мне экзамены, просто заносите зачетку и получайте «отлично»!
И, конечно же, Пес этим воспользовался! Когда мы в панике толпились у экзаменационного кабинета, он подходил и небрежно спрашивал:
– Что за темы?
– Кафка, Фолкнер, Сартр… – обреченно мычали мы.
– Хм, не читал… Ну да ладно, некогда мне тут с вами, – заходил в кабинет и через минуту возвращался, дуя на свежие чернила, чтобы все увидели его очередное «отл.» в зачетке.
Обедать мы ходили на «старый» Арбат («Нового» еще не было – был Калининский проспект), там можно было найти дешевые кафешки для перекуса. Особенной популярностью пользовались кафе «Мишанька» и «Драчена». Несмотря на слегка фривольное название, в последнем продавался довольно вкусный и дешевый одноименный продукт (драчена – это разновидность омлета, только со сметаной и мукой).
И вот как-то мы с однокурсницами возвращаемся с обеда и заходим по пути в знаменитый арбатский зоомагазин. Просто так, погреться. А там писк и гам: продают цыплят! По 38 копеек штука.
– Ой, какие миленькие! – умилялись мои девушки. – Ой, а давайте купим!
Сказано – сделано. Уговаривать меня не пришлось. Во-первых, у меня на всю жизнь остался комплекс вины перед угодившим под сандальку цыпленком (см. главу «Дача»), а во‑вторых, сдача после «Драчены» составила ровно 76 копеек. «Судьба», – понял я и купил двух птичек. (Впоследствии я узнал, что такая «символическая» цена за цыплят обусловлена их большой смертностью, даже у профессионалов в тепличных условиях они мрут как подорванные.).
Принес коробку с птенцами в институт. Все сбежались посмотреть… Поохали, поахали и разошлись. И что дальше? У меня через пять минут начинается пара, а я в буфете с двумя животными! Вдруг я увидел, что в углу стоит старая заброшенная плита. Недолго думая, я посадил птичек в духовку и побежал на занятия.
И цыплята прижились! Шли дни, а они не умирали и чувствовали себя все лучше и лучше! Питались они нашей столовской едой: макаронами, яйцами, творогом – и росли как на дрожжах! Если я брал что-нибудь в буфете, то буфетчица говорила:
– С тебя 43 копейки за сосиску с чаем и 16 за кур: полпорции макарон и яйцо.
И действительно, на цыплят они уже мало походили: серые, голенастые, с намечающимися гребешками – одним словом, подростки. Вылезать из плиты они научились довольно быстро и бегали сначала только по буфету, а потом и по всему институту! Режиссер Гарик Черняховский придумал им довольно странные имена, но, тем не менее, они прижились. Он их назвал Парень и Здесь. Их любили все студенты. С ними смирились педагоги!
Однажды мой папа, нечастый гость института, спускался по лестнице с завкафедрой актерского мастерства Альбертом Григорьевичем Буровым, и тот между делом говорит:
– Твой совсем разболтался! Мало того что прогуливает и все на него жалуются, так еще эти куры!..
– Что еще за куры? – спрашивает папа и видит, как по лестнице навстречу ему несутся (в смысле бегут, а не откладывают яйца) два крепких жилистых петушка! Причем окружающие никак не реагируют на этот нонсенс – куры бегают по лестнице, ну и что?
Парень и Здесь весь день гуляли по буфету (в прямом смысле этого слова), захаживали в аудитории, их видели и на сцене, а вечером куры возвращались к себе в плиту. Жили они, жили и вдруг пропали! Дня три весь институт рыскал по закоулкам в поисках кур, но тщетно – будто в воду канули! И тогда все поняли, как не хватает этих красноглазых ребят, как мало им уделяли внимания, как плохо заботились… Но ничего не поделать… Жизнь продолжается.
И вот, как-то сидим мы на лекции, вдруг распахивается дверь и врывается Татьяна Ивановна Запорожец, профессор и заведующая кафедрой сценической речи, дама довольно тучная.
Извинившись перед педагогом, она говорит:
– Ширвиндт, встань!
Я вскакиваю, еще не понимая, на чем меня поймали, а она начинает кричать:
– Безобразие!.. Как ты смел!!!.. Издевательство над животными!! Позор!.. Что ты молчишь?!
А что я мог сказать? Я стою понурившись.
– Я вынуждена была забрать несчастных птиц! (Ага! Вот оно что!) И я не потерплю! Доколе! Скажи что-нибудь! Что молчишь?
Ситуация была тупиковая, и я сказал единственное, что пришло мне в голову:
– Приятного аппетита!..
Аудитория легла! Больше хороших оценок по сценической речи я не получал.
А потом грянул третий курс! И за нас взялись! Ректором «Щуки» вместо прекрасного Бориса Евгеньевича Захавы был назначен некто Пелисов – чиновник с очень партийным прошлым, который правильно рассудил, что советскому студенту-актеру в первую очередь требуется дисциплина! Чтоб там без этих! Без выкрутасов! А то, ишь!
Показательную порку он решил продемонстрировать на нашем курсе, и 3 сентября из института был отчислен Паша Мухотин… за пропуски занятий! 3 сентября – за пропуски!!!
Через месяц отчислили сразу двоих – Сергея Нагорного и Юриса Лауциньша: они съездили на три дня в Киев на съемки. А вскоре настал и мой черед. Меня отчислили 11 ноября за поступок, не совместимый со званием студента (об этом поступке я расскажу отдельно), а через неделю был отчислен и Пес, уже за другой поступок… Летом Саша собрался ехать к друзьям на юга. Денег, естественно, не было. Он пошел на «толкучку», чтобы продать «фирменную» майку, и был задержан милицией. В участке составили протокол и отпустили. Пес вернулся на «толкучку», продал майку и уехал в Крым. Вот и вся история.
Однако спустя три месяца в институт пришла повестка-квитанция о штрафе в 10 рублей за административное нарушение. Помощница Пелисова была отправлена в исполком для выяснения обстоятельств. Нашли «дело», она все переписала, в том числе и анкету, которую Сашка заполнял. В частности, там был такой пункт: «Занимался ли ты раньше куплей/продажей вещей, если да, то чем?» (Скажите, что бы вы ответили на такой вопрос, даже если бы этим всем занимались? Правильно! Вы бы написали: «Нет».) Пес естественно ответил: «Нет», а помощница исправила на «Мех». Мех! Да за торговлю мехом можно было получить 10 лет строгого режима! Это приравнивалось к торговле золотом и валютой! А тут штраф 10 рублей.
Через час «выписка» лежала на столе у ректора, а еще через час студент Сергеев был отчислен из института!
Юрий Васильевич Яковлев бегал по инстанциям, пытаясь отстоять пасынка. Приходила тетка из исполкома в институт, говорила, что они отменяют даже штраф. Тщетно! Поезд ушел. Восстановили только через год.
В какой-то момент руководство вуза спохватилось: на курсе почти не осталось особей мужского пола! Поэтому, когда обкуренного студента нашего курса обнаружили «загорающим» в коридоре общежития, ему объявили выговор!
Все неприятности и катаклизмы касались в первую очередь так называемых шалопаев, то есть людей неординарных и творческих. А в любимчиках у руководства ходили ребята тихие, не выделяющиеся – с ними никаких хлопот и проблем (и это в театральном училище!). Продемонстрирую на примере.
Сдавали мы русскую литературу. Наш педагог заболел, и принимать экзамен неожиданно для всех явился проректор Анатолий Белкин, больше известный как сторонник и проводник репрессивных методов воздействия на неугодных студентов, чем как знаток русской словесности.
Ну и ладно, Белкин так Белкин, нам-то что? Шпаги наточены, шпаргалки настрочены, мы ко всему готовы.
Но к делу. Училась у нас на курсе милая девушка, назовем ее Вика. Я в этой истории не вижу ничего плохого. Студенты – они и в Африке студенты. Списывания, подсказки, шпаргалки – это, на мой взгляд, неотъемлемая составляющая учебного процесса. Но вдруг внуки этой Вики прочтут и скажут: «Что же ты, бабуля, нам мозги полощешь, а сама вона чего, Пушкина не читала!» Тем более что эта Вика – правнучка одного из великих русских писателей. В общем, пусть будет Викой.
Так вот, достается нашей героине вопрос: «Александр Пушкин, „Маленькие трагедии“». Из стопки шпаргалок она выбирает нужную, быстро переписывает ответ на бумагу и идет отвечать.
Белкин ей ободряюще улыбается (Вика у него на хорошем счету), и начинается экзамен.
Вика бодро тараторит шпаргалочную тарабарщину:
– Из всех произведений Александра Сергеевича Пушкина нам наиболее интересно произведение «Маленькие трагедии». В этом произведении, состоящем из четырех драматических произведений, стоит особо отметить произведение «Моцарт и Сальери», в котором говорится, что гений и злодейство несовместны. Фабула данного произведения заключается в том, что завистник Сальери отправил Моцарта…