– Я дам команду, – и мы продолжаем доигрывать.
И вдруг после очередного удара мяч подпрыгивает очень высоко и начинает скакать перед стулом. Очередь бить Урсуляку. Поняв, что можно сорвать хороший куш, Сергей падает на четвереньки для удара головой, я кричу что есть мочи:
– Давай!
И он со всей силы врезается головой в мраморный пол…
После концерта «на привале»
Нам показалось, что от этого удара весь Дворец культуры слегка содрогнулся. Мы, замерев, с ужасом смотрели на Сережу. В этот момент заиграла музыка на открытие занавеса. Звукорежиссер принял мой истошный крик: «Давай!» – за команду включить фонограмму.
Начало концерта – это наше с Урсуляком десятиминутное выступление, эдакий парный конферанс, где мы рассказываем о театре, шутим и т. д. Занавес открывается, мы уже должны быть на сцене, а Сергей стоит на четвереньках и как-то подозрительно умиротворенно смотрит на ударенную им мраморную плиту.
– Скорей! Побежали! – кричу я, натягивая пиджак. Сережа не шевелится. Тогда я хватаю его в охапку, ребята помогают надеть на него пиджак, и мы, взявшись за руки, выходим на сцену (сам он не шел). Подходим к микрофону, и я начинаю:
– Добрый вечер, дорогие друзья!
Реплика Урсуляка – тишина.
– Сейчас перед вами выступят артисты театра «Сатирикон», – говорю я его текст. – Театр «Сатирикон» – название новое, непривычное (моя реплика).
Артисты-футболисты
Сергей молчит и с некоторым удивлением смотрит на зрителей.
– Куда более привычно звучит Ленинградский театр миниатюр или просто Театр Аркадия Райкина, – заканчиваю я, уже не глядя на партнера.
Потом я за двоих шутил, при этом в тех местах, где обычно у нас шли легкие поклоны, Сергей не забывал активно кланяться, но молчал как рыба. В один из таких поклонов я вдруг с ужасом увидел, что мы оба стоим с засученной правой штаниной (в суматохе я забыл их поправить перед выбегом на сцену). При этом у Сережи брюки были закручены на обеих ногах: он тогда отрабатывал удар левой.
Как я выжил тогда – не знаю. Дело не в тексте: все его реплики я, естественно, знал наизусть. Я говорил и представлял, что думают сейчас зрители? Вышли рука об руку два взмыленных парня с закатанными штанами, один стал говорить, а второй молчит и все время кланяется.
Представляя себе эту картину, я готов был лопнуть от смеха, но глубокая гражданская сознательность, чувство долга, высочайший профессионализм и прочая белиберда помогли мне закончить вступительный монодиалог.
Сразу же после вступления, не уходя со сцены, мы с Урсуляком вливались в первую миниатюру, где участвовали остальные артисты (их повизгивание и всхлипывание от смеха я то и дело слышал во время своего монолога).
Выйдя на сцену, все старались не смотреть друг на друга и особенно на Сережу, который в задумчивости сидел на своем стуле. Оттарабанив свои куски, актеры начинали сосредоточенно разглядывать ногти или мечтательно смотреть куда-то вдаль, но когда Урсуляк не заговорил в положенное ему время… От краха нас спас Володя Большов (он меньше всех «раскалывался» на сцене). Он встал и, не глядя ни на кого, быстро и без выражения отговорил Сережин текст… В общем, как-то выжили.
Сознание к Урсуляку вернулось минут через пятнадцать, мы доиграли концерт… – и все! И никаких последствий!
Помните стишок:
Орешек знанья тверд, но все же
Мы не привыкли отступать!..
Попытка расколоть мраморный пол Дворца культуры завершилась благополучно, Академгородок и С. В. Урсуляк отделались легким испугом.
Умань и ее освободители
Ты находишься там, где твои мысли.
Так позаботься о том, чтоб твои мысли
находились там, где ты хочешь быть.
Как-то во время изнурительного двухмесячного концертного турне (костлявая рука голода заставляла нас работать весь летний отпуск) у нас образовалось недельное «окно». Замученные бесконечными переездами и выступлениями, мы решили взять паузу и вздохнуть. Счастливый коллектив разъехался по странам и весям, договорившись встретиться через неделю в украинском городе Умань для продолжения гастролей.
Я с женой Таней поехал в Гагры, где также с концертами выступали Михаил Михайлович Державин и мой папа.
Жили они на легендарной даче Председателя ЦК КПСС Абхазии Нестора Лакобы. Нет, не пугайтесь, Лакобу убил Берия в 1936 году, а в описываемое время дача превратилась в «Объект» специального назначения, то есть в дом приемов Абхазского руководства. Там-то папу с Державиным и поселили. Вообще-то дача эта была построена еще в 1903 году принцем Ольденбургским, который хотел превратить Гагры в кавказскую Ниццу, но не успел по вполне объективным причинам.
«Объект» оказался очень красивым миниатюрным замком с колоннами, балконами, галереями и просторной террасой, где каждый вечер партийные чиновники устраивали приемы для зарубежных и не очень гостей.
А. Ширвиндт, М. Державин
Когда папа с Державиным возвращались с концерта, приемы уже, как правило, заканчивались, и начиналось самое интересное. Все сотрудники «Объекта», от директора до уборщиц, конечно же, души не чаяли в своих именитых постояльцах, поэтому, как только уезжали партийные начальники, осуществлялась молниеносная ресервировка стола, и нас приглашали отужинать.
Еда была роскошная, самая что ни на есть партийная: икра нескольких видов, осетрина, шашлыки-коньяки, шампанское-фрукты и прочие сациви. И все это в диких количествах!
То, что не доедали и не допивали (уже во второй раз), грузили в наши холодильники – на завтрак. На следующий день все повторялось сначала. Нас с Таней оставляли контролировать ситуацию и разруливать потоки перемещаемых продуктов. Иногда ко мне подходил робкий официант и извиняющимся голосом просил:
– У нас там, это… мэры финских городов обедают… Мы чуть не рассчитали… Не могли бы вы одолжить до завтра пару бутылочек водки? (Из тех, которую они же нам загрузили вчера!) Мы прям утром и вернем!
– Берите! – обреченно разрешал я. – Про финнов я все знаю (когда-то же надо было вернуть былой ленинградский должок).
В общем, полный разврат и расслабуха!
Мы целыми днями, как сытые коты, дремали в шезлонгах. Наш покой нарушали только бесконечные переговоры по рации:
– Второй! Второй! Вызывает охрана «Объекта»!
Или:
– Охране «Объекта» от Четвертого, рапортую…
Как-то, когда усталые после выступления папа с Державиным появились в наших чертогах, а точнее, за сногсшибательно пересервированным столом, я, как настоящий мажордом, отчеканил:
– Охрана «Объекта» докладывает: кушать подано!
– Вы не охрана «Объекта», – мрачно проговорил папа.
– А кто мы? – не понял я.
– Вы – охрана объедков!..
Вот так и отдыхали.
Сытная жизнь пролетела быстро, пора было подумывать о чае с тушенкой, то есть о возвращении в мир искусства – в Умань.
Придя в Гагринскую авиакассу, отстояв длинную очередь, я обратился к толстенной вальяжной молодухе, сидевшей в «окошке»:
– Мне, пожалуйста, два билета в Умань.
– Такого города нэт! – лениво заявила она, даже не взглянув в свои таблицы.
– Как нет? – возмутился я. – Умань – город на Украине!
– Я сказала, такого города нэт, – спокойно повторила она.
И тут я понял, она знает только те города, куда проложено авиасообщение. Это означало, что в Умани нет аэропорта.
– Хорошо, – засуетился я. – А какой аэропорт есть поблизости?
– С чем?
Ах, ну да, она же не знает этого названия!
– Пожалуйста, покажите мне карту, – взмолился я.
Кассирша оказалась девушкой глупой, но не злой, и протянула мне в окошко карту СССР. С огромным трудом я нашел там Умань (еще чуть-чуть и я бы согласился, что этого города действительно НЭТ) и понял, что ближайший авиадостижимый город – это Киев.
– Тогда два – до Киева.
– Ну вот, – обрадовалась девица. – Такой город эст! – и выписала билеты.
Путешествие в Умань забрало все силы, с таким трудом восстановленные на объедках.
Стартовали мы из Гагр в сухумский аэропорт в три часа ночи. В восемь утра прилетели в Киев. И тут выяснилось, что расстояние в двести километров до Умани можно преодолеть либо на такси (тогда зачем вообще ехать?), либо на рейсовом автобусе. Естественно, мы выбрали второе и тронулись в путь на старом дребезжащем автобусе. Я даже не мог предположить, насколько он окажется «рейсовым». Во-первых, автобус был настолько переполнен, что нам пришлось полдороги «провисеть» на поручнях с чемоданами в руках. А во‑вторых, он делал остановки, по-моему, каждые триста метров и подолгу разгружал и загружал людей с корзинами, курами, а один раз и с довольно крупной свиньей в наморднике. На Уманьский автовокзал мы приехали часов через восемь. Вымотанные до предела, мы подошли к таксисту.
– До гостиницы довезете?
– Сколько?
– Три рубля, – назвал я астрономическую сумму.
– Поехали, – мрачно буркнул таксист.
Мы погрузились, откинулись на мягкие сиденья… И приехали. Гостиница оказалась на площади за автовокзалом.
У меня не было сил, чтобы убить поганого водилу, но выразить свои мысли силы нашлись. Я сказал, он получил трешку, и мы расстались.
Столичные «звезды»
Вот мы стоим на главной площади перед долгожданной гостиницей и озираемся по сторонам. И вдруг я замечаю, что по площади в разных направлениях и в огромных количествах движутся евреи!
Нет, не подумайте, что я такой этнофизиономист, чтобы в разношерстной толпе уманчан вычленить ту или иную этническую группу. Нет. Это были настоящие евреи: в черных одеждах, в меховых или широкополых шляпах, с пейсами и бородами.
– Хасиды! – всплыло во мне какое-то генетическое знание.
Хасиды деловито входили в магазины, садились в троллейбусы, просто гуляли. Постепенно я понял, что эпицентром всего этого движения является наша гостиница. Потоки евреев то втекали в нее, то выплескивались наружу. Зрелище это было настолько поразительное и неестественное, что я решил, что все это – галлюцинация после восьмичасовой тряски в обнимку со свиньей.