– Ну что, хозяин? Вот ты и пал куда ниже, чем те, кого ты так презирал! Ты мог жениться на сущем ангеле, на единственном существе, которое я не сумел победить на этом свете, и ты пренебрег такой женщиной только потому, что счел ее бедной! Эх, хозяин! Насколько же тебя ослепила алчность, если ты не смог прочитать и понять до конца дарственную Риго, которую я тебе преподнес как на блюдечке! И вот барон де Луицци, ведущий род с девятьсот восьмого года, молодой, богатый, взял в жены дочь поденщика, шестидесятичетырехлетнюю вдову Турникель! Эх, хозяин, а ведь есть в тебе что-то вечное и доброе… Ну да ладно, давай лучше выпьем! За твое здоровье и дальнейшие успехи! Чокнемся!
Слова Дьявола ввергли Луицци в настоящее буйство; схватив нож, он бросился на адское видение и проткнул его насквозь.
Раздался страшный крик; чары рассеялись, и он услышал испуганный ропот:
– Он убил нотариуса, убил!
– Нет! – крикнул Арман. – Нет, я убил Дьявола! Все кончено – Дьявол мертв!
И он рухнул, раздавленный охватившим его ужасом.
Очнулся он лежа на крайне неудобной и жесткой постели в каморке с мощными железными решетками на окнах; еще не сообразив, где находится, он увидел перед собой Дьявола.
– Пока нет, – засмеялся Сатана, – я еще пока что жив, хозяин, жив.
– Где я?
– В тюряге.
– За что?
– За убийство нотариуса Нике.
– Я? Я убил?
– Да-да. Правда, в состоянии опьянения, что дает тебе некоторые шансы окончить свои дни на галерах.
– Я? На галерах?
– Тебе больше по вкусу гильотина?
– Сатана, скажи, может, я еще не проснулся?
– Возможно.
– Когда ты объяснишься со мной?
– Не сегодня. Сейчас я, видишь ли, очень занят…
– А когда мы теперь увидимся?
– На том свете.
– А что, я потерял свой колокольчик?
– Он изъят при обыске.
– Я погиб.
– Прекрасная реплика для водевиля.
– Ах, Сатана, оставь. Я потерял свой талисман, но я помню твои уроки, может быть, даже лучше, чем ты думаешь: я не забыл, как от тебя избавилась Эжени.
– Ах, черт! Ты напомнил мне о ней.
– А что с ней стало?
– Да ничего особенного. Адвокат что ни день молит Бога за ее драгоценное здоровье, а Эрнестина ежедневно просит меня о смерти собственной матери.
– Несчастная мать!
– Хе, хе, хе! – самодовольно зафырчал Дьявол. – Как видишь, я неплохо держу свое слово.
– Только не по отношению ко мне.
– В самом деле? Разве я не поднял тебя чуть ли не со смертного ложа, не вернул тебе бодрость духа и доброе здравие?
– Ага! Чтобы загнать в еще более невыносимое положение.
– Из которого я еще могу помочь тебе выбраться.
– Каким же образом?
– Это мое дело.
– Я имел в виду, за какую цену?
– А вот это другой разговор. Мы договорились, что я вытяну тебя из постели при условии, что ты женишься в течение двух лет или отдашь мне десять лет твоей жизни. У меня есть новое предложение.
– Да ну? Сдается, трудно придумать что-либо более выгодное для тебя, чем мое нынешнее положение. Ведь на галерах мне никак не светит жениться, и ты спокойненько приберешь те же самые десять лет.
– Как знать, хозяин, как знать. Возможно, ты еще пригодишься мне в течение этих двух лет.
– Ну, и что новенького ты мне предложишь?
– Прошло два месяца с момента заключения нашего договора; таким образом, у тебя осталось двадцать два месяца на поиски жены. Отдай мне двадцать из них, и я освобожу тебя от всех условий, даже от женитьбы.
– Ага! Значит, ты точно знаешь, что меня не осудят.
– Возможно. Хочешь испытать судьбу? Что ж, удачи. Прощай, хозяин.
– Погоди, погоди, – остановил Дьявола Луицци.
– Поторопись же, хозяин. Так вот, сегодня у нас двадцать шестое июля тысяча восемьсот тридцатого года; таким образом, двадцать шестого февраля тысяча восемьсот тридцать второго года я освобождаю тебя, причем возвращаю и состояние, и добрую репутацию, которые ты так бездарно растерял.
– Опять ведь обманешь.
– Тогда я покажу тебе кое-что.
Не успел Дьявол произнести последнюю фразу, как дверь с лязгом распахнулась и в камеру вошли трое людей: судья, его секретарь и…
В третьем Арман с ужасом узнал того самого доктора Кростенкупа, который с помощью ученейшего труда о чудесном исцелении барона де Луицци добился назначения на пост главного тюремного врача. Судья говорил ему в этот момент:
– Вот, сударь, посмотрите, в состоянии ли арестованный выдержать допрос.
– Есть новости о потерпевшем?
– Рана серьезная, похожа на смертельную, так что, скорее всего, обвиняемый будет осужден. Нике очень любили в наших краях, у либералов он числился вожаком, а присяжные у нас – сплошь либералы, которые будут тем более суровы в отношении преступника, поскольку он из древнего дворянского рода; в общем, дело его гиблое. Правонаследники Нике подали гражданский иск по наущению господина Бадора, который взялся за это дело и, поверьте, перевернет и небо и землю, чтобы добиться наивысшей меры наказания. К тому же и прежняя деятельность убийцы не из тех, что вызывает снисхождение судей: еще до того, как его схватили на месте преступления, был выдан ордер на его арест за долги, а кроме того, он подозревается в мошенничестве.
– Вот злодей! Настоящий рецидивист.
– Пока еще нет.
– А что там за дело с мошенничеством?
– Еще в Париже он представил госпоже де Мариньон некоего маркиза де Бридели, прекрасно зная, что тот присвоил себе по подложным документам чужое имя. И поскольку лжемаркиз умудрился выманить у дамы весьма приличную сумму денег, после чего исчез в неизвестном направлении, есть предположение, что барон де Луицци – его сообщник.
– Барон де Луицци! – вскричал Кростенкуп, прервав таким образом мирное течение беседы, во время которой секретарь подготавливал все необходимое для ведения записей. – Так это Луицци! Старый знакомый.
– Да, вот он, перед вами.
– Но он же невменяем! Абсолютно сумасшедший, больной человек, поверьте мне как доктору! Я вылечил его после предыдущего приступа, но он ускользнул от меня и, естественно, заболел снова, тем более что смылся, не заплатив.
– Итак, – огорчился судья, – получается, что его бесполезно допрашивать…
– Абсолютно бесполезно, просто невозможно!
– Что ж, достаточно, – подытожил судья, – мы констатируем его невменяемость.
Луицци хотел было запротестовать, но смирился со знаком Дьявола, повелевающим молчать, и их оставили вдвоем.
– Теперь ты видишь единственный путь к спасению, барон. Признание твоей недееспособности избавит тебя от следствия и суда.
– Ты опять обманываешь, лукавый.
– Когда я говорил тебе неправду, хозяин? Когда рассказывал о госпоже де Мариньон, историей которой ты воспользовался с не очень-то чистыми намерениями, что и расхлебываешь до сих пор? Или я тебя обманывал, поведав историю Эжени, хотя в результате ты мог оказаться вне сферы моего влияния, обретя то, что позволяет отринуть мои услуги, – счастье? Или я тебя не ткнул мордой, как бессмысленного щенка, в то самое место дарственной, которое должно было женить тебя на этой женщине? Разве моя вина, что ты и прочитать-то толком ничего не можешь? Что ты, подобно большинству мужчин, вечно скользишь по поверхности, не утруждаясь заглянуть в суть, и что ты остался в итоге тем, чем и являешься – спесивым и жадным себялюбцем, как и почти все остальные представители сильного пола. Но это не мой грех, хозяин! Я тут ни при чем, я тебе не лгал.
– А мое состояние? – всхлипнул Луицци.
– Дай мне двадцать месяцев, которые я прошу, и я вытяну тебя отсюда богатым, незапятнанным и, что еще важнее, уважаемым.
– Как ты это сделаешь?
– Тогда и узнаешь.
– Двадцать месяцев сна… – задумался Луицци.
– Всего-то?
– Что ж, бери, аспид.
Дьявол коснулся барона кончиком пальца, и Арман погрузился в сон.
Проснулся он на следующее утро в той же самой камере. Все вокруг осталось неизменным, только появился его магический колокольчик. Призвав Сатану, Луицци сказал ему:
– Поспал я просто прекрасно, хотя и не очень долго, но при мысли, что нынче вечером мне придется заснуть на двадцать месяцев, становится как-то жутко, и что особенно неприятно – не знаю, на что убить целый день. Двадцать месяцев сна – есть от чего и в самом деле чокнуться.
– Почитай, что ли, для развлечения, – пожал плечами Дьявол.
– Ты можешь принести мне книги?
– Я многое могу, хозяин. Могу предложить тебе на выбор, в том числе и неизданные. Пошли.
Дьявол зашагал прямо сквозь двери, невзирая на запоры и решетки, барон последовал за ним, и вскоре они оказались в довольно прилично обставленной камере. Луицци взял приготовленные уже Дьяволом волшебные очки, позволяющие видеть даже в полной темноте: в постели глубоким сном спала женщина редкой красоты.
– Кто она? – спросил Луицци.
– Госпожа де Карен, жена того очаровательного молодого человека, с которым вы прелестно провели один вечерок.
– Это был ужас.
– Для тебя – возможно.
– Но уж не для тебя, Сатана.
– О да, я немножко позабавился: вы все такие отъявленные мерзавцы!
Дьявол издал тот самый едкий смешок нотариуса, который полоснул по сердцу Луицци угрызениями и резанул его ухо как фальшивый звук. Барон резко встряхнул головой:
– Это ты – последний мерзавец, ты, поскольку с таким остервенением стараешься продемонстрировать мне наш мир в самом неприглядном виде.
Дьявол только издевательски хихикнул.
– Но оставим это, – продолжил Луицци, – скажи мне лучше, почему госпожа де Карен обитает в тюрьме? Она виновна в каком-то преступлении?
– Узнаешь.
Дьявол открыл секретер госпожи де Карен, достал оттуда рукопись и передал ее Луицци.
– Раз ты не доверяешь моим рассказам, – сказал он, – раз тебе не нравится мой стиль, который кажется тебе грязной пародией, то – суди сам. Я ограничусь лишь тем, что представлю тебе основные детали всего этого дела. Вот первая, и наиболее важная.