«Прошу прощения! – надменно сказал банкир. – Я говорил не о вас, а о вложенном капитале. Я никогда не забываю, кем я был, и, думаю, мне пришлось начинать с меньшего».
«Ладно, сударь, – сказал Дано в порыве решимости, вроде той, что овладевает раненым, которому угрожает смерть и который протягивает хирургу руку или ногу для ампутации. – Ладно, дайте мне два миллиона четыреста тысяч – и дело с концом».
Банкир спрятал в папку договор об ипотеке и холодно ответил:
«Я сделал все, что мог, для вашего спасения, мне неприятно, что вы так неблагоразумны. Прощайте, сударь, это дело меня больше не касается, обратитесь к господину Сежану, он закроет ваш счет».
«Но, сударь…»
«Извините, вот уже два часа господин граф де Лозере ждет меня, и, по правде говоря, несмотря на все мое желание посвятить все мое время людям, которые, как и я, всего-навсего коммерсанты и промышленники, с моей стороны крайне неучтиво злоупотреблять терпением столь знатного господина».
«Я пойду к господину Сежану», – смутился Дано.
Банкир поклонился ему и, распорядившись ввести господина де Лозере, быстро написал несколько строк, сложил листок и передал его слуге:
«Немедленно передайте господину Сежану».
Вот что он написал:
«Будьте тверды в деле Дано, и мы получим за два миллиона сто тысяч франков собственность, которая при благоприятных условиях будет стоить более трех миллионов».
Как только слуга вышел, банкир поприветствовал господина графа де Лозере, и два самозванца остались один на один.
– Матье Дюран сделал это. – Литератор так серьезно глядел на рассказчика, что барон понял: Дьявол добился того внимания, которого желал.
– Да.
– Вы уверены?
– Я называю вам имена, я даю вам точные цифры.
– Но откуда, дьявольщина, вы все это узнали?
– Я скажу вам, когда закончу.
– Знаете ли вы, что с помощью подобных секретов можно очень далеко завести такого человека, как Матье Дюран? – спросил поэт.
– Ах! Клянусь вам, – улыбнулся Дьявол, – если бы его дочка нравилась мне так, как она нравится вам, то она скоро бы стала моей. Особенно с тем, что мне осталось вам поведать.
При этих словах Луицци начал догадываться о намерениях Сатаны, и он приготовился слушать, тогда как Дьявол продолжил…
Конец седьмого тома
Том восьмой
I
Господин де Лозере, оставшись наедине с Матье Дюраном, явно чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, как приступить к делу. К смущению примешивалось раздражение от затянувшегося ожидания и от ощущения, что банкир нарочно, самым неприкрытым образом, как мог его затягивал. Однако эти чувства обозначились на лице графа лишь плотно поджатыми губами: он искусно скрывал свою злость под маской непринужденной вежливости. Но Матье Дюран слишком хорошо знал людей и понимал, что ему удалось задеть за живое явившегося к нему спесивца и что, должно быть, только крайняя нужда заставляет графа молча проглотить оскорбление. Вследствие этого умозаключения банкир решил во что бы то ни стало заставить гостя почувствовать, что он потешится всласть и отыграется сполна за тот вечер у господина де Фавьери, когда господин де Лозере так недальновидно презрительно обошелся с ним.
Для начала Матье Дюран отказался от обычного обмена ничего не значащими любезностями, чтобы не дать графу время прийти в себя. Банкир молча указал гостю на кресло и устроился сам в другом, слегка склонившись к собеседнику и как бы говоря всем своим видом: «Я вас слушаю». Господин де Лозере решился наконец приступить к делу, однако, желая преодолеть охватившее его унизительное волнение и казаться спокойным, сделал слишком значительное усилие и мгновенно принял привычный наглый вид, не сумев удержаться на грани благоразумной учтивости и сдержанности.
«Я проявил настойчивость, сударь, в ожидании вашего всемилостивейшего благорасположения. – Несмотря на все старание графа быть любезным, голос его зазвучал насмешливо и слегка напряженно. – Я пришел, чтобы признать господство капитала, и, надеюсь, последний не окажется суровым тираном. Всемогущие властители, как правило, добры к тем, кто добровольно изъявляет покорность».
Однако Матье Дюран не захотел принять этот легкомысленный тон и холодно заявил:
«У меня очень мало времени и куча дел, господин граф; думаю, сие обстоятельство вполне извиняет меня за ожидание, которое показалось вам столь долгим».
«По счастью, у меня очень мало дел и куча времени, – чарующе улыбнулся граф. – Думаю, это вполне объясняет, почему я так охотно теряю его в вашей приемной».
«Что ж, господин граф, если вы не хотите, чтобы мы продолжали сорить временем, соблаговолите перейти прямо к делу, приведшему вас сюда».
Напоминание о действительной цели визита, казалось, резко оборвало кичливо-дурашливые излияния, в которые ударился де Лозере. Он вновь смутился, дав Матье Дюрану еще раз понять, как крепко тот держит в руках самые что ни на есть кровные интересы своего недруга. И после некоторой паузы граф продолжил:
«Припоминаете ли вы, сударь, сделку, предложенную нам маркизом де Беризи, согласно которой я согласился проплатить через вас приобретенные у него лесные угодья…»
«Разумеется, я прекрасно помню, – отозвался банкир, – как я согласился получить от вас деньги, причитающиеся господину де Беризи».
Де Лозере досадливо прикусил губу, услышав этот ледяной повтор слова «согласился». На самом деле оно выскользнуло у него без намерения задеть собеседника, но привычка пересилила стремление быть попроще и пообходительнее; граф вдруг ясно осознал, что имеет дело с человеком, который не собирается спускать кому бы то ни было даже малейшей попытки показать свое превосходство. Его довольно жестокая досада, однако, быстро улетучилась, и он продолжил:
«Из двух миллионов франков, что вы соблаговолили согласиться принять, вам передали миллион двести тысяч».
«Совершенно верно, сударь, и недостающую сумму вы обязались внести в течение текущего месяца».
«Как раз по поводу последнего платежа я и хотел бы попросить у вас отсрочки на несколько месяцев».
«У меня? Но, сударь, – банкир неподдельно удивился, – позвольте заметить, что в этом деле я всего лишь кассир, не более того, и только лично господин маркиз де Беризи может предоставить вам подобную отсрочку».
«Я ожидал подобного возражения с вашей стороны, господин Дюран, и, чтобы ответить на него, считаю себя обязанным объяснить вам, почему я не могу выполнить мои обязательства».
Банкир наклонился к нему поближе, и де Лозере признался:
«Сударь, оформляя эту сделку, я рассчитывал получить подряд на поставки для алжирской экспедиции».
«Понятненько, – презрительно фыркнул банкир. – Вы, сударь, рассчитывали нажиться на столь достойных спекуляциях и получить недостающую для оплаты лесных угодий сумму».
«Нет, господин Дюран, – возразил де Лозере, – все было не совсем так. В то время я располагал необходимой суммой; но один подлый проходимец втянул меня в авантюру, то есть, как вы это называете, в спекуляции, и под предлогом подкупа должностных лиц, которые якобы должны были предоставить мне этот подряд, обчистил меня на огромную сумму».
Услышав это откровение, Матье Дюран не удержался от злорадной гримасы:
«Сударь, изложите ваши доводы господину де Беризи, заверяю вас, он охотно пойдет вам навстречу».
«Думаю, не так охотно, как вы, – тут же отозвался де Лозере. – Маркиз – старый провинциальный дворянин, далекий от понятий о том, как на самом деле крутятся дела; в то время как вы, господин Дюран, должно быть, собаку на этом съели…»
«Я понятия не имею, – с презрением оборвал графа банкир, – какого рода дела вы имеете в виду. Мы, сирые деревенщины, знаем только… законные пути».
Трудно объяснить, отчего Матье Дюран запнулся и сказал «законные», а не «честные», чуть было уже не сорвавшиеся у него с языка, – помешали то ли остатки учтивости, не позволившие подобным словцом чуть ли не плюнуть графу в лицо, то ли воспоминание о сцене, произошедшей между ним и господином Дано, когда он столь малоподобающим порядочному человеку образом ради собственной выгоды обернул в свою пользу эту самую законность; как бы то ни было, де Лозере заметил его заминку и разгадал слово, которое банкир имел в виду, но не произнес вслух. Тем не менее он никак не обнаружил своей догадливости, а, наоборот, напустив на себя важный вид, с редкой непоследовательностью продолжал:
«Несомненно, все это не соответствует закону до последней буквы, и потому было бы странным сделать подобное признание тому, кто творит эти законы, члену верхней палаты, пэру Франции».
«Но вы считаете, что подобное признание удобно доверить депутату от народа, – сурово ответил Матье Дюран и с обидой добавил: – Члену нижней палаты».
Граф, ясно ощутив всю свою неловкость, попробовал исправить ее напускным простодушием:
«Ну что вы в самом деле, господин Дюран! Не стоит нам между собой разыгрывать дурацкие комедии; вы лучше меня представляете, как все это делается; вы же светский человек, в конце концов!»
«Я человек простой, ваша светлость, из народа», – подчеркнуто приниженным тоном ответил банкир.
«Эх, – собственные слова, казалось, раздирали графу нёбо, – разве не все мы из народа, в той или иной степени, как бы высоко мы ни возносились? Будем современными – не станем придавать самым обыденным вещам никчемную помпезность. Короче говоря, господин Дюран, согласны ли вы оказать мне услугу, о которой я вас прошу: да или нет?»
«Так в чем она, собственно, состоит?»
«Выполнить мой контракт с господином де Беризи, переведя на его счет те восемьсот тысяч франков, что мне осталось доплатить. Как вы понимаете, я дам все необходимые гарантии, в том числе и залог на приобретенный у маркиза лес… По правде говоря, я прошу вас предоставить мне ипотечный заем всего на несколько месяцев – вот и все».
«Только на несколько месяцев? – По-прежнему намереваясь в итоге отказать, банкир не хотел упустить возможности побольше разузнать о делах господина де Лозере. – Вы уверены, что сможете погасить задолженность к этому сроку?»