«Прекрасно вас понимаю». – Банкир тщательно выговаривал каждое слово как человек, который хочет показать, как он терпелив.
Маркиз заметил это и спохватился:
«Простите за многословие, но эта преамбула даст вам понять, почему я обращаюсь к вам за услугой и о какой услуге речь. Как я вам уже сказал, я собираюсь обосноваться в Париже. Поэтому я продал лес, эксплуатацию которого я все равно не смогу контролировать, и собираюсь купить особняк в Париже, а затем поместить остаток денег либо в государственные бумаги, либо в частный банкирский дом, чтобы возместить за счет процентов на мои активные капиталы омертвленный капитал, который я пущу на особняк».
«И вы выбрали мой банкирский дом?» – с нескрываемым волнением поинтересовался Матье Дюран.
«Да, господин Дюран, я остановился на вас, потому что ваш дом пользуется такой репутацией надежности и честности, что ему рукоплещет вся Франция».
«Мы обязаны быть такими, мы, простые люди», – скромно потупил глаза банкир.
«К надежности и честности вы добавляете миллионов двадцать, – засмеялся господин де Беризи, – это неплохой довесок».
«Мои авуары[474] сильно преувеличивают, сударь. – Банкир ответил с тем выражением лица, которое подтверждало то, что отрицали слова. – Но, каково бы ни было мое состояние, оно сколочено честным путем: это плата за терпеливый труд, так как я начал с нуля. Я сын бедного человека, рабочего, который оставил мне лишь доброе имя, трудолюбие и твердые принципы».
«И как видите, господин Дюран, что бы ни говорили, это прекрасное наследство, которым вы сумели выгодно и достойно распорядиться».
«Я воздаю себе должное».
«И вы совершенно правы. Но скажите, могу ли я рассчитывать на вас? Займетесь ли вы управлением моими средствами?»
«Я в вашем распоряжении, сударь, и дело будет решенным, если правила моего банка устроят вас. Поскольку мое дело не допускает привилегий, я не смогу сделать для маркиза де Беризи больше, чем для самого мелкого моего вкладчика».
«Я не прошу ничего исключительного. Будьте любезны, сообщите мне ваши условия».
«Прошу прощения, господин маркиз, но я должен еще заняться клиентами, чьи дела не терпят отлагательств, поскольку они, в отличие от вас, пришли не затем, чтобы дать мне деньги, а затем, чтобы попросить взаймы. Не сочтите за труд, пройдите, пожалуйста, к господину Сежану, моему главному бухгалтеру, вы обо всем с ним договоритесь: все, что он сделает, будет сделано отлично».
Маркиз поклонился в знак согласия, и Матье Дюран позвонил.
Вошел слуга.
«Кто еще ожидает приема?»
«Этот старый господин Феликс».
«Да, – подтвердил господин де Беризи, – ему, наверно, лет восемьдесят. Я сожалею, что так задержал вас».
«Какой-нибудь несчастный, который пришел просить меня о помощи», – сказал банкир маркизу и быстро написал несколько строк на листке бумаги.
«Мне известно, что вы принимаете их так радушно, что они идут к вам один за другим».
«Не всем улыбается удача, господин маркиз, я никогда не забываю, с чего я сам начал», – расчувствовался Матье Дюран.
Он передал слуге записку и приказал:
«Проводите господина маркиза к господину Сежану».
Маркиз и банкир распрощались друг с другом наилюбезнейшим образом, и Матье Дюран ненадолго остался один.
«А-а, – процедил он сквозь зубы, – эти знатные господа не могут обойтись без такого ничтожества, как я, они идут ко мне: они все будут здесь!»
– Это та самая обратная сторона медали, которую вы нам обещали? – поинтересовался поэт.
– Это только начало, – ответил Дьявол, – так как мгновение спустя доложили о господине Феликсе.
Внешность его отличалась той торжественностью, которая сопутствует глубокой, но достойной старости. Он был одет очень просто, но аккуратно. Матье Дюран смерил его быстрым взглядом, старик безо всякого смущения внимательно оглядел банкира с головы до пят.
Матье Дюран был задет, поскольку почувствовал невольное уважение к старику, и сказал, не предложив гостю присесть:
«Кто вы и чем могу быть полезен?»
«В этом письме все сказано, сударь». – Господин Феликс, не дожидаясь ответа, придвинул кресло к столу и сел.
Банкир счел урок довольно смелым и выразительно посмотрел на старика, как бы упрекая его в недостаточной почтительности, но натолкнулся на столь спокойный и ясный взгляд господина Феликса, что ничего не сказал, а уткнулся в письмо и увидел там несколько строк, написанных явно второпях:
«Милостивый государь мой и друг!
Господин Феликс, который передаст вам это письмо, бывший купец, на долю которого выпало много бед. Буду вам очень признателен за все, что вы сможете для него сделать».
«Это письмо от господина Дюмона из Марселя?» – спросил Матье Дюран.
«Да, сударь».
«Я не оставлю без поддержки человека, которого рекомендует господин Дюмон, – пренебрежительно заявил Матье Дюран. – Вот все, чем я могу вам помочь», – добавил он, достав горсть монет из ящика стола и протянув ее старику.
«Этого мало», – сказал господин Феликс.
«Что за тон?» – возмутился Матье Дюран.
«Соблаговолите выслушать меня, сударь».
«Охотно, но поторопитесь, у меня дела».
«Постараюсь быть кратким. Я вышел из хорошей купеческой семьи. Отец дал мне прекрасное образование».
«Это благо, сударь, которым мне не удалось воспользоваться», – не удержался Матье Дюран.
«Вам? – Старик нахмурил брови. – Ах да, мне говорили. Что ж, мне повезло больше, чем вам… Отец умер, едва я отметил мое двадцатилетие, и оставил огромное наследство. Но торговля с Индией и Китаем, которая процветала в его руках, в моих, к сожалению, захирела».
«Все потому, что вы не прошли суровую школу бедности, сударь, цену деньгам можно познать, только когда сам своим трудом зарабатываешь их».
«Разумеется, сударь, вы правы. К тому времени, когда разразилась революция, мои дела уже пошатнулись, а из-за войны с Англией я потерял на море большие грузы, разорился и был вынужден прибегнуть к…»
«Банкротству», – добавил банкир, так как старик как будто не решался произнести страшное слово.
«Да, я объявил себя банкротом, – собрался с духом господин Феликс, – я бежал за границу и был приговорен».
«Как банкрот! – содрогнулся банкир, затем успокоился и спросил: – Так что ж? Чем я могу вам помочь?»
«Вот чем. Вот уже более тридцати лет, как я покинул Францию. Все это время я пытался восстановить утраченное состояние, чтобы расплатиться с кредиторами и их наследниками и вернуть мое доброе имя. Я почти достиг моей цели, сударь, я отдал все, что привез из Соединенных Штатов, у меня ничего не осталось, но не хватает еще пятидесяти тысяч франков».
«И вы просите их у меня, не так ли?»
«Да, я прошу их у вас, сударь».
«Тысяча извинений, сударь, но, по правде говоря, я вас не понимаю. Я хочу думать, что ваша история правдива, я никоим образом не желаю вас обидеть. Но я не могу быть казначеем всех французских банкротов».
«Не забывайте, что к вам обращается восьмидесятилетний старик и что он просит вас помочь вернуть его доброе имя».
«Я не виноват, что вы его потеряли».
«Пятьдесят тысяч франков – сумма немалая, конечно, но вы порой тратили их на покупку какой-нибудь картины».
«Думаю, я вправе распоряжаться моими деньгами по моему собственному усмотрению, – грубо ответил банкир, – поскольку я собирал мое состояние по грошам, я не получил никакого наследства, мой отец…»
«Ваш отец!» – взволнованно повторил старик.
«Мой отец не оставил мне миллионов, которые я мог бы спустить. Он был работягой, сударь, простым честным работягой. Я родился в бедности, я рос в бедности, и потому, сударь, я не считаю себя обязанным исправлять безумства и ошибки тех, кто был богат, но не сумел сберечь свое богатство».
«Если бы вы знали, какое чувство заставило меня пойти на столь роковое решение, вы пожалели бы меня».
«Обратитесь к господину Дюмону, сударь».
«Прошу прощения, – сказал старик почти торжественно и поднялся, – я надеялся, что вы поймете меня лучше».
Он поклонился банкиру и вышел.
– Честное слово, – заметил Луицци, – Матье Дюран по-своему прав. Бросить пятьдесят тысяч франков первому встречному, по-моему, было бы несколько глупо.
– Я знаю менее богатых людей, которые дают двести тысяч неизвестно кому только потому, что это тешит их тщеславие, – ответил Дьявол.
Луицци вспомнил, какую глупость совершил сам в деле с Анри Донзо, и замолчал, не желая давать Дьяволу повода для новых оскорблений, за которые он не сможет потребовать сатисфакции, поскольку Дьяволу, так же как и священникам, запрещено участвовать в дуэлях.
– Решительно, – сказал поэт, – вы ненавидите мир финансов, и ваш портрет дворянина еще одно тому доказательство.
– Увидим, – ответил Сатана, – но, прежде чем мы перейдем к другим персонажам, позвольте мне покончить с Матье Дюраном.
– Банкир несколько раз прошелся взад-вперед по кабинету в явно дурном настроении, затем яростно позвонил и приказал слуге:
«Если когда-нибудь этот господин сюда явится, не принимайте его».
«Слушаюсь, сударь».
«Кто там еще?»
«Человек двенадцать. По их словам, они пришли от господина Дано».
«Прекрасно! Прекрасно! – Банкир тут же повеселел. – Пусть войдут».
Сначала вошел подрядчик, руководивший слесарными работами.
«Что вам угодно, сударь?» – спросил банкир, будто не зная, зачем тот пришел.
«Буду краток. Господин Дано выдал нам расписки и чеки на предъявителя и сказал, что их оплатят в вашей кассе, но по распискам нам ничего не выдали, мы боимся, что и с чеками нас ждет та же участь».
«Не бойтесь, сударь, все будет оплачено».
«Ах! Так это правда, господин Дано получил у вас кредит на четыреста тысяч франков?»
«Да, сударь».
«Вы спасли его, сударь».
«Не только ради него я поступил так… Я знаю, что он должен вам и многим другим, и, пока я в силах, сударь, я буду поддерживать тех, от кого зависит судьба стольких честных людей и стольких рабочих».