«В таком случае, сударь, – попросил Дано, – позвольте мне присоединиться к избирателю, который составил это письмо…»
«Нет, нет! – запротестовал банкир. – Если бы я решился на подобное, то я не хотел бы, чтобы прозвучало его имя. Этот смельчак был неосторожен, он не имел дурных намерений, но его имя в деловом мире не столь безупречно, как, например, ваше».
«Я обязан вам, господин Дюран, тем, что мое имя осталось уважаемым, и я поставлю его, если вы позволите, под этим письмом».
«Да, – с безразличным видом согласился банкир, – ваше имя привлекло бы множество других».
«Не мое, а ваше, господин Дюран, и если я представлю это письмо на подпись моим партнерам, они не колеблясь подпишут его тоже».
«Если бы такое письмо подписали многие избиратели, то, несомненно, я бы решился пойти вперед, это вдохновило бы меня, это…»
«Обещаю вам две сотни подписей через два дня!» – вскричал предприниматель, воодушевленный желанием отблагодарить Матье Дюрана.
«Это слишком много…» – засомневался банкир.
«Позвольте мне попытаться».
«Возможно, ваши усилия будут напрасны…»
«Это мое дело, господин Дюран, только мое». – Господин Дано был горд тем, что одержал победу над скромностью банкира.
«Тогда делайте ваше дело, – улыбнулся Матье Дюран. – Но поскольку вы заставили меня, то я хочу, чтобы все знали: я обращаюсь к народу, я дитя народа, и именно от него я хочу получить мой мандат, и именно ему я намерен служить».
«Да, сударь, да, и вы увидите, как благодарен будет народ».
«Хорошо, мой любезный господин Дано, спрячем эту бумагу и не будем больше об этом. Вы ведь никогда не были в моем поместье, позвольте мне показать вам его, вы сумеете оценить масштабы этих построек, ведь это ваша профессия».
Целый час банкир и строитель прогуливались по великолепному парку, составленному из самых редких деревьев, с прекрасными водоемами и ухоженными газонами. Они дошли до главного особняка банкира, до бывшего княжеского владения, которое раньше принадлежало одному из самых влиятельных семейств Франции, здесь еще сохранились средневековые рвы и подъемные мосты, которые опускались теперь только перед человеком из народа, перед Матье Дюраном.
– И письмо сочинил этот самый Матье Дюран, – сказал поэт, – и этот самый Матье Дюран так ловко подсунул его на подпись Дано. Мне кажется, проделка удалась.
– Но она не была литературной: обычно в литературе скорее подписывают то, что написано другими, чем дают на подпись то, что написали.
– Это клевета на литературу, сударь, – заявил поэт Дьяволу.
– Так же как портрет Матье Дюрана сойдет за клевету на финансистов, – ухмыльнулся Сатана. – Когда на улице кричат: «Вор!» – очень многие прохожие оборачиваются.
Луицци с любопытством прислушивался к спору между Дьяволом и поэтом, но литератор вдруг умолк, и Дьявол продолжил:
XII
– Когда наступил вечер, все те, о ком я рассказывал, оказались на балу у господина де Фавьери, и среди самых прекрасных дам, которые заполнили гостиные, выделялись юная госпожа Дельфина Дюран, сидевшая рядом с госпожой Флорой Фавьери. Дочь господина Фавьери была высокой брюнеткой, серьезной, скрывавшей внутреннюю страстность под ледяной и высокомерной маской. Дельфина была миниатюрной, белокурой, грациозной, она выказывала презрение только в ответ на дерзость. Первая создавала впечатление, что она опирается на силу воли, которую вынашивает в себе, вторая – позволяла догадываться, что ее непреклонность лишь следствие послушания, которое сопровождало ее всю жизнь. Флора казалась одарена характером от природы, характер Дельфины являлся следствием ее положения.
В результате, несмотря на несхожесть характеров, они были единодушны во всем, чего касались в разговоре. Сначала они похвалили друг друга за элегантность туалетов, затем обсудили торговцев самыми модными нарядами, решили, что королевой модисток несомненно является мадемуазель Александрина с улицы Ришелье. Затем они естественно перешли к следующему пункту программы бесед на балу. Девушки позабавились, выискивая смешное в дамах, попадавшихся им на глаза, и повеселились на счет мужчин, которые проходили перед ними, как на параде. Их беседу прервал господин де Фавьери. Он приблизился к дочери и сказал ей тем итальянским, насмешливым и ласковым тоном, который заставляет сомневаться в значении произносимых слов:
«Флора, я хочу лично представить вам господина Артура де Лозере, о котором я говорил вам».
Флора ответила на приветствие Артура легким наклоном головы и непроницаемой улыбкой, Артур со своей стороны поклонился Дельфине Дюран как старой знакомой, но в то же время очень сдержанно.
Едва он отошел, как Дельфина спросила у Флоры:
«Вы принимаете Артура де Лозере?»
«Да», – с насмешливой снисходительностью ответила Флора.
«А-а! – вздохнула Дельфина. – И вы давно его знаете?»
«Я вижу его в первый раз».
«И… как вы его находите?»
«Но, – Флора обернулась к Дельфине, – не знаю. Я его не разглядела».
«Я слышала, однако, что это исключительный, изысканный молодой человек, из очень знатной семьи».
«И очень красивый, не так ли?»
«Да», – просто ответила Дельфина.
«Ну хорошо! Дорогая, вам, несомненно, преподнесли тот же урок, что и мне, и многим другим. У господина Артура де Лозере много друзей, которые представляют его подобным образом во всех домах, где есть богатые наследницы».
«Вы так думаете!» – живо воскликнула Дельфина.
«Мой отец меня предупредил».
«И ваш отец принимает его с этой же целью?»
«Не думаю, – презрительно ответила Флора. – Состояние графа в беспорядке, имя какого-то смутного происхождения – все это не подходит ни банкиру Фавьери, ни маркизу де Фавьери».
«Но, несмотря ни на что, он мог бы подойти вам, не так ли?»
«Мне? – Флора повела плечами. – Невзрачный юноша, ничто, дрожащее перед собственным отцом, как двенадцатилетний мальчик, который опускает глаза при виде женщин, как будто боится, что они съедят его своей любовью!»
«Уверяю вас, он осмеливается смотреть на женщин, – сухо возразила Дельфина, – когда находит их привлекательными».
«Вы правы, – согласилась Флора, – так как именно сейчас он созерцает вас в немом экстазе».
«Ошибаетесь, он несомненно смотрит на вас».
«Вы убедитесь, что я права, так как я хочу попросить у вас позволения удалиться, чтобы отдать некоторые распоряжения».
Флора встала и оставила Дельфину. В тот же миг Артур приблизился к ней и пригласил на танец. Дельфина ответила сухо и тихо:
«Вы пришли слишком поздно».
«Вы уже приглашены? На все танцы?»
«Я хочу сказать, что мадемуазель Фавьери уже ушла».
«Вы прекрасно знаете, что я пришел не ради нее».
«Нам нет необходимости так долго разговаривать».
«Я удалюсь, если вы боитесь привлечь внимание».
«О! Я боюсь не за себя, – ответила Дельфина, – я боюсь, как бы ваш папочка не рассердился».
Молодые люди говорили тихо и быстро, но этих нескольких фраз достаточно, чтобы вы поняли, каким испорченным, избалованным, своевольным ребенком была Дельфина, которой дозволялись любые дерзости и которая ни в чем себе не отказывала. Этот диалог доказывает также, что Дельфина и Артур встречались и что у них был свой маленький секрет.
Артур, однако, не дослушал Дельфину и, вооружившись сверхчеловеческим мужеством, сел в кресло, остававшееся пустым после ухода госпожи де Фавьери, преодолев таким образом строгие условности, которые обычно соблюдал лучше других. Дельфина не удержалась от улыбки, вызванной одержанной победой, но еще не успокоилась. Она сердилась на Артура за то, что он не понравился Флоре Фавьери. Она, возможно, сердилась бы на него еще больше, если бы Флора нашла его очаровательным. Многие женщины находят удовольствие в том, чтобы ссориться с любимым человеком по любому поводу, особенно когда любовь всего лишь чувство деспотического тщеславия.
– Госпожа Дюран, – прервал поэт рассказчика, – однако, не становится от этого личностью менее прелестной.
– И к тому же необозримо богатой… Если она встретит человека, который сможет подчинить ее себе, то станет самой нежной, самой очаровательной женщиной в мире, – добавил Дьявол.
– Я всегда так думал, – согласился поэт.
– Ее отец должен отдать эту женщину человеку, как и он сам, выдающемуся и вышедшему из народа.
– Берегитесь, – предупредил Луицци, – господин намекнул, что женился бы на ней.
– Я тоже человек из народа, господа, – горделиво молвил поэт.
– А люди из народа, подобные вам и Матье Дюрану, никогда не отступают, – улыбнулся Дьявол, – но если вы позволите мне продолжить, то увидите, что ваши шансы, возможно, не так уж велики.
Итак, Артур, сидя подле Дельфины, говорил:
«Так вы не будете танцевать со мной?»
«Нет».
«Но будете танцевать с другими?»
«Да».
«Посмотрим».
«Посмотрим».
В этот момент Леопольд подошел к Дельфине и пригласил ее на танец, но она ответила ему:
«Прошу прощения, я обещала этот танец господину виконту Артуру де Лозере».
«Ах! – воскликнул Артур. – Вы ангел!»
«Поверьте, не ради вас я отказала этому господину».
Артур счел, что эта фраза – последние отголоски досады. Он ошибался, она всего лишь отражала мысли Дельфины. Если бы вместо Леопольда, служащего ее отца, подошел человек благородный, она приняла бы приглашение, но ее тщеславие не устояло перед удовольствием дать понять мелкому служащему, что его претензии слишком неуместны и что он был слишком мелкой персоной рядом с виконтом де Лозере.
«Так вы будете танцевать со мной?» – не сдавался Артур.
«Ни с вами, ни с кем другим. Оставьте меня, пойдите пригласите дочку де Фавьери».
«Клянусь, у меня нет никакого желания танцевать с ней».
«Возможно, но если ваш отец захочет, вам придется».
Артур, задетый за живое, замолчал, но, когда начался контрданс, заметил, как отец подает ему знаки. И он покинул свое место, несмотря на все нежелание выказывать таким образом послушание, и подошел к графу, который сухо поинтересовался: