Когда все аудиенции были завершены, Матье Дюрану доложили, что вернулся господин Дано, и банкир, желая до последней капли испить удовольствие от терпеливого присутствия графа де Лозере в прихожей, допустил предпринимателя до собственной персоны.
«Вы меня звали, сударь?» – улыбаясь, спросил господин Дано.
«Да, сударь, – довольно сухо отвечал банкир, – и я хотел видеть вас раньше, поскольку наш разговор имеет большое значение».
«Это ваша вина, господин Дюран», – подобострастно сказал предприниматель.
Матье Дюран нахмурил брови.
«Это ваша вина, – повторил господин Дано, – разве не вы сказали мне при нашей первой встрече, что время – это капитал, который нельзя разбазаривать? Вот я и воспользовался тем, что у вас было много посетителей, и отправился по другим делам».
Резкая презрительная ухмылка исказила губы банкира:
«Дело, о котором мы должны переговорить, возможно, является наиважнейшим из всех».
«Что вы имеете в виду, позвольте узнать?»
«Я считаю своим долгом предупредить вас, что кредит, который открыл вам мой дом, заканчивается пятнадцатого числа сего месяца».
«Вы закрываете мне кредит!» – ошеломленно вскричал предприниматель.
«И я рассчитываю, – банкир сделал вид, что не расслышал возгласа господина Дано, – что в течение месяца вы вернете мне четыреста тысяч франков, которые я вам ссудил».
«В течение месяца!» – снова поразился предприниматель.
«Я полагаю, – продолжал Матье Дюран, – вы в состоянии это сделать. Я дал вам, как вы просили, средства на завершение строительства, здания готовы, сейчас июль, то есть месяц, когда вы, согласно вашим расчетам, можете выставить дома на продажу. Наступило время, как мне кажется, продать их, рассчитаться с долгами и получить прибыль».
«Несомненно, сударь, но если я единовременно выставлю на продажу готовую недвижимость на сумму в три миллиона франков, это собьет цену, я понесу убытки, которые сожрут не только мою прибыль, но и деньги, которые я в нее вложил».
«Это невозможно, господин Дано, – с невозмутимым спокойствием возразил банкир, – вы вложили в дело триста тысяч франков. Когда вы пришли ко мне, у вас было взято под залог миллион двести тысяч. Я ссудил вам четыреста тысяч также под залог, что составило в общей сложности миллион девятьсот тысяч. Отсюда далеко до трех миллионов – суммы, в которую вы сами оценили вашу собственность. У вас остается еще большая прибыль».
«Все правильно, сударь, но четыреста тысяч франков, данные вами, я потратил на то, чтобы расплатиться с прошлыми долгами. Я уже говорил вам: мне пришлось брать новые ссуды, и сейчас, когда здания построены, мне предстоит вернуть еще двести тысяч».
«Хорошо, господин Дано, это составляет два миллиона сто тысяч, вы можете получить еще девятьсот тысяч, если ваши расчеты были правильны».
«Они были правильны, – несколько оживился предприниматель, – и будут справедливы, если вы дадите мне время, необходимое для реализации моих зданий».
Банкир открыл папку, достал из нее бумагу и зачитал несколько пассажей господину Дано.
«Как видите, – добавил он, – статьи нашего договора совершенно ясны. Я ссудил вам под залог недвижимости четыреста тысяч франков на четыре месяца. Четыре месяца истекают завтра, я был бы вправе требовать от вас немедленного и полного возврата кредита. Я этого не делаю, я даю вам целый месяц и, полагаю, весьма пренебрегаю собственными интересами, ибо привык жертвовать ими ради других».
«По правде говоря, господин Дюран, – умоляющим тоном сказал предприниматель, – мне будет трудно удовлетворить ваши требования».
«В таком случае, – не сдавался банкир, – вас не удивит, если я немедленно приму меры, необходимые для получения платежа, которого я вправе ожидать от вас».
«Как! – воскликнул господин Дано. – Конфискация?»
«Все зависит только от вас – заплатите незамедлительно».
«Поступать со мной столь жестоко…»
«Благодарю вас, – с горечью в голосе произнес банкир, – к счастью, я привык к неблагодарности. Всякий, кто посвятил свою жизнь помощи другим людям, должен быть к этому готов. Я не был жесток, когда открывал вам мою кассу, но теперь, когда я требую назад мои деньги, я стал жестоким человеком. Довольно, я знаю, что мне делать».
«Сударь, сударь, – вновь взмолился Дано, – простите мне неосторожное слово, я отказываюсь от него всей душой. Но, клянусь, вы разорите меня, если будете так торопить. Вы слишком хорошо знаете, что покупателей можно найти только тогда, когда их не ищешь. Надо дать им возможность прийти, я не могу надеяться продать такую большую собственность за один месяц. К тому же меня будут просить об отсрочке, а если я не получу ее сам, то не смогу и дать, продажа станет невозможной».
«Найдите другую ипотеку вместо моей, я уступлю».
«Но это обесценит мой залог, если я вынужден буду сказать, что он не представляется достаточным для такого дома, как ваш. Никто не усомнится, что если вы требуете возврата кредита, то только потому, что считаете залог ненадежным. Никто иначе не истолкует вашу… я не хочу сказать вашу жестокость… но вашу…»
Предприниматель никак не мог найти более вежливого слова и замолчал.
«Продолжайте, продолжайте», – позволил банкир.
«Да, господин Дюран, – взволнованно заговорил Дано, – никто не поверит, что такой человек, как вы, опора народа, поддержка промышленности, человек, который творил чудеса, чтобы помочь честным людям, что вы были так суровы со мной без причины, что я не заслужил этого, что не нарушил слова или не вел себя непорядочно. Но вы-то знаете, господин Дюран, я честный человек, я, как вы, выходец из народа, вы сами часто повторяли мне это, я заработал все, что имею, честным трудом, и вы не захотите погубить меня, мое состояние и мою репутацию, вы не способны на такое».
Банкир, казалось, расчувствовался:
«Поверьте, если бы не срочная необходимость, если бы мне самому не нужны были деньги, я не был бы так непреклонен. Но с того самого дня, как я одолжил их вам, они имели определенное назначение. Я должен выполнить свои обязательства, ничего не поделаешь».
«В таком случае, – с отчаянием проговорил Дано, – я подумаю… подумаю…»
Он повернулся к выходу, когда банкир снова окликнул его:
«Послушайте, господин Дано, я не хочу, чтобы кто-нибудь сказал, что я не помог честному человеку, человеку, который, как и я, вышел из народа».
Предприниматель вернулся, сияя от радости, и с тревогой стал ждать, что же скажет банкир, который, казалось, сам был смущен. Наконец он решился:
«Согласно вашим подсчетам, вы вложили в вашу собственность два миллиона сто тысяч франков?»
«Да, сударь».
«Продайте мне все за два миллиона двести тысяч – и мы будем полностью в расчете».
«Но, сударь, – с отчаянием ответил Дано, которого настолько поразило предложение банкира, что он напрочь забыл, как минуту назад человек, предлагавший ему два миллиона двести тысяч, клялся, что ему срочно нужны деньги, – это значит, я останусь без всякой прибыли!»
«Как? – удивился банкир. – Сколько вы вложили в дело? Триста тысяч франков, год назад, в земельные участки: все остальное вы получили благодаря серии займов. В результате из трехсот тысяч франков вы за один год сделаете сто тысяч. Это равняется тридцати трем процентам годовых. Я не знаю никакого другого дела, которое дает такие превосходные результаты. Даже крупные банки, которые так часто подвергаются всеобщим нападкам, едва ли получают четверть подобной прибыли на капиталы, которые они ссужают порой слишком легкомысленно».
«Возможно, сударь, – отвечал Дано. – Но вы забываете, что я должен был уплатить еще проценты по займам».
«Справедливо, – согласился банкир, – я готов учесть это».
«Итак, столько риска, столько работы, целый год…»
«Чтобы заработать сто тысяч. Мне кажется, это прекрасно, особенно если учесть, откуда вы начали!»
«Да оттуда же, откуда и вы!» – с достоинством ответил предприниматель.
«Прошу прощения! – надменно сказал банкир. – Я говорил не о вас, а о вложенном капитале. Я никогда не забываю, кем я был, и, думаю, мне пришлось начинать с меньшего».
«Ладно, сударь, – сказал Дано в порыве решимости, вроде той, что овладевает раненым, которому угрожает смерть и который протягивает хирургу руку или ногу для ампутации. – Ладно, дайте мне два миллиона четыреста тысяч – и дело с концом».
Банкир спрятал в папку договор об ипотеке и холодно ответил:
«Я сделал все, что мог, для вашего спасения, мне неприятно, что вы так неблагоразумны. Прощайте, сударь, это дело меня больше не касается, обратитесь к господину Сежану, он закроет ваш счет».
«Но, сударь…»
«Извините, вот уже два часа господин граф де Лозере ждет меня, и, по правде говоря, несмотря на мое желание посвятить все мое время людям, которые, как и я, всего-навсего коммерсанты и промышленники, с моей стороны крайне неучтиво злоупотреблять терпением столь знатного господина».
«Я пойду к господину Сежану», – смутился Дано.
Банкир поклонился ему и, распорядившись ввести господина де Лозере, быстро написал несколько строк, сложил листок и передал его слуге:
«Немедленно передайте господину Сежану».
Вот что он написал:
«Будьте тверды в деле Дано, и мы получим за два миллиона сто тысяч франков собственность, которая при благоприятных условиях будет стоить более трех миллионов».
Как только слуга вышел, банкир поприветствовал господина графа де Лозере, и два самозванца остались один на один.
– Матье Дюран сделал это? – Литератор так серьезно глядел на рассказчика, что барон понял: Дьявол добился того внимания, которого желал.
– Да.
– Вы уверены?
– Я называю вам имена, я даю вам точные цифры.
– Но откуда, дьявольщина, вы все это узнали?
– Я скажу вам, когда закончу.
– Знаете ли вы, что с помощью подобных секретов можно очень далеко завести такого человека, как Матье Дюран? – спросил поэт.
– Ах! Клянусь вам, – улыбнулся Дьявол, – если бы его дочка нравилась мне так, как она нравится вам, то она скоро бы стала моей. Особенно с тем, что мне осталось вам поведать.