е Парадез, где он сообщал ей, что ее дочь нашлась, Жюльетта, которая, скорее всего, вскрыла его письмо, написанное в Фонтенбло для госпожи Донзо, и которая, узнав таким образом о свидании, назначенном им Каролине, указала господину де Серни, где искать беглецов, и направила его по их следу, Жюльетта – бывшая любовница Гюстава де Бридели, могла узнать от него о существовании Эжени Пейроль и, несомненно, направилась в Буа-Манде, чтобы добить несчастную женщину. Все эти возможные события, нагромождение неслыханных обстоятельств мгновенно прокрутились в голове барона и оглушили его, голова его закружилась, подобно тому как когда-то, наверное, закружилась голова его предка Лионеля, когда в погоню за ним бросились живые призраки и преследовали его во мраке, освещаемом блеском молний и заревом пожарища.
Это умопомрачение, несомненно, было той же природы, поскольку привело к тому же результату: Арман, целый месяц противостоявший испытанию одиночеством, искушению узнать о судьбе тех, кого он любил, Арман не устоял перед ужасающим смятением, которое почувствовал, и призвал Сатану. Сатана явился.
VIII
– Ты прав, хозяин, все это правда, первый раз в жизни ты понял, сколько зла можно натворить, будучи простым смертным.
– И Жюльетта! – вскричал барон.
– Жюльетта погубила твою сестру Каролину, женив на ней своего любовника, Жюльетта совершенно погубила госпожу де Серни, перехватив письмо, которое ты написал твоей сестре, и передав его графу, Жюльетта, узнав от Гюстава де Бридели о существовании Эжени Пейроль, отправилась в Буа-Манде, чтобы помешать матери найти своего ребенка. За всю свою жизнь ты любил трех женщин, испытывая к ним именно те чувства, которые делают человека счастливым. Ты любил Эжени как друга, Каролину как сестру, госпожу де Серни как женщину. Жюльетта погубила всех трех. Я был, как всегда, прав, хозяин, когда однажды сказал тебе, что эта девица необходима мне, что она превосходно послужит мне, творя зло.
Луицци чувствовал себя уничтоженным, слушая горькие и оскорбительные слова Дьявола. То не был больше ни наглый фат, ни кокетливый аббат, ни малайский раб, ни смешной нотариус, ни уродливый мужлан, ни один из тех персонажей, под видом которых Сатана столько раз являлся Луицци, но то не был и падший ангел, которого он увидел в первый раз в замке Ронкероль, столь гордый в своем падении, столь прекрасный в своем упадке. То был Демон зла, страшный и уродливый, лицо его выражало всю низость, злобу, жестокость и цинизм порока. Луицци смотрел на него и дрожал. Вновь его охватили ужас и отчаяние, они почти склонили его к ногам Сатаны, но из последних сил Арман сопротивлялся, и Сатана продолжил:
– Да, Жюльетта погубила все, что ты любил на этом свете; достойная наследница рода, замешанного на кровосмешении и прелюбодеянии, она носит в себе все пороки, которые я обещал его прародителю. Она принадлежит мне так же, как все, в чьих венах течет кровь Цицули.
– Нет, Сатана, нет, еще не всех, – вскричал Луицци. – Есть тот, кто, несомненно, избежит твоих лап, тот, кто ускользнет от тебя, клянусь.
– Желаю ему этого, хозяин, – ответил Сатана, – впрочем, разве есть необходимость в том, чтобы он отдался мне добровольно? Разве обязателен договор, чтобы он принадлежал мне? Разве нет у меня моей Жюльетты, чтобы погубить его? И не она ли, имея возможность снять с него обвинение в убийстве, оставит его гнить в тюрьме и обречет на смерть на эшафоте?
– Как? Жюльетта? Она может спасти меня?
– Может, хозяин, может, в тот час, когда ты уже давно вернулся, она еще видела графа де Серни: он покинул ее лишь в Буа-Манде, поскольку именно с ним она путешествовала. Господин де Серни скрывался в том почтовом экипаже, который ты встретил недалеко от Буа-Манде после того, как я оставил тебя. Мальчик, который предупредил тебя, догнал этот экипаж, когда форейтор отошел выпить, если помнишь. Как видишь, все пороки превосходно помогают друг другу, чтобы довести зло до конца. Мальчик видел только Жюльетту, он попросил ее передать первому путнику, которого они встретят, что дилижанс сломался, и рассказал, как только что встретил тебя. И поскольку Жюльетта, подталкиваемая неким злым гением, который руководит всеми дурными поступками этой женщины, поинтересовалась, кем был тот пассажир, которого она заметила на дороге, маленький Шарло чистосердечно ответил:
«Я слышал, как его называли господином бароном де Луицци».
– Как понимаешь, хозяин, то была весьма приятная новость для господина де Серни, который преследовал тебя, но, не зная, в каком бедственном положении ты находишься, он вообразил, что ты торопишься попасть в Тулузу. По его просьбе Жюльетта снова окликнула мальчика и спросила, сколько времени вы пробудете на постоялом дворе до отъезда. Шарло ответил, что вы сможете тронуться в путь только на следующий день. Господин де Серни решил, что успеет догнать тебя, и глубокой ночью, почти доехав до места, куда ехала Жюльетта, он поспешно покинул карету и пошел назад пешком, вооружившись двумя шпагами. Они не помогли ему ни против тебя, ни против его убийцы, так как ровно там, где я оставил тебя, его сразил ружейный выстрел, раздавшийся из придорожных зарослей. Убийца оттащил его в кусты, но, видимо, его спугнули припозднившиеся дровосеки, он оставил труп, не успев его обворовать, и тем самым создал отягчающее для тебя обстоятельство: графа убили не разбойники, а личный враг, мотивом убийства которого не был грабеж. А кто, как не ты, был больше всех заинтересован в смерти господина де Серни?
– И Жюльетта знает об этом?
– Она знает, что ровно в девять часов вечера господин де Серни покинул ее и что ровно в девять часов вечера ты в шести лье от того места писал письмо госпоже де Кони. То самое письмо, которое она перехватила.
– И она, конечно же, знает, кто убийца? – Луицци задал свой вопрос с тем подчеркнутым выражением сарказма, которое свидетельствовало о его бессилии бороться с таким врагом, как Дьявол.
– Не имеет ни малейшего подозрения.
– Зато я знаю, кто он, – вскричал Луицци, – я знаю!
– И как его зовут?
– Жак Брюно, – ответил барон.
– Ах, вот как, – удивился Дьявол, – Жак Брюно. Ну что ж, вот ты и спасен: ты скажешь об этом судьям, и они тебе тут же поверят.
Холодная насмешливость Сатаны отрезвила барона, он понял, что подобное разоблачение в суде невозможно без доказательств, у него же нет ничего, кроме его убежденности в том, что тот, кого он узнал на дороге в Буа-Манде, был не кто иной, как Жак Брюно. Тогда, подобно человеку, тонущему в бурю, который хватается за все, что попадается ему под руку, будь то раскаленное железо или лезвие бритвы, барон сказал:
– Но Жюльетта может дать показания в мою пользу.
– Очень изобретательно, – хмыкнул Дьявол. – Она может как спасти тебя, так и погубить окончательно: все зависит от настроения твоей сестрички Жюльетты.
– А зачем ей губить меня?
– А зачем спасать? О! Конечно, если бы ты дал ей каких-нибудь пятьсот тысяч франков, как другой твоей сестре, Каролине, если бы ты не отнял у нее любовника или, наконец, стал ее любовником…
– Какой ужас!
– Не все зависело от тебя, хозяин, хоть ты и желал этого. Чего же ты хочешь теперь? В твоей истории именно этого не хватает, но позор эшафота послужит компенсацией недостающему кровосмешению.
– О! Нет, нет, – запротестовал Луицци, – не старайся понапрасну, Сатана, не будет этого, и именно Жюльетта, именно она, на которую ты так рассчитывал, чтобы погубить меня, меня спасет, я заплачу ей за правду дороже, чем кто-либо когда-нибудь платил за ложь.
– Вот и хорошо, – согласился Сатана, – ты сделаешь Жюльетту богаче Каролины, ты вознаградишь порок лучше, чем добродетель. Поистине, ты с каждым днем делаешь успехи.
– Хорошо, пусть будет так, – сказал Луицци, – поскольку все в этом мире подло, я стану подлецом, поскольку все продается, я все куплю.
– Но не станешь умнее, барон, ибо обыкновенно не платят за то, на что имеют право, только мошенники покупают себе хорошую репутацию, только преступники разоряются ради своего оправдания. Ты же хочешь купить оправдание за преступление, которого не совершал. Глупец, бедный глупец!
– Пусть так, – не сдавался Луицци, – я буду еще большим глупцом, если дам приговорить себя… Скажи мне, где Жюльетта, куда я могу ей написать, я сам позабочусь о своем спасении.
– Сейчас, когда ты говоришь со мной, она у господина де Парадеза, ее деда, и хотя я никогда не говорил тебе ни слова о твоем будущем, хочу помочь в твоих попытках спастись и скажу, что письмо застанет ее у деда.
– Довольно, – сказал Луицци и жестом приказал Сатане удалиться.
IXТриумф любви к брату
Решение, которое принял Луицци в минуту отчаяния, было не так просто осуществить, как он воображал: написать письмо Жюльетте оказалось делом не только постыдным, но и трудным.
Как сказать этой женщине: «я знаю, кто вы такая», – и при этом не ожесточить самыми заслуженными упреками? Как признаться: «я знаю, что вы были с господином де Серни», – и не обвинить в том, что именно она рассказала графу, куда он, Луицци, направился с госпожой де Серни? Однако барон не отступил. Он обладал одним из тех характеров, которые с прискорбной легкостью находят благовидные оправдания для всякого своего поступка, он был одним из тех, кто способен с лихвой подтвердить высказывание одного из наших самых крупных авторов патриотических водевилей[513], который сказал однажды, что только дураки или мошенники никогда не меняют свою точку зрения.
Причина, которая заставляла Луицци изменить свое мнение относительно Жюльетты, была гораздо серьезнее, чем какой-нибудь орден или пенсия в тысячу двести франков, которые вдохновили нашего великого сочинителя водевилей на аксиому, которую мы только что процитировали. Для барона речь шла о жизни или смерти, чести или бесчестии, точнее, о жизни смертной или чести видимой, так как он недорого ценил будущее своей души или собственную совесть, как, впрочем, три с половиной четверти человечества.