Эрнестина, ее дочь, пятнадцать с половиной лет, высокая и вполне сформировавшаяся девушка.
Акабила, вождь одного из малайских племен, лицо в татуировках, бритоголовый, сапоги с отворотами, кожаные короткие штаны, жокейская куртка.
Место первой сцены – в столовой постоялого двора в Муре; действующие лица – адвокат, клерк и приказчик.
Когда Луицци вошел в столовую, где находилась эта троица, они быстро спрятали в портфели бумаги, чтением которых были заняты; все трое недовольно и удивленно переглянулись, как бы спрашивая друг друга, знаком ли им вновь прибывший.
– Господа, – поздоровался Луицци, – к своему стыду, я пришел, кажется, чтобы похитить часть вашей законной собственности, ибо, боюсь, как бы ужин, приготовленный на одного, не показался хозяину этой харчевни достаточным и для двух ртов, а затем и для трех, а теперь и четырех.
– Кем бы вы ни были, – ответил адвокат с изысканным поклоном, – милости просим. Осмелюсь принимать вас, словно я здесь хозяин, – продолжал он, вглядываясь попеременно в лица клерка и приказчика, – ибо у меня есть на то неоспоримые права…
Здесь господин Бадор искусно сделал паузу в своей речи, чтобы оценить произведенное впечатление, и через несколько мгновений тишины заговорил вновь:
– Оснований для подобного утверждения у меня по меньшей мере два: я первый приехал на эту станцию, а кроме того, я, можно сказать, местный.
– Вы живете в Муре, сударь? – спросил Луицци.
– Здесь живут несколько моих клиентов, – ответил адвокат. – Сам я вообще-то из Кана, и вся моя семья родом из Кана, и, поверьте, я имею в городе некоторый вес: моя контора, может быть, и не первая в округе, но и не из разряда последних.
– Вы нотариус? – поинтересовался господин Маркуан.
– Стряпчий, – уточнил господин Бадор, – а бывало, и поверенный, и адвокат, если кто-то доверял нам представлять дело в суде. Я, знаете ли, в пику большинству моих коллег с радостью воспринял указ, который отнял у нас право выступления в суде; видите ли, я терпеть не могу эти длинные речи и не люблю болтать – от этого у меня только грудь болит, и, несмотря на огорчение и слезные уговоры клиентов, я не подписался под заявлениями коллег, протестовавшими против королевского указа. Я привлек в контору несколько молодых адвокатов, которым всячески помогал: в написании речей, достижении успеха и приобретении имени. Благодаря мне еще совсем зеленая гильдия защитников Кана подает огромные надежды; положившись на меня, эти блестящие молодые люди извлекают немалую прибыль, и все идет как нельзя лучше.
– Должно быть, – заметил господин Маркуан, – ваши клерки просто на седьмом небе от счастья, сударь. Работа достается им уже в разжеванном виде, не то что у нас, в Париже; нам приходится вести все дела за своих патронов, а они только и делают, что почивают на лаврах.
– А! Так вы, сударь, тоже из писчей братии? – презрительно взглянув на юношу, обронил господин Бадор.
– Я уже в должности нотариуса, – высокомерно покосившись на адвоката, ответил господин Маркуан.
– Честное слово, милостивые государи, – заявил барон, – поскольку я вижу, что каждый из вас считает нужным сказать, кто он и что он, то я должен ответить вам тем же: зовут меня Арман де Луицци, и я бездельник.
– Вот это я понимаю, блестящее звание! – заговорил господин Фурнишон. Выпятив грудь, он любовался своей прекрасной осанкой в небольшое зеркало на стене. – Будем надеяться, что и нас это не минует, ибо я сыт по горло биржей с ее тремя процентами.
– Вот оно что, – протянул младший клерк нотариуса, – то-то мне показалось, что я видел вас в Париже.
– О, я вас прекрасно помню, – важным голосом проронил господин Фурнишон через пухлые розовые губки, – мы как-то разыграли неплохую партию в экарте в «Сосущем теленке»[252] на славной гулянке по случаю женитьбы одного из моих друзей на дочери бывшего сапожника…
– Которая принесла ему четыреста тысяч франков приданого, – подхватил господин Маркуан, – и через полгода он купил на них должность господина де П.; великолепная партия для него, ничего не скажешь!
– Можно придумать и кое-что получше, – сказал приказчик, ласково поглаживая свой роскошный галстук.
– Но только не в наших краях, – заметил адвокат.
– А кто вам говорил о ваших краях? – встрепенулся клерк.
– И правда, – завторил ему господин Фурнишон, – разве кто-то упомянул здешние места?
– Говорят, однако, что в Кальвадосе есть невесты с немалым приданым, – сказал Луицци, усаживаясь вместе с остальными за накрытый стол.
– Что верно, то верно, – пробурчал господин Бадор, набросившись на суп столь неосторожно, что нещадно обжегся, – а у нас – только состояния в виде земельных владений или денег, положенных под два с половиной процента, но, если поразмыслить, ни одного свободного сантима, ни одного наличного су в здешних приданых не найдешь при всем старании. Заложенные и перезаложенные права на собственность – не больше того…
– Но, возможно, есть и исключения, – с преувеличенно хитрым видом вставил господин Фурнишон.
– Вы что-нибудь о них знаете? – безразличным тоном спросил клерк, брезгливо ковыряясь кончиками пальцев в останках полевого жаворонка.
– Возможно, – со значительным видом проговорил приказчик, принимаясь за огромную телячью отбивную.
– И сударь собирается отправиться туда на огонек? – фыркнул пренебрежительно господин Бадор, пристально всматриваясь в то же время в лицо приказчика.
– Нет, что вы, просто я хочу поохотиться в здешних благословенных местах…
– В мае месяце? – перебил его Луицци.
– Наверно, – подхватил господин Бадор, усмехнувшись, – дичь, которую так безжалостно преследует господин приказчик, можно бить в любой сезон.
– Не иначе, – вставил клерк, подмигнув Луицци и адвокату, – господин приказчик, видимо, собрался за оч-чень крупным зверем.
Но господин Фурнишон не понял иронии и спросил в свою очередь:
– Ну а вас, господин Маркуан, каким ветром сюда занесло?
– Мне бы хоть толику вашего счастья, ибо я здесь не ради собственного удовольствия; я приехал, чтобы осмотреть поместье по поручению одного из наших клиентов.
– Если вы только соизволите сообщить мне его название, – сказал адвокат, – то я смогу дать вам исчерпывающие сведения, ибо я прекрасно знаю все мало-мальски значительные поместья в этих местах.
– Ну да! – фыркнул клерк. – Вы же вздуете нам цену до небес.
– Ну что вы, я же не парижский транжира, – ухмыльнулся господин Бадор.
– Да, но вы также не деревенский простак, – в тон ему ответил клерк.
Это скрытое обвинение в недобросовестности сошло в разговоре за обычную и безличную остроту, и адвокат-нормандец, полагая, что он уяснил себе мотивы приезда в Мур двух парижан, уставился на Луицци. Последний казался ему самым подозрительным. В самом деле, если один сошел с дилижанса, а другой – с почтовой кареты, то этот хлыщ прибыл в великолепной берлине, запряженной четверкой отменных лошадей. К чему бы это?
– А вы, сударь? – спросил он у Луицци. – Не сочтите за нескромность, но позвольте спросить, что привело вас в наши края?
– Лично я, – ответил барон, – приехал сюда почти по тем же причинам, что и все вы; я хочу поохотиться в тех же местах, что и господин приказчик, и наведаться в то же поместье, что и господин клерк.
Адвокат от удивления опешил, а клерк и приказчик недоуменно переглянулись и сказали одновременно:
– Ба! Так вы приехали на охоту в земли господина…
– Ба! Так вам нужно в поместье господина…
– Да-да, – ответил барон, делая вид, что припоминает, – на охоту во владениях господина… как бишь его… и осмотреть поместье господина… Забавно, не правда ли? Я, как и вы, становлюсь чрезвычайно забывчив порою! Помогите же вспомнить!
– По всей видимости, вы приехали к господину Рюпену, – задумчиво произнес приказчик.
– Наверное, вы желаете посмотреть на поместье Виленвиль, – в то же время проговорил клерк; оба высказали первое, что пришло им в голову, лишь бы не показать, что они захвачены врасплох.
– Честно говоря, – изумился адвокат, – я не знаю ни господина Рюпена, ни поместья Виленвиль; нет таких в нашей округе.
– Ну, это звучит примерно так, – быстро сказали вместе приказчик и клерк.
– Да-да, – подтвердил Луицци, продолжая якобы припоминать, – Рюпен, Рипон, Рипо… Риго! Вот как его зовут, точно!
Все трое ошарашенно уставились на Луицци, а он продолжал:
– А Виленвиль – это, должно быть, что-нибудь вроде Виленвийи, Вайи… Тайи! Точно, Тайи!
– Ага, – сказал адвокат, пока клерк и приказчик приходили в себя, – так вы едете в Тайи, к господину Риго?
– Да, сударь, – подтвердил барон, – и если господа не имеют другого транспорта, то я могу предложить им места в моем экипаже; завтра поутру мы отправляемся в путь.
– Вы хотите ехать прямо с утра? – ахнул адвокат. – К десяти часам, ведь так? Вам не стоит слишком рано появляться в Тайи; в замке не встают ни свет ни заря.
– Мы поедем, как только того пожелают эти господа, – сказал барон. – Перед нами неплохой ужин, украсим же его парой-тройкой бутылочек шампанского, если оно здесь есть, и весело проведем время до утра!
– Как хотите, господа, – зевнул адвокат, – это у вас в Париже, верно, так заведено, но мы, провинциалы, не привыкли к подобному режиму. А потому я прошу вашего позволения удалиться на покой, пожелав вам доброй ночи.
И адвокат без промедления поднялся из-за стола и быстро ретировался.
– Ну что ж, господа, гульнем-с! – весело воскликнул барон. Он откупорил бутылку вина, налил приказчику, с радостью протянувшему свой бокал, и клерку, который, казалось, внимательно прислушивался к происходившему во дворе.
И в самом деле, минуту спустя они услышали шум выезжавшего за ворота экипажа. Господин Маркуан поднялся из-за стола, открыл выходившее на большую дорогу окно и проводил взглядом удалявшийся кабриолет