– Что с вами? – спросил господин Фурнишон. – Что там такого интересного?
– А-а, да так, ничего, почудилось что-то, – задумчиво пробормотал клерк, – после дороги шумит в голове.
– Забавно, – сказал приказчик, – у меня тоже от этой дороги все ноги распухли.
– Что-то мне совсем не по себе, – потухшим голосом продолжал господин Маркуан, вынимая часы. («Еще десяти нет», – прошептал он себе под нос совсем тихо.) – И я прошу вашего позволения удалиться, как и господин Бадор.
– Ну что ж, делайте как господин Бадор, спокойной ночи, – сказал Луицци, – надеюсь, что господин приказчик вам не уподобится и не оставит меня наедине с тремя бутылками.
Клерк вышел, и господин Фурнишон проговорил весело:
– Что за дурацкая идея – идти спать в такую минуту? Лучше уж пить всю ночь, чем ночевать на жесткой гостиничной койке с клопами на влажных простынях!
– Честно говоря, – рассмеялся Луицци, – думаю, если этим господам и грозит простуда, то не от влажных простыней.
– А от чего? – недоуменно посмотрел на него приказчик.
– А сейчас увидите.
И действительно, не прошло и двух минут, как они узрели через окно кучера, ведшего под уздцы огромного тяжеловоза, на которого взгромоздился клерк, вцепившийся обеими руками в луку седла.
– Эй вы, чудак, куда это вы направились? – закричал приказчик.
Клерк и не подумал ответить, а приказчик, обернувшись к Луицци, задумчиво повторил свой вопрос:
– Куда этот шут гороховый держит путь в такой час?
– А! Не иначе как осмотреть те земли, на которых вы собирались поохотиться…
Господин Фурнишон грязно выругался и спросил:
– Но где он нашел лошадь?
– Полагаю, если хорошо попросить, то и вы не останетесь без гужевого транспорта.
Приказчик пулей выскочил из столовой, и до Луицци донеслись его негодующие крики во дворе, а вскоре он увидел, как за пределы постоялого двора проковыляли две клячи, запряженные в древнюю колымагу, на которой гордо восседал приказчик поверх своего необъятного багажа. Луицци позволил себе наконец рассмеяться, но его веселье вскоре прервал легкий хлопок по плечу: он обернулся и узнал старого кучера.
– Ну вот, – заговорщицким тоном произнес последний, – все трое умчались: адвокат в кабриолете, малыш-нотариус на редкостном одре, а щелкопер-приказчик – на старом рыдване. Ну а вы? Вы что, никуда не спешите?
– Твои лошади уже отдохнули? – поинтересовался Луицци.
– Осталось только запрячь их, – заверил его кучер. – Я дал им тройную порцию овса.
– Тройная порция в Нормандии заставляет шевелиться не только старых кляч, но и людей, – усмехнулся Луицци.
– Как и везде, милсдарь.
– Да, но как бы не было слишком поздно…
– Ну что вы! – воскликнул кучер. – Я знаю одну дорожку, которая вдвое сократит нам время в пути, и вы запросто их опередите, честное слово!
Луицци задумался на минуту; его мало прельщало участие в этой гонке за приданым, но уж очень заманчива была идея посмотреть на лица конкурентов при их триумфальном прибытии в Тайи, и потому он сказал:
– Слушай: даю два луидора, если первым окажусь в Тайи, но всего пятнадцать су в том случае, если буду только вторым.
– В таком случае, – сказал кучер, – нам не о чем говорить. Адвокат тоже не лыком шит – он рванул по тому же проселку и будет у замка раньше нас.
– Три луидора, если удастся.
– Нет, никак не получится, – повесил голову кучер. – В самом деле, уже поздно, как вы только что изволили заметить. Подумать только – из-за каких-то несчастных шести ливров, что дал мне этот гадкий крючкотвор, я теряю такие роскошные чаевые! Он мне за это заплатит!
– Ничего себе! – чуть не вспылил Луицци. – Так он дал тебе шесть ливров, чтобы ты придержал меня здесь?
– А! Да вы сами-то ничем не лучше! Такой же полоумный! Не говорите мне больше ничего! – Раздосадованный кучер повернулся к Луицци спиной.
– Одну минутку, эй ты, плут! – остановил его Луицци. – Не забудь, что мне нужно оказаться завтра в Тайи раньше, чем там кто-нибудь продерет глаза.
– Об этом и речи нет, – согласился кучер, – все будет в ажуре.
И действительно, еще до рассвета барон, который вечером рухнул на постель, даже не подумав раздеться, услышал, как в его берлину запрягают лошадей; он поднялся, заплатил по счету и немедленно отправился в путь.
Встреча с господами, что ужинали с ним накануне, напомнила барону одно высказывание Сатаны: «Ты видел алчность в самом низком ее проявлении; не хочешь ли увидеть ее и в другом обществе?» Он даже подумал на мгновение, что вроде бы случайная встреча с тремя соискателями выгодной партии – не что иное, возможно, как воля Дьявола, но решил, что ему следует самостоятельно извлечь урок из этого события, не прибегая к откровениям лукавого.
Вот в таких благих размышлениях пребывал Луицци, когда подъехал к закрытой наглухо решетке ворот парка Тайи, из-за которой уже издалека слышался истеричный грозный лай двух или трех собак. Сначала барон подумал, что именно его появление заставило страшных зверюг проявить бдительность, но затем справа и слева от решетки разглядел две неясные тени, слонявшиеся туда-сюда вдоль ограды. Луицци нельзя было назвать трусом, однако встреча с двумя злоумышленниками в столь ранний час, а также неистовая ярость псов внушили ему естественный страх, и он торопливо затряс решетку. Раздался звон колокольчика, и тут же две тени бегом бросились к барону. Луицци ничего не оставалось, кроме как прислониться спиной к воротам, достать миниатюрный кинжал, спрятанный в рукоятке трости, и молиться Богу или Дьяволу, но в эту минуту он узнал господ Фурнишона и Маркуана. Промокшие и продрогшие, они представляли из себя самое жалкое зрелище: лица их окоченели и посинели от рассветного холодка, а волосы растрепались и намокли от росы. Пока Луицци ошарашенно рассматривал их, не зная, что и подумать, господин Маркуан гневно прокричал:
– Звоните! Звоните сколько угодно! Сам Сатана и то вам не откроет!
– Тысяча чертей! – вторил ему приказчик в бешенстве, которое явно должно было его слегка согревать. – Мы подняли такой адский трезвон – и все напрасно! И если бы не эти шелудивые псы, то, клянусь честью, я бы взял эту стену приступом!
– Так что, господа, неужели ворота на запоре с тех пор, как вы сюда прискакали? – Луицци еле сдерживался от распиравшего его все больше и больше хохота. – Что же вы не вернулись в гостиницу?
– Каким образом, черт вас раздери? – взорвался клерк. – Я приезжаю сюда, и кучер быстренько сгружает мои чемоданы, проворчав напоследок: «Позвоните понастойчивей, вам откроют». После чего я отсчитал ему некоторую сумму, что продолжалось довольно долго, поскольку пальцы мои совершенно замерзли, и тут приезжает вот этот господин на своем жутком тарантасе. Он оказался даже еще проворнее, чем я, – заплатил пройдохе-кучеру авансом. Не успев меня разглядеть, он уже спрыгнул на землю и закричал: «Разгрузите мою карету! Ах, господин Маркуан, вы не хитрее меня! Вам не удастся первым представиться господину Риго!» Ну и так далее, еще тысяча подобных глупостей.
– Неужели? – фыркнул приказчик.
– А! Конечно, глупостей, если не сказать хуже. Представьте, господин барон, он вообразил, что я приехал сюда для того, чтобы… Но оставим это. Так вот, пока мы тут препирались, его таратайка с грохотом укатила, и господин приказчик, точно так же, как и я, остается перед этой проклятой решеткой. Я звоню раз… Два. Три! Тишина. Звоню, звоню опять… Ничего! И наконец, протрезвонив добрый час, мы поняли, что нас разыграли, проводив к необитаемому замку.
– Или обитаемому только зубастыми псами. – Тут Луицци уже не смог удержаться от смеха.
– И в результате мы вынуждены оставаться здесь. А вдруг кто-нибудь позарится на наш багаж? А унести его мы не в силах…
– Гром и молния! – зашелся от ярости приказчик. – Пусть меня повесят, если я не обломаю свою трость о спину мерзавца, который нас сюда завлек!
– О! Я подам на него в суд, – поклялся также клерк, – я ему покажу, как шутить с порядочными людьми!
– Эй, а в чем, собственно, дело? – подошел Малыш Пьер. – Вы просили проводить вас к замку Тайи, к господину Риго, и вот вы здесь.
– Этого не может быть, нам бы открыли. Мы едва не разнесли этот проклятый звонок в клочья!
– Который? – буркнул кучер.
– Черт тебя возьми! Вот этот, какой же еще? – И господин Фурнишон с бешенством дернул за цепочку, так что трезвон разнесся по всей округе, а собаки за оградой чуть не захлебнулись от справедливого гнева.
– Так это не тот звонок, – спокойно проронил кучер, – усадьба находится в доброй четверти лье, на другом конце парка, и оттуда ничегошеньки не слышно; вот что могло бы вас устроить.
И тогда Малыш Пьер нажал на небольшую кнопку, спрятанную в выбитой на приличной высоте нише.
– Боже! Ну и недотепа! – заорал господин Фурнишон, обернувшись к маленькому клерку. – Битый час вы искали другой звонок!
– А как я мог его найти, если он черт знает на какой высоте, – ответил клерк, и в самом деле по причине небольшого роста вряд ли сумевший бы достать до кнопки. – Вы, великан, могучий и ловкий, словно Голиаф[254], только ругались, как грузчик, вместо того чтобы поискать самому как следует – уж вы бы его нашли, вам стоило только руку протянуть!
– Ну разве можно быть таким недомерком? – разъярился вконец приказчик.
– Ну разве можно быть таким тупоголовым? – еще яростней ответил ему клерк.
– Господа, господа! – прокричал Луицци; он едва сдерживал судорожный смех, пытаясь найти способ успокоить распетушившихся женихов.
– Подите прочь и там смейтесь, господин барон из берлины, – вы же видите, во что превратилось мое платье и шляпа, да и сапоги уже в совершенно неприглядном виде. – И приказчик выдал своей шляпе несколько нещадных щелчков, приговаривая: – Ох уж этот недонотариус!
– Вы просто смешны, – сказал клерк, – я продрог до мозга костей и, может быть, заработаю воспаление легких из-за вашей дурости.