Как она приходит, нежданная и радостная, горькая и светлая любовь на одном из жизненных поворотов? Самый лучший человек, которого послала мне судьба за пять лет одиночества, стал моим мужем. На скромной вечеринке, посвященной нашему бракосочетанию, подруга нарисовала плакат с самолетом в небе. Внизу было написано крупными буквами: «А если ты обычная жена, зачем была Троянская война?»
Я стараюсь изо всех сил не быть «обычной женой» человеку, который стал отцом моим дочерям и дедом их детям.
Аромат тех степных тюльпанов догоняет меня почти сорок лет и не дает забыть о том, какое это счастье – встретить настоящую любовь.
Мой второй муж работал пилотом. Летчики, какие они? Привыкли куражиться! А чего им ходить без куража? Летные фуражки прикрывают взгляд озорных глаз. Кажется, еще минута, и они взлетят ввысь под ахи и охи восторженных девчонок! А долгие командировки в глухих селах, разбросанных по всей стране? Опять куражатся, идут экипажем под теми же восхищенными взглядами уже повзрослевших девочек. Шапки набекрень, эполеты полыхают золотом.
Девочки давно выросли, а летная форма им все так же нравится. И вдогонку пилотам летят охи и ахи: «Ах, как жаль, что во дворе нет аэродрома!»
К слову, о форме. Они ведь разные бывают. Вот полицейские сразу вызывают тревогу: «Что случилось?» А летная – это уже другой колор. Тут тебе и вечно синее небо, и «мама, я летчика люблю».
Когда муж уже был на пенсии, сосед пришел с такой странной просьбой: «Григорьевич, у тебя форма летная еще сохранилась ведь? Будь другом, одолжи на недельку. Дело серьезное, с женщиной хочу познакомиться. Уж очень хочу ей понравиться. Вот приеду я к ней такой, летчик…» – Он мечтательно закатил глаза.
Сначала я удивлялась, потом возмущалась, потом почти смирилась с привычками мужа. А привычки были очень непонятными. Куда бы мы ни собирались ехать, он начинал боевой осмотр транспорта только за несколько часов до отъезда. С узлами и собранными чемоданами стою и жду. Жду и смотрю, как он неторопливо обходит машину, пинает по колесам, открывает капот. Ага, еще и уровень масла проверил, сейчас будет доливать. «А вчера не судьба была?» – хочется закричать и вместе попинать колеса.
Сколько лет я спрашивала его об этом! Потом поняла: летная привычка – проверять самолет перед вылетом.
Утром 8 мая перепуганные роженицы пооткрывали окна своих палат: еще нет парада в честь Дня Победы, а на улице кричат: «Ура!»
Мои подруги выпросили автобус на производстве и примчались в Третий ташкентский роддом, где я родила сына.
Роды были знаковые. Муж стрелял волков в казахстанской степи, а я все ждала упрямца, который не хотел появляться на свет. Все было так, как положено в те годы. В больницу по блату: главврачу звонили директор Узмедтехники, начальник ГАИ и прочие высокие лица.
После родов я говорю подружкам с плаксивой миной:
– Я вареники хочу с сырой картошкой.
Одна из них рванулась с криком:
– Поставлю тесто!
Потом остановилась, гневно посмотрела на меня и всплеснула руками:
– Да родила уже ты, какие вареники!
Восьмого мая родился мой сын Дима, Дмитрий Дмитриевич.
У моего мужа много наград. Одна из них – медаль за героический поступок. Приказ о награждении был подписан в Кремле самим Георгадзе.
И однажды Дима сообщает, что ему выделили автомобиль «Жигули». В то время сложно было просто пойти и купить машину, их распределяли за особые заслуги. Мы решили не отказываться от такой награды и заняли нужную сумму – девять тысяч рублей. Думали, что сможем накопить деньги и вернуть долг.
Не смогли накопить, как хотели. Это были девяностые годы, когда СССР – союз из пятнадцати республик – полностью развалился. Зарплату не платили месяцами. Отгадайте, что мы сделали? Пошли работать на поле, чтобы вернуть долг за машину. Видите, как жизнь все возвращает на свои круги. Как старался мой отец, чтобы мы не работали на поле. А я вернулась туда через много лет с дипломом о высшем образовании.
В те годы многие корейцы собирались в дикие бригады, арендовали землю и сажали овощи. С нами вместе работали врачи, инженеры, учителя. Все они мечтали заработать деньги, чтобы купить квартиру и машину, а потом спокойно заниматься любимым делом.
Но они уже не были рабами подневольного труда, как первое поколение депортированных дедов и отцов. Нанимали рабочих, возили свою продукцию по всей стране.
Мы стали выращивать арбузы. В марте выехали в Голодную степь. Я оглядывала бескрайние просторы: где-то здесь мой дед после депортации сажал рис и горевал, что такой труд губит душу человека и его таланты.
Мы не рыли землянки вручную. Экскаваторы копали глубокие ямы – блиндажи, их укрепляли и замазывали глиной. Получалась уютная комната, где ставили газовую плиту, сбивали топчан.
Дима никак не мог понять, как укрывать грядки пленкой, прогревать землю, как бросать в лунку арбузные семена. Родственник, который взял нас к себе в бригаду, засмеялся: «Эх, летал бы ты и летал».
Тем не менее семена взошли, и поле зазеленело. Половина участка была закрыта пленкой, чтобы вывести ранний сорт: чем быстрее поспеют арбузы, тем раньше продашь и больше заработаешь. Пленка была дорогой, поэтому мы укрыли только половину своей делянки. В апреле на юге Узбекистана уже нечем было дышать от жары. В обед мы укрывались от зноя в балагане и отдыхали. Однажды муж, прочитав газету, говорит, что холодный циклон идет на юг. Заморозки будут. Надо срочно ставить дуги и сверху укрывать пленкой арбузные побеги.
Не откладывая в долгий ящик, стали работать. Бывалые огородники смеялись над нами: «Что так рано дуги ставите, подождите, когда арбузы поспеют». А Дима строго говорит бригадиру:
– С наукой дружить надо. Для летчиков метеорология – самая важная наука.
Бригадир призадумался, а через час и на его делянке дуги стали ставить.
Схема такая. Сначала грядки с посаженными семенами накрывают пленкой, потом в них прорезают отверстия и вытаскивают ростки. Это удобно, не надо делать прополку – трава сгорает от жары. Сверху ставят железные дуги и еще раз все накрывают пленкой. И растет себе арбуз в теплом домике. Тридцатого апреля муж занес с поля оставшуюся пленку и вздохнул: «Теперь заморозки не страшны».
На следующее утро просыпаемся и слышим возбужденные голоса. Верите, на чужих грядках лежали почерневшие за ночь всходы. Замерзли арбузные побеги. Мужчины ходили с траурными лицами, их можно было понять. Работали в долг в надежде на заработок. Тут уже не до шуток, конечно. Первомайские праздники, а все ходят в трауре. Дима говорит:
– Они так смеялись надо мной, а я сейчас даже радоваться не могу, что сохранил свой урожай.
И стали к нему бегать с вопросами, что делать дальше, а он помогал советами научными. Три раза той весной били заморозки по корейским надеждам. Сгорал в холодах весь урожай.
Что я вынесла с поля из того периода вместе с урожаем?
• Никто тебя не подгоняет. Твой участок – работаешь ты или не работаешь, никого не волнует.
• Никто тебе не помогает. Твой участок – делай, как хочешь.
• Никто тебе не доверяет. Даже советовать боятся, а вдруг совет навредит.
Этика поведения на поле: «Не лезь к другим членам бригады, не смотри в их сторону».
Для работы на поле мы нанимали людей, которые искали сезонные работы. Чаще всего это были бездомные. Все они в прошлом были кем-то. С Колей, бывшим ювелиром, даже сблизились. В день зарплаты повезли его в магазин, одели, обули и с напутствиями отправили восвояси.
Верите, ровно через две недели он вернулся назад. В лохмотьях и босиком. Виновато потупил опухшее лицо и развел руками:
– Григорьевич, сам понимаешь, не удержался, пропил все, возьми на работу.
Ничего им не нужно было: ни еды, ни чистой постели в теплом доме, ни семьи. Они рвались на свободу, которая была понятна только им. Где-то там, внизу принятых обществом человеческих понятий, существовал их особый мир с другим видением и другими отношениями.
Нам, цеплявшимся за привычное, не дано было понять их свободы. Жить так, как им хотелось, пить с тем, с кем хотелось, есть то, что хотелось. Отбросы или свободные души? Но они не потеряли способность жалеть других и сопереживать.
Моя мама находила с ними общий язык. Они работали на совесть и очень жалели ее. Купила как-то для работников дешевые алюминиевые ложки. Вечером они отказались ужинать:
– Ольга, ты что нас так опускаешь? Дай человеческие ложки!
– С ума сошли? Где я вам сейчас куплю новые? Чем они вам не нравятся? – возмутилась в ответ мама.
Оказывается, ложки были бракованные – с дырочкой на ручке, меченые. Такие ложки в тюрьмах давали тем, кто выполнял роль женщины. Пришлось все-таки покупать новые.
В каждый сезон разные работники жалели маму, не убегали от нее и работали на совесть. Какой же надо было быть, чтобы у бомжей вызвать уважение к себе?
Я встала и опустила ноги с топчана на земляной пол. Подумала, что это сон, но проснулась окончательно, когда услышала всплеск воды. Боже, все вокруг плавало.
Мы выбежали на улицу. В лунном сиянии серебрилось поле, залитое водой. Казалось, что это безбрежное море. Муж не перекрыл вечером воду для полива, за ночь затопило и поле, и дороги. Утром соседи развели руками: бывает.
Только подсохли следы наводнения, а мы опять удивили бригаду.
Я научилась гнать самогон, как поселковая баба Муся. Нет, я гнала лучше нее, чистый спирт горел синим пламенем. Рецепт не выкладываю, вам это не надо.
Ночью муж решил проверить, как работает самогонный аппарат. Приоткрыл крышку, чего делать нельзя, раздался сильный хлопок, и спиртовые пары загорелись. Пламя вмиг перекинулось на Диму, который закрутился на месте как волчок и нырнул под одеяло. Я удивилась, что он спрятался. Потом он тоже удивился моему незнанию: «Я кислород перекрывал, чтоб огонь на себе потушить. Или ты хотела, чтобы я сгорел?»