.
Редко кто мог сдержать удивление в министерстве, увидев меня. Иностранцев в том хлебном месте не было вообще. Через год появился еще один такой сотрудник – мой муж. Помогли служащие отдела, в котором я убиралась почти год. Многие вещи им было не под силу понять. Как может человек с высшим образованием махать тряпкой? А если и машет, то зарплата должна компенсировать диплом – таков был закон, но о нем умолчали в бюро по трудоустройству. А когда коллеги узнали, что муж – пилот, стали смотреть на меня с почтением, как будто я ходила в летной форме и летала в облаках. А я летала только в мыслях о том, как устроить на работу мужа. Однажды я прямо сказала начальнику отдела:
– Помоги мне. Супруг не может нигде пройти собеседование, уже второй год сидит дома в депрессии. Мы начали жизнь с нуля в возрасте за пятьдесят в чужой стране, нам сложно без знания языка и законов.
– Иногда нам нужны рабочие в лесу. Если муж выдержит физический труд, то попытаюсь, – ответил он после долгого раздумья.
Помогали всем отделом. Заполнили анкету и правильно сложили письмо. Лист надо сложить вдвое так, чтобы начало письма было наверху. На лицевой стороне конверта сделано окошечко, заклеенное пленкой, через которую можно прочитать адреса получателя и отправителя. Этому бельгийцев учат еще в школе. Представляете, в противном случае конверты выбрасывают в мусорную корзину нераспечатанными.
Принесли книгу об особенностях природы и животного мира Бельгии. За полгода муж назубок выучил названия деревьев и животных на нидерландском языке. Пятьсот человек проходили собеседование, из них отобрали восемь. В их числе был и он.
Однажды их предупредили, что будет охота на кабанов, и раздали инструкции с правилами поведения. Раньше, во время работы в советской авиации, муж летал на вертолете с охотниками, которые отстреливали волков и диких кабанов в степи. Такие командировки длились больше месяца.
Директора совхозов выпрашивали через общество охотников лицензию на отстрел хищников, которые нападали и уничтожали отары совхозного хозяйства.
Оказывается, многие директора совхозов сами расхищали поголовье скота, а списывали на волков. Выписывали вертолет, чтобы раздобыть хоть одну волчью шкуру. Охота на вертолете – дорогое для государства удовольствие.
Охотились сверху и на кабанов.
– Идешь на медвежью охоту – приготовь постель и позови доктора, а идешь на кабана – закажи гроб. Секачи опасные и хитрые, – рассказывал Дима.
Настал день охоты на кабана. Я тоже волновалась – не дай бог, что-нибудь случится. Кабан и в Бельгии кабан. Вечером муж пришел домой живой и невредимый. Кинулась к нему:
– А где свежатина?
– Какая там свежатина! На бедного кабана столько охотников выпустили. Да все по-ученому. Каждый шаг расписан. Мы в загоне стояли. Кабана завалили, освежевали, лаборатория на месте анализ мяса сделала. Начальству раздали по двести граммов, вот тебе и охота, скучная, без азарта. Подслушал я потом их разговор. Они на охоту в Казахстан выезжают, летают на вертолете. Платят за каждый час полета и отдельно за сопровождение и проживание. Представляешь, могли бы быть моими пассажирами.
Муж проработал в лесу тринадцать лет.
– Может быть, ты егерь? – пытаю его.
– Егерь – это большой начальник. Он планирует и контролирует работу всего лесного хозяйства, почти на уровне министра.
– А ты кто тогда?
– Лес убираем, пропалываем, чистим от сорняков и завалов.
Вот тебе и на, он тоже убирается, только в лесу на свежем воздухе, а я – в кабинетах.
Придет с работы, поест и растягивается на диване во весь рост. Тормошу Диму:
– Пойдем погуляем!
– Нагулялся за целый день, ноги гудят.
– Пойдем в кино!
– Насмотрелся в лесу.
– Подышим свежим воздухом?
– В лесу надышался.
Видно, очень тяжелая работа досталась ему по моей рекомендации. Физическая. Прежде с дипломатом летал по командировкам, а сейчас с пилой по лесам – валит деревья или косит траву.
Однажды искал бумагу какую-то в сейфе, а достал коробку с наградами и разглядывает, как будто видит их в первый раз. Медали блестели тусклой позолотой: «За трудовое отличие» с указом Президиума Верховного Совета СССР, «За безаварийный налет часов» и многие другие. Среди них я увидела значок всесоюзного инспектора. Вспомнила, как мы улетали домой из Балхаша, где проводили очередной отпуск у мамы. Билеты купить не смогли, их в кассе в те времена никогда не бывало. Они уходили по знакомству – по блату, которого в этом городе у нас не было. Бегала хвостиком за диспетчером, нас посадили в самолет.
– Не радуйся, сейчас высадят, – утихомирил меня муж, поймав мимолетный взгляд стюардессы на инспекторский значок.
Через пять минут она подошла к нам:
– Извините, произошло недоразумение, вам придется покинуть борт.
Нас сняли с самолета, потому что испугались летчики, думали, что это проверка. Потом Дима сам пошел к начальнику аэропорта, и мы улетели следующим рейсом по всем правилам, с билетами, как все пассажиры.
Я отодвинула коробки с медалями, присела рядом с ним и обняла его: «Ты самый лучший в мире летчик. А пока у нас вынужденная посадка». Вынужденная посадка оказалась последней и постоянной.
Но навыки и техническую смекалку Дима не растерял и на пенсии. Приехала внучка Вика и рассказывает, что не едет машина, которую они группой собирают в университете. Муж вырезал деталь из консервной банки, приспособил к общей конструкции, и машина поехала. Вика ахала, а довольный дед потирал руки.
Как-то на работе ко мне подходит начальник:
– Ты же разговариваешь по-русски? Если сможешь, помоги мне, пожалуйста. У меня невеста из России, расскажи мне немного о традициях и обычаях этой страны.
Мы с ним подружились. Я ему советую, он послушно выполняет все инструкции, мои рассказы слушает с открытым ртом. Теперь я гоголем хожу по отделу, а он так заискивающе глядит на меня и докладывает о ходе событий.
Полетел он на самолете в январе в Чебоксары, запуганный моим прогнозом погоды. С меховой шапкой на голове и с кулинарной книгой под мышкой «Русские вкусняшки». Вернулся через неделю – и сразу к нам.
А я картошечки нажарила, только сели ужинать. Его усадила за стол. Картошечка желтенькая, с корочкой хрустящей, объедение. Он рассеянно ковыряет вилкой в своей тарелке и спрашивает:
– Не пойму, почему они берут еду друг у друга из тарелок?
А я только собралась доесть за сыном, уже тарелку подвинула к себе. Пришлось сделать вид, что иду на кухню.
– Невеста-то тебе понравилась? – перевожу разговор в нужное русло.
– Да, но семья странная у них. Поехали знакомиться к ее сестре. Зять был за рулем. Попросил двести рублей. Дал, как не дашь. Он купил водку и напился. Такси пришлось вызывать, а на меня все налетели чуть ли не с кулаками ругаться за то, что дал деньги.
С той поездки прошло полгода. Он еще не женился, но мы его почти усыновили. У мужа моего развился нервный тик, дергаться стал на каждый звонок в дверь. Уже всё рассказали ему об особенностях русской женской души и характера. А он все мечется между нашими рассказами и звонками из Чебоксар.
Однажды вечером, опять у нас в гостях, торжественно объявляет, что готов к женитьбе. За полгода успел переписать дом на сына, составить брачный контракт, похожий на протокол собрания иезуитов. Любовь сюда не допустили.
Потом он долго разводился и опять бегал к нам за советами, потому что новая пассия была уже из Свердловска. Забегает как-то, весь воодушевленный, и говорит с придыханием:
– Включи, пожалуйста, компьютер. Хочу показать вам мою девушку.
Но увидеть новую пассию не получилось. Интернет сломался.
– А почему у нас нет Интернета? – спрашиваю потом мужа.
– Потому что сериал с этим героем (было еще одно крепкое словцо) окончен. Я провод выдернул! – отчеканил муж.
А бедный горемыка так присох к русской женской красоте, что изъездил почти всю Россию. Но об этом он уже шепотом рассказывал мне на работе, без жареной картошечки и долгих чаепитий.
Мы поселились в центре города Генк в красивом чистом доме с приветливыми соседями. Но больше всего повезло с хозяином. Не скряга и не мелочник, охотно помогал, если что-то у нас случалось (а случалось у нас постоянно). Как-то в очередной раз мы опять звоним ему. После работы он сразу заехал к нам с каким-то свертком. «Какой молодец, сразу инструменты захватил с собой!» – радуюсь я.
Но Дмитрий, так звали хозяина, принес не инструменты. Аккуратно развернул сверток и показал тисненую бумагу.
Мы глазам своим не поверили. Это была Почетная грамота от советского правительства, выданная Артуру Декеру – деду Дмитрия.
В годы Великой Отечественной войны недалеко от Генка был спешно построен лагерь для военнопленных. Первыми заключенными были русские солдаты, попавшие в плен. Группа смельчаков-бельгийцев стала помогать им. Они тайком проносили в лагерь еду и медикаменты, устраивали побеги заключенных. Дед Дмитрия был в числе тех, кто, рискуя жизнью, помогал пленным. Многим удалось неведомыми тропами добраться до России.
В мирное время семья обнаружила в почтовом ящике письмо на незнакомом языке. К тому времени деда уже не было в живых, почти двадцать лет загадочное послание пролежало в домашнем архиве: язык незнакомый и непонятно, почему письмо оказалось в их почтовом ящике… По воле случая именно мы оказались их жильцами.
Почетная грамота была подписана Ответственным секретарем ветеранов войны, знаменитым летчиком Алексеем Петровичем Маресьевым. Мы ахнули, увидев подписи. Рассказали ему о Маресьеве. Никак нельзя было пройти мимо такого события, и я написала статью об этой удивительной истории, она была напечатана в газете «Новости Бенилюкса».
Почти через двадцать лет мне позвонили из Рустхеиза – дома престарелых. Пациентка дома престарелых – вдова Артура Декера, представительница одной из самых уважаемых фамилий в Бельгии, все это время хранила мою статью и вместе с Почетной грамотой за подписью Маресьева завещала своим внукам!