– Ой, тут у вас лепешки! – воскликнула она обрадованно.
– Закрой быстро, – закричала я и побежала в туалет.
Началась рвота. Люба обиделась. А кто бы не обиделся? Не могла же я сказать, чтоб она ела эти лепешки праздничные, которые потом мне поперек горла встали! Мои родные сестры, наверное, достали бы их и съели от души, без стеснения и без разрешения. А Люба постеснялась. Так стали появляться недомолвки, ощущение, как будто мы ее обижаем и ущемляем.
Папа был прав – отрезанный ломоть не прилепишь.
В Бельгии мы познакомились с корейцами из Южной Кореи, которые вели себя по отношению к нам холодно и настороженно. Не так, как в России или на постсоветском пространстве. Там торопились обнять своих сородичей со слезами радости, знали, что «свои» помогут им в новой стране нащупать связи, наладить бизнес. Все южнокорейские фирмы работали методом поиска болевых точек родства. А в Бельгии они не искали встреч с нами, русскоязычными корейцами, пользы от нас было мало.
У корейцев из Южной Кореи в Бельгии была своя общественная организация. В первое время нас приглашали на встречи, потом перестали. В Брюсселе мы обедали с министром из Кореи в уютном ресторанчике с названием «Сеул». Тогда он сказал: «Так случилось, что ветер истории раскидал корейцев по всему свету. Я встречался с нашими сородичами во многих странах. Но вы первые, кто не знает корейский язык. Редко кто отказывается от родного языка».
Выслушав мой рассказ о депортации корейского населения в 1937 году, о том, что корейский язык был запрещен на территории СССР, он грустно ответил, что не знал об этих фактах.
Русскоязычные корейцы были для многих загадкой. Корейцы нас называли русскими, русские – китаезами, бельгийцы разводили руками, что они про таких вообще не слышали. Я сама себе удивляюсь: кореянка по национальности, родилась в Узбекистане, разговариваю на русском языке, живу в Бельгии.
В Бельгии три государственных языка: французский, нидерландский и немецкий. Наши дети пока могут общаться между собой на родном языке – русском, а на каком языке будут говорить следующие поколения – вопрос времени. Внуки уже сейчас говорят: «Замолчи свой язык!» или «середа» вместо «среда». Первый родной язык потерян нами, второй приобретенный родной язык – русский – теряется внуками. У них останутся только узкие глаза и желтый цвет кожи. Гибрид, выведенный эмиграцией.
А знать родной язык надо. Внуки недовольны, когда мы с мужем беседуем на корейском языке. Уши начинают шевелиться от любопытства. Внуки делают замечание: «Некультурно вы себя ведете, разговаривайте на русском или на нидерландском!» А сами включают английский, когда делятся друг с другом секретами. Вот в такие языковые прыгалки-скакалки мы играем всей семьей.
Но любой язык – это не только богатство, это открытая дверь.
В далекой Бразилии русскоязычная туристка, умирая от жажды, случайно зашла в корейское кафе, которое ей попалось по пути. Заказ сделала на корейском языке, который выучила в Пхеньяне, где прошло ее детство. Что тут началось! Привели бабушку, которая в Бразилию перебралась из Кореи во время войны с японцами. Она плакала и вспоминала годы, которые прожила на родине. Напоили с радостью и накормили от души туристку.
Судьбы у людей разные, но все дорожат своими корнями.
Мне посчастливилось побывать на приеме, который устроило посольство Республики Корея в Брюсселе. Там рассказывали об основах национальной кухни и особенностях королевского стола при дворе. Из Сеула приехала известный повар, по ее рецептам было представлено множество корейских блюд, которые с аппетитом уничтожали высокие европейские гости. В меню не было блюд русскоязычных корейцев, придуманных на бегу и на ходу, но не менее вкусных.
Как тесно переплетены между собой культура, еда и менталитет. Все это соединяется с событиями, временем, местом жительства и чувствами – глубокой тоской по вкусу детства.
В Бельгии Посольство России проводило День России. В большом центральном парке раскинули шатры многочисленные столы с кухней пятнадцати республик СССР, который давно развалился. Но вкус и запахи того времени плыли над брюссельским парком, притягивая даже тех, кто не жил в том времени и в том месте.
Ингредиенты: тонкое спагетти – 1 пачка, свинина – 500 г, огурцы – 700 г, капуста – 600 г, помидор – 1 шт., болгарский перец – 1 шт., зеленый укроп – пучок, кориандр, чеснок, соль и сахар – по вкусу, яйца – 6 шт.
Способ приготовления:
1. Нарезаем свинину тонкими полосками и обжариваем на сковороде до готовности. Солим, перчим, добавляем чеснок и соевый соус.
2. Отдельно режем огурцы и отдельно шинкуем капусту. Заправляем в двух разных чашках по отдельности.
3. Солим, перчим, добавляем уксус, соль и сахар, чеснок по вкусу. Заливаем раскаленным растительным маслом. Хорошо перемешиваем, обязательно пробуем, чтобы поймать нужный вкус.
4. Готовим бульон: в эмалированную кастрюлю наливаем питьевую воду, солим и пробуем, добавляем уксус и пробуем, добавляем сахар и пробуем, наливаем соевый соус и пробуем. Я натираю свежие помидоры (штук пять) и добавляю в бульон, нарезаю свежий укроп и огурец отдельно и тоже в бульон для свежести.
5. Из яиц жарим блинчики и нарезаем тонкими полосками.
6. Отвариваем спагетти и промываем несколько раз в холодной воде. Потом по порциям заматываем в клубок и складываем в сито.
В глубокие тарелки набираем лапшу, сверху красиво раскладываем салаты из огурцов и капусты, жареную свинину и яичные блинчики. Только после этого заливаем все холодным бульоном и подаем на стол. Кукси размякнет, если будет долго ждать едоков.
Около нашей палатки кружил пожилой, очень пожилой мужчина. Он втягивал носом запах чеснока и не уходил, ждал. Потом выстоял огромную очередь и набрал много еды. Европеец жадно втягивал в себя кукси – тугую лапшу с корейскими салатами.
«Где ты вырос, бедолага, где полюбил вкус жгучего перца?» – думала я, глядя на европейца, уплетающего кукси. У вкуса тоже нет нации.
Жена нашего знакомого Вилли – Эльвира родом из Кореи, ее адаптировали в шестидесятые годы немцы из Германии. Она вышла замуж за голландца, сейчас ее взрослая дочь живет в Амстердаме, а сын – в Канаде. Недавно у нее родились внуки-близнецы, для них пригласили няню из Южной Кореи.
– А как же нидерландский? – спросила я, с изумлением глядя на маленьких блондинов с голубыми глазами, которые спорили о чем-то между собой на корейском языке.
– В школе научатся нидерландскому, а пока только так, – засмеялся Вилли.
– Добрый вечер, – представился на нидерландском мужчина. – Меня зовут Вилли, а это моя супруга Эльвира. Она тоже кореянка.
– Я заметила, – улыбнулась ему в ответ.
Так мы познакомились с этой парой в первый год жизни в Бельгии. Тогда мы казались друг другу инопланетянами. Разные люди с разыми понятиями обо всем. Понадобилось время, чтобы разглядеть очевидное. На первый взгляд это были люди среднего достатка, ничем не выделялись из обычной среды. Я раздувала щеки, чтобы показать свою значимость, а они были спокойными и уверенными в себе, не пыжились.
Пригласили в гости и после обеда провели нас на прогулку по старой мельнице, которая принадлежала им. Мельница была в списке исторических ценностей провинции. Вилли сокрушался, что не вправе вести в ней работы без множества согласований. Даже замену окна или кровли надо согласовывать с муниципальными властями. Рассказывая обо всем этом, он моргнул мне, пока жены не было рядом:
– Чтобы приобрести в собственность исторические ценности, надо иметь счет со многими нулями.
Потихонечку приоткрывали они свои нолики. Гуляя с нами по огромному лесу с озером, он опять моргнул и улыбнулся:
– А здесь я имею право косить траву, чистить озера, гулять. Это не историческая ценность, но тоже потребовались нолики, чтобы купить.
Кони паслись на лугу, обнесенном проволокой, через которую пропускался электрический ток, – лошади не пытались убегать, ударившись однажды о волну тока. Две фермы с баранами, овцами и курами в разных провинциях Бельгии, дома в Роттердаме и Амстердаме, ранчо в Канаде, куда они приглашали нас в гости – часть того, что мы увидели. Но не захлебнулись от зависти и не склонились в подобострастии.
Дружба получилась равноценная и достойная. Оказалось, что предки Вилли торговали с Россией еще во времена Петра Первого. Возили на продажу все, даже почтовые марки. Кто-то из них остался жить на русской земле, пустил корни, со временем связь оборвалась совсем.
Рассказывая о своих детях, Вилли говорил:
– В Европе расизм существует. Чем выше уровень, тем его больше. Правда, он не такой открытый, а замаскированный. Хотят ваши дети стать людьми, надо учиться.
Я остолбенела. Папины слова! Вилли повторил папины слова: «Учитесь, чтобы стать людьми!» В сытой и благополучной Европе не было рисового поля из моего детства, но надо было учиться, чтобы ползти наверх. А что было наверху у них, имеющих много ноликов на личном счете? Я спросила об этом Вилли в лоб:
– А к чему стремитесь вы?
– Мы с Эльвирой подготовили детей для нормальной жизни. Они – адвокаты, второе высшее образование дочь получила в Японии, а сын – в Канаде. На деньги, которые ушли на их учебу, мы могли бы купить много домов и земель, но достойная профессия дает возможность жить человеческой жизнью.
Мне так хотелось сказать ему: «А зачем им человеческая жизнь, если при таком богатстве они экономят на всем?» Ничего не сказала, только кивнула. Тогда он добавил:
– Хорошие вы люди, но родились в плохой стране.
Однажды он опять моргнул мне:
– Я бы на тебе женился, но мы так поздно встретились.
«А я бы не вышла за тебя замуж», – хотела ответить ему, но придержала язычок, сделав вид, что не поняла ничего. Эльвира часто с ревностью посматривала на меня. Видно, Вилли в молодости был еще тот ходок.