Игорь открыл глаза и не понял, почему валяется на полу.
Споткнулся или опять сердце схватило.
– Тихо, сейчас пройдет, лежи спокойно, – сказал сам себе, хватая ртом воздух.
Но паника накрывала его с каждым приступом боли. Что делать? Никто из близких не знал про этот дом, купленный тайком год назад. Знакомый нотариус оформил покупку быстро и без канители.
У Игоря было много знакомых: депутаты, чиновники, банкиры, знакомые знакомых. Им нужны были его услуги, за которые они платили в долларах. Другой оплаты он не признавал, только зеленые и только с Бенджамином Франклином. Это была любовь с первого взгляда, как только Игорь взял в руки банкноту с его портретом. Долгими часами он гладил шершавую и бархатистую поверхность зеленой купюры. Тянул за уголки, которые слегка растягивались, гладил по лицу Бенджамина и приговаривал:
– Ты не прав, старина, к чему эти твои ограничения исполнительной власти? Все твои утверждения устарели: «Целомудрие и скромность», «Брак без любви чреват любовью без брака». Не согласен я с тобой. Сам посуди, зачем отказываться от утех на стороне? Ты просто не знаешь, какой кайф, когда каждый раз имеешь дело с новенькими красотками. Но справедливости ради могу сказать, что все они одинаковые, когда копнешь поглубже. Любовь?! Не смеши меня, все одинаковые пустышки.
Наговорившись вдоволь, он разводил руками:
– Прости за откровенность, мне не с кем больше поделиться.
Спрятав деньги в потайное место, ехал домой. Кстати, жену и любовниц он называл одинаково – «малыш», чтобы не путаться. Жена ждала его допоздна, никогда не упрекала и не устраивала сцен. Просто вздыхала и спрашивала:
– Устал?
– Да, малыш, устал, – отвечал он ласковым голосом и прятал холодные глаза, уткнувшись ей в плечо.
Хороша, совсем не изменилась, не обабилась. Вот глаза другие, не блестят и не улыбаются, как раньше. Она тоже не сводила глаз с Игоря. Возмужал, держится спокойно, не заглядывает в глаза и не угождает, как прежде. От него пахло достатком и уверенностью.
В конце вечера Аня без обиняков сказала:
– Поехали ко мне, я так хотела провести с тобой время.
Голос ее задрожал. Он выдержал паузу и ответил будничным голосом:
– Хотелось бы, но вечер уже распланирован. Извини.
Это был удар ниже пояса, но Аня смогла улыбнуться и протянуть:
– Жаль, я надеялась побыть с тобой наедине.
Игорь шутливо склонил голову, глядя на нее холодными глазами:
– Виноват, сударыня.
Они расстались навсегда со счетом 0:0.
Игорь лежал в том же положении, боясь пошевелиться. Лежал и видел себя со стороны. Богатый и влиятельный, он валяется один на полу. Умирает в пустом доме, напичканном долларами, без хлеба и воды, без света и тепла, с обидами на девочку из юности, которой хотел отомстить. Вся жизнь прошла перед глазами, никчемная и пустая. Игорь заплакал от бессилия и позднего раскаяния.
Поздно вечером он добрался до дома, открыл дверь и с порога крикнул:
– Люба, ты думаешь мужа кормить? Я голоден!
Женщина, его жена, живая и ласковая, смотрела на него глазами цвета спелой ежевики, которую он так любил собирать в детстве.
Идеальная хозяйка
Ада написала заглавие и застыла. Времени было предостаточно. Приговор вынесен месяц назад: «Окружной суд Роттердама приговаривает гражданку Голландии Аду Вангеловин к десяти годам тюремного заключения за содеянное преступление – непредумышленное убийство гражданина Вальтера Вангеловина».
Шесть месяцев назад она позвонила подруге:
– Приходи завтра в гости. Я свободна в эти выходные.
– Могу к обеду, – легко согласилась Надин.
Она приехала через час. Ада открыла дверь и улыбнулась:
– Ты все хорошеешь, дорогая!
– Спасибо, и ты прекрасно выглядишь. А где Вальтер?
– Улетел в Женеву на два дня. Как твой Гидо?
Перекидываясь вопросами и ответами, они прошли в дом. Надин одобрительно кивнула на бутылку бордо:
– Коллекционное?
– Для тебя, – ответила хозяйка и налила гостье красное, а себе белое.
Через два часа Надин лежала на полу. Ада включила музыку и взмахнула рукой. Топор мелькал в воздухе в такт ритму, то быстро, то медленно. Вытерев пот со лба, Ада складывала в мусорные мешки то, что недавно было подругой. Красное в белых прожилках сердце завернула в пищевой пакет. Небрежно заглянула между ног Надин и удивилась. Все было обычным, только волосики белого цвета: «И что Вальтер тут нашел интересного?» Мусор хозяйка вывезла в глухую часть леса. Тропинка почти заросла, но ноги сами находили нужную дорогу по старой памяти. Когда-то в первые годы они с мужем подолгу гуляли здесь, радуясь тишине и покою.
Вальтер гордился покупкой старинного особняка с лесом и озером, потому что исполнилась часть его мечты. Мечты человека, привыкшего быть на первых ролях. Он нравился тем, кому хотел угодить. Предупредительные движения, слегка склоненная в сторону собеседника голова, мягкий голос и теплые глаза. Ада увидела его таким двадцать лет назад.
Сейчас это был другой человек, чужой мужчина с холодным взглядом, металлическим голосом и сильным кулаком. Она его боялась. Когда Вальтер превратился в деспота? С первыми морщинами на ее лице или с первыми уступками во всем, когда робко заглядывала ему в глаза?
Вальтер уговорил Аду не заводить детей.
– Не хочу делить тебя ни с кем. Хочу тебя целиком и полностью, – сказал ей твердо.
И она превратилась в идеальную хозяйку большого дома, но не его сердца. Дом становился с годами богаче, а Ада – мертвее. Душа медленно тлела, как окурок не потушенной до конца сигареты.
Друзей у них не было, кроме Гидо и его жены Надин. Мужчины в молодости учились в одном университете в Роттердаме на медицинском факультете. Гидо уехал в Африку решать вопросы с клиническим оборудованием на два года. Надин отказалась ехать с мужем, так как боялась тропических заболеваний. Вальтер сначала помогал жене друга неохотно, но потом вошел во вкус. Ада бесконечно терзала себя сомнениями, а любовники даже не трудились скрывать отношения. Треугольник превратился в ад. И она решилась. Продумала все до мелочей, расписала каждую минуту действия. Сначала Надин, потом Вальтер.
Вальтер прилетел к ужину. Стол был накрыт немного праздничнее обычного. Муж смотрел на жену и думал: «Хозяйка она идеальная. Тупая, так это мне на руку, не догадывается о Надин».
– Дорогой, сегодня в меню то, что ты любишь больше всего. Жаркое из сердца с сельдереем и томатным соусом.
Пока муж ужинал, она рассказывала, как прошли выходные:
– Хорошо, что Надин скрасила мое одиночество, мне плохо без тебя.
– Спасибо. Я в кабинете покопаюсь в бумагах, потом пойду спать.
Все было у него по распорядку.
Прошло какое-то время, он бросил ей на ходу:
– Принеси ко мне в спальню таблетки от головной боли.
– Осторожно, не разлей воду, – сказала она, подавая стакан с водой и таблетки.
Вышла и закрыла плотно за собой дверь, добавив про себя: «Прощай, Вальтер!»
На кухне опять включила ту же музыку, как в субботу, и стала разговаривать сама с собой:
– На что стала похожа моя жизнь? Я пробегала на короткой цепи, которая бренчала моими терзаниями и страданиями? Еще много дней в одиночестве и страхе дома? Лучше в тюрьме. Сколько раз я убегала, но он находил и возвращал меня. Не хотел делить дом, боялся сломать карьеру политика. А я должна была оставаться идеальной хозяйкой, покорной во всем.
Посмотрев на часы, Ада набрала 012. Врач «Скорой помощи» сказал: «Больного не передвигайте, поднимите голову выше, мы скоро приедем!» Они приехали быстро, но Вальтер в их помощи уже не нуждался.
Еще один звонок, и она будет свободна: «Полиция? Умер мой муж. Причина? Сердечная недостаточность, я перепутала от волнения лекарства». Ада продиктовала адрес дома с непроницаемым лицом, похожим на застывшую маску.
Список Олеси
Она бежала в темноте и оглядывалась. В дверном проеме качалась пьяная фигура. Отец грозил ей вслед кулаком:
– Вернись в дом! Кому сказал!
Не слушая крики, Олеся пошла к свинарнику, где белела тучная Манька, прижалась к ней и заплакала. Судорожно всхлипнула и… проснулась. Провела ладонью по мокрому лицу, вытерев слезы.
И однажды она решилась. Купила билет на поезд и через два дня стояла на станции. Стояла и боялась сделать шаг назад – туда, куда ее пригнал сон.
Посмотрела на часы и медленно пошла вперед. Ничего не изменилось. Магазин – сюда она бегала за продуктами, сжав в потной ладони деньги. Ларек с пивом и сигаретами, кафе с облезлой вывеской.
Дома разгружала тяжелую сумку с продуктами и оправдывалась:
– Очередь была.
– Ага, – бурчала мать, – у тебя всегда очередь.
– Зенки таращила по дороге, вот и приплелась через час, – подхватывал отец.
После обеда Олеся мыла посуду и выскальзывала на улицу. Пряталась в сарае и начинала одна играть. Строгала из дощечек кукол, строила им домики, кроватки и шкафчики. Вечером садилась за уроки и не вставала с места, пока не доделает до конца домашние задания. Шло время, а игры не менялись. Она с таким же удовольствием продолжала строгать домики и кукол, которые получались как настоящие.
Ей нравилось учиться. Одиннадцатый класс она окончила с отличием, на золотую медаль.
Мать отказалась идти с Олесей на выпускной вечер: «Некогда по балам ходить. Работы много, да и давление высокое». После смерти мужа Мария жаловалась на здоровье, стала раздражительной и хмурой. Олеся стояла среди нарядных подруг и крепилась изо всех сил, чтобы не расплакаться. Все пришли на праздник с родителями, а она одна.
Утром мать сказала:
– Присядь, поговорить надо.
Потом протянула ей пожелтевший лист бумаги, на котором было написано: «Шилова Олеся. Родилась 5 марта».
– Семнадцать лет назад нам подкинули грудного младенца. Это была ты. Мы удочерили тебя и воспитывали, как могли. Кормить больше не могу, но из дома не гоню. Решай сама, – добавила она.