ого, как начальника освободили, папа начал сочувствовать ему. А директор ответил: «Нет, они все правильно сделали, это я дураком оказался».
Его посади за то, что он в компании рассказал политический анекдот. Да, это страшно, когда сажают за анекдоты. Но ведь таковы были реалии тогдашней жизни и он об этом знал. Но все равно рассказывал такие анекдоты.
Поэтому и винил только себя, а не Сталина.
Зато Сталин сумел заставить Англию и Америку присоединиться к антигитлеровской коалиции. Заметьте, они сами его об этом попросили. Я прочел об этом в мемуарах Черчилля.
И кому мне прикажете верить? Черчиллю и какому-нибудь Суворову или другому автору, чьих родственников репрессировали и их пером движет обида на Сталина?
Я лично предпочитаю верить Черчиллю. И людям, которые близко знали Сталина.
Наш фильм снимали на подмосковной даче Сталина. Любопытно, что в то же время там снимались фильмы, в которых представали Дзержинский, Горький, Молотов. Во время перерыва мы все шли в буфет что-то покушать. В очереди стояли все эти артисты.
Как только появлялся я, раздавался крик буфетчицы: «Пропустите товарища Сталина!» И меня обслуживали вне очереди. Мне неудобно было, я постою, говорю. «Ничего-ничего, товарищ Сталин. Что вы хотите? Гречиху? Гречиху товарищу Сталину!»
А как-то ехали на машине, я уже был в гриме. В Кунцево нас остановил милиционер. Увидев меня, он закричал и чуть с ума не сошел, так испугался.
Вообще была комедия! Ко мне подходили бывшие военные, которые снимались в массовых сценах. Они строевым шагом приближались и делали доклад: «Мы, товарищ Сталин, врагов били и ваши приказания исполняли!» Мне даже неудобно было.
Почитание Сталина, как я заметил, есть у русских. И оно до сих пор не то, что прошло, а наоборот, лишь растет.
Да и не был Сталин врагом. Вот я не могу понять логику: у меня дома работают 8 человек. И если они хорошо работают, помогают мне по-настоящему, зачем я буду их арестовывать? Я, что, враг самому себе, что ли?
Матвеев, кстати, в своем фильме не снялся. Он должен был играть генерала, который докладывал Сталину о том, что его сын Яков убит. И не смог отсняться! Начинал плакать. Подойдет ко мне, начинает говорить, а у самого слезы. «Стоп!» - сам себе командует. Так и выбросили эту сцену из сценария.
Много чего могу рассказать. Сталин ведь был очень хорошим поэтом. Его юношеские стихи хвалил Илья Чавчавадзе, наш великий грузинский поэт и просветитель. Несколько сталинских стихотворений даже было напечатано.
Он на самом деле прекрасно писал о красоте. Знаете, какое волшебное стихотворение посвятил розе? Его сейчас в школах учат.
Существует легенда, будто в 1939 году, накануне 60-летнего юбилея вождя, было принято решение издать сборник его стихотворений на русском языке. Редактором перевода был выбран Борис Пастернак. Поэту, якобы, отправили на дом машинописный вариант книги. А предварительно ему позвонил сам Сталин и сказал, что просит посмотреть стихи своего друга.
Через пару дней Сталин вновь позвонил Пастернаку. И услышал примерно следующее: «Если у вашего друга есть какое-нибудь другое занятие, пусть он лучше посвящает свое время ему».
Сталин поблагодарил, повесил трубку и книга его стихов так и не увидела свет.
Маленькую брошюрку со стихами Сталина я купил в 2009 году в музее Сталина в Г ори.
Возможно, познакомиться с русским переводом стихов юного Сосело - именно эта подпись стоит под большинством сочинений - будет небезынтересно.
Раскрылся розовый бутон,
Прильнул к фиалке голубой,
И легким ветром пробужден,
Склонился ландыш над травой.
Пел жаворонок в синеве,
Взлетая выше облаков,
И сладкозвучный соловей
Пел детям песню из кустов:
«Цвети, о Грузия моя!
Пусть мир царит в родном краю,
А вы учебою, друзья,
Прославьте родину свою!
И. Дж-швыли
(газ. «Иверия», 1895, 14 июнь)
Когда луна своим сияньем
Вдруг озаряет мир земной,
И свет ее над дальней гранью
Играет бледной синевой,
Когда над рощею в лазури
Рокочут трели соловья,
И нежный голос саламури
Звучит свободно, не таясь,
Когда, утихнув на мгновенье,
Вновь зазвенят в горах ключи,
И ветра нежным дуновеньем
Разбужен темный лес в ночи,
Когда беглец, врагом гонимый,
Вновь попадет в свой скорбный край,
Когда, кромешной тьмой томимый,
Увидит солнце невзначай, —
Тогда гнетущей душу тучи
Развеян сумрачный покров,
Надежда голосом могучим
Мне сердце пробуждает вновь,
Стремится ввысь душа поэта,
И сердце бьется неспроста:
Я знаю, что надежда эта
Благословенна и чиста!
Сосело
(газ. «Иверия». 1895, 22 сентября)
Плыви, как прежде, неустанно
Над скрытой тучами землей,
Своим серебряным сияньем
Развей тумана мрак густой.
К земле, раскинувшейся сонно,
С улыбкой нежною склонись,
Пой колыбельную Казбеку,
Чьи льды к тебе стремятся ввысь.
Но твердо знай: кто был однажды
Повергнут в прах и угнетен,
Еще сравняется с Мтацминдой,
Своей надеждой окрылен.
Сияй на темном небосводе,
Лучами бледными играй,
И, как бывало, ровным светом
Ты озари мне отчий край.
Я грудь свою тебе раскрою
Навстречу руки протяну
И снова с трепетом душевным
Увижу светлую луну.
Сосело
(газ. «Иверия». 1895, 22 сентября)
Когда крестьянской горькой долей,
Певец, ты тронут был до слез,
С тех пор немало жгучей боли
Тебе изведать довелось.
Когда ты ликовал, взволнован
Величием своей страны,
Твои звучали песни, словно
Лились с небесной вышины.
Когда, отчизной вдохновленный,
Заветных струн касался ты,
То, словно юноша влюбленный,
Ей посвящал свои мечты.
С тех пор с народом воедино
Ты связан узами любви,
И в сердце каждого грузина
Ты памятник себе воздвиг.
Певца отчизны труд упорный
Награда увенчать должна:
Уже пустило семя корни,
Теперь ты жатву пожинай.
Не зря народ тебя прославил,
Перешагнешь ты грань веков,
И пусть подобных Эристави
Страна моя растит сынов.
Сосело
(газ. «Иверия». 1895, 22 сентября)
Ходил он от дома к дому,
Стучась у чужих дверей
Со старым дубовым пандури,
С нехитрой песней своей.
А в песне его, а в песне —
Как солнечный блеск чиста,
Звучала великая правда,
Возвышенная мечта.
Сердца, превращенные в камень,
Заставить биться сумел,
У многих будил он разум,
Дремавший в глубокой тьме.
Но вместо величья и славы
Люди его земли
Отверженному отраву
В чаше преподнесли.
Сказали ему: «Проклятый,
Пей, осуши до дна.
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!»
Сосело
(газ. «Иверия». 1895, 22 сентября)
Постарел наш друг Ниника,
Сломлен злою сединой.
Плечи мощные поникли,
Стал беспомощным герой.
Вот беда! Когда, бывало,
Он с неистовым серпом
Проходил по полу шквалом.
Сноп валился за снопом.
По жнивью шагал он прямо,
Отирая пот с лица,
И тогда веселое пламя
Озаряло молодца.
А теперь не ходят ноги —
Злая старость не щадит.
Все лежит старик убогий,
Внукам сказки говорит.
А когда услышит с нивы
Песню вольного труда —
Сердце, крепкое на диво,
Встрепенется, как всегда.
На костыль свой опираясь,
Приподнимется старик,
И ребятам улыбаясь,
Загорается на миг.
Сосело
(газ. «Иверия». 1895, 22 сентября)
Рамаз Чхиквадзе читал эти стихи по-грузински. И звучали они действительно красиво.
Когда книжечка стихотворений была отложена, актер продолжил свой рассказ:
- Однажды Сталину принесли вариант перевода на русский язык поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Через пару дней он пригласил к себе переводчика и предложил посмотреть его собственный вариант перевода одной из глав. Работа была выполнена безупречно! Увидев реакцию переводчика, Сталин предложил включить переведенную им главу в поэму, только просил не указывать его имени. (все в той же книжечке, купленной мною в сувенирной лавке музея Сталина в Гори, была и эта, переведенная Сталиным 1416-ая строфа из «Витязя в тигровой шкуре»:
Вдруг коней вперед рвануло,
Засвистели плети мигом,
Кони врезались, весь город
Огласился воем, визгом —
С трех сторон втроем ворвались,
Понеслися буйно, с гиком,
Гром атаки, бой литавров вмиг
Сменились воплем, криком.)
Удивительное дело, но Сталин лично следил за тем, что происходит в кино. Когда ему принесли список картин, которые собираются снимать в Грузии, он лично вписал «Кето и Котэ», популярную тогда оперу. Фильм сняли, только получилась не опера, а музыкальная комедия.
В результате этот фильм Сталину показывать испугались - вдруг бы он спросил, почему сняли не оперу. Хотя фильм хороший получился, ему бы наверняка понравился.
Я близко дружил с Михаилом Чиаурели и тот рассказывал мне, как Сталин смотрел его фильм «Великое зарево».
В этой картине роль Сталина играл Михаил Геловани.
В просмотровом зале на даче Сталина собралось все Политбюро, сам Миша сидел на последнем ряду. Наконец, фильм закончился, все ждут, что скажет Сталин. А надо сказать, что в этом фильме Геловани изобразил вождя как безупречно положительного человека, просто ангела.
Включили свет, Сталин поднялся со своего места и молча пошел к выходу. Все Политбюро молчит и на всякий случай строго смотрит в сторону Чиаурели. Наконец, Сталин произнес: «Нормальное кино, нужное». И все тут же бросились поздравлять Мишу: «Нужное, очень нужное кино». А Сталин через минуту продолжил: «Только товарищ Сталин не такой красивый. И не такой глупый».