Тогда дочь Мюмлы расплакалась и воскликнула:
— У меня болит горло! Мама думает, это дифтерия!
— Открой дверь, — ласково сказал Фредриксон. — Мы посмотрим твоё горло. Не бойся.
Дочка Мюмлы отворила дверь. Шея у неё была обвязана шерстяным платком, а глаза совсем покраснели от слёз.
— Так-так, — сказал Фредриксон. — Открой рот. Скажи «а-а-а-а»!
— А может, сыпной тиф или холера, говорит мама, — уныло пробормотала дочь Мюмлы. — А-а-а-а!
— Сыпи нет, — констатировал Фредриксон. — Болит?
— Нестерпимо, — простонала дочь Мюмлы. — Моё горло скоро зарастёт, вот увидите, и я не смогу дышать, и есть, и говорить тоже не смогу.
— Сейчас же ложись в постель, — в ужасе сказал Фредриксон. — Мы немедленно приведём твою маму!
— Нет, не надо! — воскликнула дочь Мюмлы. — Я пошутила. Я вовсе не больна. Меня не взяли на праздник, потому что я такой трудный ребёнок, что даже мама не выдерживает!
— Пошутила? Зачем? — не понял Фредриксон.
— Чтобы хоть немного повеселиться! — сказала маленькая дочка Мюмлы и снова зарыдала. — Мне так скучно!
— А давайте возьмём её с собой и вместе сходим на этот праздник, — предложил Юксаре.
— А вдруг Мюмла рассердится? — возразил я.
— Не рассердится! — в восторге закричала её дочь. — Мама обожает иностранцев. К тому же она наверняка уже забыла о том, какой я трудный ребёнок. Она вечно всё забывает!
Дочка Мюмлы размотала шерстяной платок и выбежала на улицу.
— Скорей! — крикнула она. — Думаю, король давным-давно приступил к Сюрпризам!
— Король?! — воскликнул я, и в животе у меня ухнуло. — Настоящий король?!
— Настоящий? — повторила Мюмлина дочь. — Что за вопрос? Он — Самодержец и самый великий Король из всех королей! А сегодня — день его рождения, ему стукнуло сто лет!
— Он похож на меня? — прошептал я.
— Не-а, ни капельки, — удивлённо ответила Мюмлина дочь. — С какой, интересно, стати он должен быть похож на тебя?!
Я пробормотал в ответ что-то невразумительное и покраснел. Конечно, это была несколько поспешная мысль. Но мало ли. Вдруг он всё-таки… Я чувствовал в себе королевскую кровь. Ну да ладно. Во всяком случае, я смогу воочию увидеть Самодержца и, быть может, даже говорить с ним!
В королях есть нечто особенное, нечто величественное, возвышенное, недостижимое. Как правило, я не склонен восхищаться другими (кроме, пожалуй что, Фредриксона). Но королём можно восхищаться, не чувствуя собственной ничтожности. Это приятно.
Дочь Мюмлы тем временем припустила вперёд, по горкам, перепрыгивая через изгороди.
— Послушай, — сказал Юксаре. — Зачем вам эти заборы? Вы кого-то запираете или куда-то не впускаете?
— Да низачем, — ответила дочь Мюмлы. — Подданным просто нравится всё это строительство — они берут с собой еду и устраивают пикники… Мой дядя по материнской линии нагородил семнадцать километров! Видели бы вы моего дядю — ещё как бы удивились, — весело продолжила она. — Он учит все буквы и слова спереди назад и задом наперёд и ходит вокруг них, пока точно не разберётся, чего от них ждать. Если они слишком длинные и путаные, это может длиться часами!
— Например, гарголозимдонтолог, — предложил Юксаре.
— Или антифилифренконсумент, — сказал я.
— О! — воскликнула дочь Мюмлы. — Когда слова такие длинные, он разбивает возле них лагерь! На ночь он укутывается в свою длинную рыжую бороду. На одной половинке спит, а второй укрывается. Днём в бороде живут две маленькие мышки, и он не берёт с них платы, потому что они ужасно милые!
— Простите, но мне кажется, она опять шутит, — сказал Шуссель.
— Мои братья и сёстры тоже так думают, — ответила дочь Мюмлы. — Их у меня штук четырнадцать-пятнадцать, и все думают одинаково. Я самая старшая и самая умная. Но вот мы и пришли. Теперь скажите маме, что это вы меня сюда заманили.
— Как она выглядит? — спросил Юксаре.
— Она круглая, — ответила дочь Мюмлы. — Вся-вся круглая. И внутри, наверное, тоже.
Мы стояли перед необычно высокой каменной изгородью. На воротах, украшенных гирляндами, висел плакат:
Вход свободный!
Милости просим, милости просим!
Ежегодный Праздник Сюрпризов,
на этот раз с Большим Размахом,
по случаю Нашего столетнего юбилея.
Не пугайтесь, если
Что-то Произойдёт!
— А что произойдёт? — спросил Клипдасс.
— Всё, что угодно, — сказала дочь Мюмлы. — Это как раз самое увлекательное.
Мы прошли в сад, запущенный и заросший буйной зеленью.
— Простите, а здесь водятся дикие звери? — спросил Шуссель.
— Хуже, — прошептала дочь Мюмлы. — Пятьсот процентов гостей просто пропадают! Это между нами. Ну всё, я побежала. Пока.
Мы осторожно двинулись за ней. Дорога заползла в густые заросли — длинный зелёный туннель из листьев, где царил таинственный полумрак…
— Стойте! — крикнул Фредриксон, и уши его встали торчком.
Дорога внезапно обрывалась над пропастью! А внизу, в расселине (о нет, это слишком ужасно!), караулило что-то, покрытое шерстью и глазеющее прямо на нас, с длинными дрожащими ногами, — огромный паук!
— Ш-ш-ш! Проверим, злобный ли он, — шепнул Юксаре и бросил вниз несколько камушков.
Паук замахал ногами, как ветряная мельница, и глаза его задви́гались (так как сидели на маленьких штырьках).
— Механический, — заинтересовался Фредриксон. — Ноги из стальных пружин. Отличная работа.
— Простите, но мне кажется, что так шутить некрасиво, — сказал Шуссель. — И без того страшно — столько вокруг настоящих опасностей!
— Иностранцы, — пожав плечами, пояснил Фредриксон.
Я был глубоко потрясён, но не столько пауком Самодержца, сколько его собственным совершенно не королевским поведением.
На следующем повороте висел плакат, большими радостными буквами восклицавший:
АГА, ИСПУГАЛИСЬ!
«Как может Король предаваться таким детским шалостям?» — возмущённо подумал я. Это же недостойно правителя — а уж столетнего правителя и подавно! Надо же дорожить уважением подданных. Вызывать восхищение!
Вскоре мы подошли к искусственному озеру и опасливо оглядели его.
У берега стояли маленькие яркие лодочки, украшенные флажками королевских цветов. Деревья дружелюбно склонялись к воде.
— Уж не знаю, розыгрыш это или нет, — пробормотал Юксаре и залез в ярко-красное судёнышко с синими фальшбортами.
На середине пруда Король приготовил нам новый сюрприз. Прямо рядом с лодкой выстрелила мощная водяная струя, обдав нас с головы до ног. Шуссель закричал от ужаса, и его чувства можно понять. Прежде чем мы добрались до суши, нас окатило ещё четыре раза, а на берегу нас ждал новый плакат, сообщавший:
АГА, ПРОМОКЛИ!
Я был совершенно сбит с толку и испытывал большую неловкость за этого Короля.
— Странный праздничек, — пробурчал Фредриксон.
— А мне нравится! — воскликнул Юксаре. — Самодержец, наверное, очень славный. Легкомысленный весельчак!
Я многозначительно взглянул на Юксаре, но сдержался и ничего не сказал.
Мы пошли дальше, и перед нами открылась система каналов и хитросплетение мостков. Мостки были сломаны или кое-как залатаны обрывками картона; мы балансировали на трухлявых поваленных деревьях и подвесных мостиках из старых верёвок и обрезков шпагата. Но ничего особенного не происходило, разве только Клипдасс воткнулся головой в илистую отмель, что его лишь взбодрило.
Вдруг Юксаре закричал:
— Ха-ха! На этот раз ему нас не провести! — И, подойдя вплотную к огромному чучелу быка, щёлкнул его по носу.
Вообразите же наш ужас, когда бык бешено заревел, опустил рога (к счастью, обмотанные тряпками) и наподдал Юксаре так, что тот, описав изящную дугу, приземлился прямо в розовый куст.
Разумеется, мы тут же нашли новый, издевательски торжествующий плакат:
ЧТО, НЕ ОЖИДАЛИ?!
На этот раз я готов был согласиться, что у Самодержца есть некоторое чувство юмора.
Постепенно мы начали привыкать к Сюрпризам. Мы уходили всё глубже и глубже в дебри королевского сада, пробирались сквозь лиственные гроты и тайные лазы, проползали под водопадами и карабкались над пропастями, на дне которых горели бутафорские костры. Но Самодержец подготовил для своих подданных не только коварные ловушки, пороховые заряды и чудовищ на стальных пружинах. Хорошенько пошарив под кустами, в расселинах скал и древесных дуплах, можно было найти гнёзда с разноцветными или золочёными яйцами. На каждом яйце красовалось число. Я нашёл яйца с номерами 67, 14, 890, 223 и 27. Это была королевская лотерея. Вообще-то я не люблю конкурсы, потому что жутко расстраиваюсь, когда проигрываю, но искать яйца мне понравилось. Клипдасс нашёл больше всех, и нам стоило немалых трудов убедить его не есть их, а сохранить до раздачи призов. Фредриксон показал достойный второй результат, я — третий, а следом за нами Юксаре, который был слишком ленив, чтобы искать, и Шуссель, который не умел искать методично, а только суетливо носился взад-вперёд.
Наконец мы нашли длинную яркую ленту, которая была натянута между деревьями и местами завязана бантиками. Большой плакат гласил:
А ТЕПЕРЬ ПОВЕСЕЛИМСЯ ПО-НАСТОЯЩЕМУ!
Мы услышали радостные уханья, выстрелы и музыку — в глубине сада праздник был в полном разгаре.
— Лучше я подожду вас тут, — сказал Клипдасс. — Как-то там тревожно!
— Хорошо, — разрешил Фредриксон. — Только не потеряйся.
Мы остановились на краю открытой зелёной лужайки, где собралось полным-полно подданных: они катались с горок, кричали, пели, кидались хлопушками и объедались сахарной ватой. Посередине стоял большой круглый дом, с развевающимися флажками и белыми лошадками в серебряных сбруях, он играл музыку и крутился.
— Что это такое?! — воскликнул я, потрясённый.
— Карусель, — ответил Фредриксон. — Я же тебе рисовал. В разрезе,