— А что может произойти? — спросил Скалотяп.
— Все что угодно, — ответила дочь Мимлы. — Это-то и есть самое интересное.
Мы вошли в Сад. Он был запущенный, заросший на какой-то бесшабашный, развесёлый манер.
— Прошу прощенья, здесь водятся дикие звери? — спросил Зверок-Шнырок.
— Хуже того, — прошептала дочь Мимлы. — Пятьсот процентов гостей просто-напросто пропадают бесследно! Об этом умалчивают. Ну, теперь я удираю. Привет!
Мы осторожно двинулись дальше. Дорога пролегала в густом кустарнике — длинном зелёном тоннеле из листвы, полном таинственного полумрака…
— Стой! — крикнул Фредриксон, навострив уши.
Дорогу пересекала пропасть! А внизу (нет, страшно сказать) затаилось что-то мохнатое с неподвижным взглядом, с длинными дрожащими лапами — гигантский паук!
— Чу! Сейчас посмотрим, злой он или нет, — прошептал Супротивка и сбросил вниз маленький камешек. Паук замахал лапами наподобие ветряной мельницы, повертел глазами направо и налево (ибо они были на стебельках).
— Искусственный, — заинтересованно сказал Фредриксон. — Ноги из стальных пружинок. Работа на совесть.
— Прошу прощенья, мне кажется, это дурная шутка, — сказал Зверок-Шнырок. — Вполне достаточно бояться уже того, что в самом деле опасно.
— Иностранцы, чего с них взять, — пояснил Фредриксон, пожимая плечами.
Я был глубоко потрясён, и не столько пауком Самодержца, сколько другими вещами, Королю не подобающими.
На следующем повороте дороги висела афиша, большими весёлыми буквами извещавшая:
«Как может Король пробавляться такими детскими забавами, — с возмущением подумал я. — Это не солидно — в особенности если тебе сто лет! Ты должен дорожить восхищением своих верноподданных. Ты должен внушать почтение к себе!»
Мало-помалу мы добрались до искусственного озера и недоверчиво стали его осматривать.
У берега стояли маленькие пёстрые лодки, украшенные флагами цветов Самодержца. Над водой приветливо склоняли ветви деревья.
— Посмотрим, можно ли этому верить, — пробормотал Супротивка и ступил в светло-красную лодку с синими поручнями.
Мы выплыли на середину озера, и Король таки оглоушил нас новым сюрпризом. Возле лодки взметнулся большущий столб воды и окатил нас с головы до пят. Зверок-Шнырок, разумеется, вскрикнул от испуга. Прежде чем мы достигли суши, нас окатило четыре раза, а на берегу встретила афиша, констатирующая:
Я был совершенно сбит с толку и не на шутку смущён проделками Короля.
— Ничего себе Праздник Сада, — пробормотал Фредриксон.
— А мне нравится! — воскликнул Супротивка. — Король, сразу видать, парень свой в доску! Он нисколько не принимает себя всерьёз.
Я бросил на Супротивку испепеляющий взгляд, но сдержал себя.
Мы вошли в целую систему каналов с путаницей мостов. Мосты были совсем ветхие или коварно слеплены из картона. Иной раз приходилось, с трудом удерживая равновесие, ступать по трухлявым стволам деревьев или висячим мостам из истрёпанных шнурков и обрывков верёвок. Но ничего особенного не случилось, если не считать того, что Скалотяп воткнулся головой в илистую мель, что, казалось, чрезвычайно подбодрило его.
— Ха-ха! — крикнул вдруг Супротивка. — На сей раз он нас не обманет!
С этими словами Супротивка подошёл к большущему чучелу быка и щёлкнул его по носу. Представьте себе наш ужас, когда бык жутко взревел, опустил рога (к счастью, тоже чучельные) и поддел Супротивку так, что тот, описав красивую дугу, шмякнулся в розовый куст. Естественно, находившаяся поблизости афиша торжествующе возвестила:
Тут я подумал, что Самодержец всё же не лишён чувства юмора.
Так мало-помалу мы привыкали к Сюрпризам и всё глубже и глубже забирались в запущенный Сад Короля, проходя через беседки из листвы и всевозможные скрытые тайники, под водопадами и над пропастями с искусственными кострами. Но Самодержец придумал для своих верноподданных не только люки-ловушки, электрические разряды и прочие страсти-напасти на стальных пружинах. Пошныряв под кустами, в расщелинах скал и дуплах деревьев, 91 можно было найти гнёзда с крашеными или позолоченными яйцами. На каждом яйце была выведена красивая цифра. Я нашёл яйца под номерами 67, 14, 890, 223 и 27. Это была лотерея Его Величества Самодержца. Вообще-то я не люблю соревнований — меня каждый раз коробит, когда я проигрываю, но разыскивать яйца мне понравилось. Больше всех яиц нашёл Скалотяп, и нам стоило немалого труда убедить его не есть их, а приберечь до раздачи призов. Вторым шёл Фредриксон, за ним я, потом Супротивка, слишком ленивый, чтобы искать, и последним Зверок-Шнырок, который безо всякого метода торкался повсюду.
Наконец мы увидели длинную пёструю ленту, привязанную бантами между деревьев. Большая афиша уведомляла:
Мы услышали радостные возгласы, выстрелы, музыку — посреди Сада праздник был в самом разгаре.
— Я, пожалуй, останусь здесь, подожду вас, — печально сказал Скалотяп. — Там так шумно!
— Хорошо, — сказал Фредриксон. — Только смотри не потеряйся.
Мы остановились на краю открытой зелёной лужайки, заполненной верноподданными Самодержца. Они скатывались с горок, кричали, пели, бросали друг в дружку гранаты и сосали сахарную вату. Посреди лужайки стоял большой круглый дом с развевающимися вымпелами, он был полон белых коней в серебряной сбруе и весело кружился.
— Что это? — восхищённо воскликнул я.
— Карусель, — ответил Фредриксон. — Я же показывал тебе чертёж этой машины. Сечение неужели не помнишь?
— Но то выглядело совсем иначе, — возразил я. — А здесь и кони, и серебро, и вымпелы, и музыка!
— И шестерни, — добавил Фредриксон.
— Не угодно ли господам соку? — спросил рослый Хемуль в фартуке, который был ему решительно не к лицу (я всегда говорил, что у хемулей нет вкуса). Он налил нам по стакану и с важным видом сказал.
А теперь вы должны пойти поздравить Самодержца. Сегодня ему исполнилось сто лет!
С противоречивыми чувствами взял я стакан и возвёл глаза на трон Самодержца. Вот он сидит предо мной во всей своей морщинистой красе и совсем не такой, как я. Не могу изъяснить, что я испытал — разочарование или облегчение. Возвести глаза на трон это целое событие, торжественное и важное. У каждого тролля должно быть что-нибудь такое, на что надо смотреть снизу вверх (и, разумеется, сверху вниз), что-нибудь этакое, внушающее почтение и благородные чувства. А то, что я увидел, был Король с короной набекрень и цветами за ушами. Король, который хлопал себя по коленкам и притопывал в такт музыке, аж трон подскакивал! Под троном у него был ревун[3], и он то и дело пускал его в ход, когда хотел чокнуться с кем-нибудь из своих верноподданных. Не скрою, я был ужасно смущён и удручён.
Но вот ревун проревел и смолк, и Фредриксон сказал:
— Имеем честь поздравить. С первым столетием.
Я взял хвост на караул и ненатуральным голосом сказал:
— Ваше Величество Самодержец, дозвольте беглецу с дальних берегов принести вам пожелание счастья. Эту минуту я запомню надолго!
Король удивлённо посмотрел на меня и хихикнул.
— Ваше здоровье! — сказал он. — Вы промокли? Что сказал бык? Только, ради бога, не уверяйте меня, будто никто из вас не провалился в бочку с сиропом. О, как славно быть королём!
Король устал от нас и реванул ревуном.
— Эй, верные мои люди! — вскричал он. — Остановите кто-нибудь эту карусель. Все — сюда! Начинаем раздачу призов!
Карусель и качели остановились, прибежали все те, кто нашёл яйца.
— Семьсот первый! — крикнул король. — Кто нашёл семьсот первый?
— Я, — сказал Фредриксон.
— Извольте! Пользуйтесь на здоровье, — сказал Самодержец и протянул ему чрезвычайно красивый лобзик, именно такой, о каком Фредриксон давно мечтал. Затем стали выкликать другие выигравшие номера; верноподданные длинной вереницей выстроились перед троном, смеялись и болтали. Всяк сверчок и зверок что-нибудь да выиграл.
Супротивка и Зверок-Шнырок сложили свои призы рядком перед собой и налегли на них, ибо призы состояли главным образом из шоколадных драже, марципанов в виде хемулей и роз из сахарной ваты. А Фредриксон держал на коленях целую кучу полезных, но неинтересных вещей, главным образом инструменты.
Наконец Самодержец взошёл на трон и крикнул:
— Дорогой мой народ! Дорогие мои придурковатые, сварливые и неразумные верноподданные! Вы получили как раз то, что вам лучше всего подходит, и большего не заслуживаете. Руководствуясь своею столетней мудростью, мы прятали яйца в тайниках трёх родов. В тайники первого рода попадают, когда тыркаются без толку во все стороны или слишком ленивы, чтобы искать, и в этом случае призы съедобны. Тайники второго рода находят, когда ищут спокойно, методично и рассудительно. Такие призы на что-нибудь да годятся. Зато в тайники третьего рода можно попасть, лишь обладая воображением. Такие призы вовсе ни на что не годятся. Слушайте же, вы, неисправимые дорогие придурковатые верноподданные. Кто искал яйца в самых фантастических тайниках? Под камнями, в ручьях, на верхушках деревьев, в бутонах цветов, у себя в карманах или в муравейниках? Кто нашёл яйца под номерами шестьдесят семь, четырнадцать, восемьсот девяносто, девятьсот девяносто девять, двести двадцать три и двадцать семь?
— Я! — крикнул я с такой силой, что аж подскочил на месте и тут же сконфузился.
А вслед за мною кто-то ещё, уже не так громко, выкликнул:
— Девятьсот девяносто девятый!
— Выступи вперёд, бедняга тролль, — сказал Самодержец. — Вот тебе ни на что не пригодное вознаграждение для мечтателя. Нравится оно тебе?
— Страшно нравится, Ваше Величество, — выдохнул я из себя и впился глазами в приз.
Двадцать седьмой был, бесспорно, наилучший — украшение для гостиной, пенковый трамвайчик на коралловой подставке. На передней площадке прицепного вагона можно было хранить а