Добровольный духовой оркестр хемулей заиграл гимн Самодержца — он вам, конечно, известен — с припевом: «Вы все удивлены, ха-ха», и Мимла до того растрогалась, что пустила слезу.
Фредриксон натянул фуражку на уши и (по-прежнему под дождём роз и японского жемчуга) вступил на борт корабля в сопровождении членов Нелегальной Королевской Колонии, после чего «Марской аркестр» в мгновение ока закишел детишками Мимлы. — Прошу прощения! — вдруг крикнул Зверок-Шнырок и соскочил по сходням обратно на землю. — Нет, я боюсь! Подняться в воздух? Мне опять станет дурно! — С этими словами он стремглав нырнул в толпу и был таков.
Тут машина задрожала и загудела. Её двери захлопнулись и были наглухо задраены, «Марской аркестр» нерешительно закачался взад и вперёд на помосте. А в следующую секунду он совершил такой отчаянный прыжок, что я кувырнулся на пол.
Когда я набрался духу и выглянул в иллюминатор, мы уже плыли над верхушками деревьев Парка Сюрпризов.
— Он летит! Летит! — воскликнул Супротив ка.
Не нахожу слов описать единственное в своём роде ощущение, охватившее меня, когда я уверился, что парю над землёй. Хоть я и вполне доволен солидностью статей, которыми наделила меня непостижимая судьба, должен признаться, они не приспособлены для парения. А тут я совершенно неожиданно почувствовал себя лёгким и грациозным, словно ласточка, у меня как гора с плеч свалилась, я был быстрый, как молния, и непобедимый. С самого начала мне доставляло тончайшее наслаждение смотреть сверху вниз на всех тех, кто суетился там внизу, на земле, или с боязливым удивлением смотрел вверх, сюда, где был я. Миг этот был дивный, но, к сожалению, слишком краткий.
«Марской аркестр» плавно снизился и заскользил, распуская белые усы пены, по морю, от берега Самодержца.
— Фредриксон! — крикнул я. — Давай ещё полетаем!
Он посмотрел на меня невидящим взором, глаза его были налиты синевой, весь облик отмечен печатью скрытого торжества, какого ему не мог дать никто из нас Он устремил «Марской аркестр» прямо вниз, в морскую пучину.
Корабль наполнился прозрачным зеленоватым светом, мимо иллюминаторов заструились рои пузырьков.
— Идём ко дну, — известила крошка Ми.
Я приплющился носом к стеклу и смотрел в толщу воды. «Марской аркестр» зажёг венок фонарей по средней линии. Они отбрасывали слабый дрожащий свет в морскую тьму.
Меня пробирала дрожь. Повсюду зелёный мрак, ничего больше, мы плыли в вечной ночи и полной пустоте. Фредриксон выключил двигатель, и мы стали опускаться, беззвучно скользя, всё глубже и глубже. Никто не разговаривал — по правде сказать, нам было немножко боязно.
Однако уши Фредриксона стояли торчком от радости, и я увидел на нём новую капитанскую фуражку — украшена она была двумя маленькими серебряными плавниками. В неслыханной тишине я стал мало-помалу различать какой-то шёпот, он делался всё громче и громче. Похоже было, тысячи испуганных голосов вновь и вновь нашёптывают одно-единственное слово: морская собака, морская собака, морская собака. Дорогие читатели, попробуйте прошептать один раз «морская собака», предостерегающе и очень медленно, — это звучит ужасно!
И тут мы различили массу маленьких теней — они выплыли к нам из мрака. Это были рыбы и морские змеи, каждая с фонариком на носу.
— Почему они не зажгли свои фонари? — с удивлением спросила Мимла.
— Наверное, батарейки сели, — сказала её дочь. — Мам, а кто это — морская собака?
Рыбы подплыли совсем близко к «Марскому аркестру» и с интересом стали рассматривать его. Они сплошным кольцом окружили погружающуюся лодку, и мы всё время слышали испуганный шёпот: «Морская собака! Морская собака!»
— Тут что-то не так, — сказал Супротивка. — У меня Предчувствия! Нюхом чую, что они просто не смеют зажечь свои огни. Это надо же — запретить народу зажигать огни, которые он сам носит на голове!
— Ну, мы сгорели, — известила крошка Ми.
Рыбы подплыли ещё ближе, сплошной стеной сгрудились вокруг «Марского аркестра» и таращились на наши фонари.
— А они умеют говорить? — спросил я.
Тут Фредриксон включил свой беспроволочный звукопеленгатор. Прибор посипел с минуту, затем мы услышали тысячекратный жалобный вой: «Морская собака, морская собака! Она подходит всё ближе, и ближе, и ближе… Гаси огни! Гаси огни! Тебя съедят… Сколько у тебя ватт, бедняга кит?»
— Раз должен быть мрак, значит, должен быть мрак, — трезво оценило обстановку моё привидение. — Роковая ночь окутывает погост своими завесами. Чёрные тени кричат с роковыми нотами в голосе.
— Чу! — сказал Фредриксон. — Я что-то слышу…
Мы насторожили уши. Откуда-то издалека донёсся слабый стучащий звук вроде ударов пульса, или нет — вроде шагов, как если бы что-то приближалось гигантскими медленными скачками.
Все рыбы враз исчезли.
— Теперь нас сожрут, — известила крошка Ми.
— Пожалуй, надо бы уложить малышей, — сказала Мимла. — А ну, все марш в постель!
Малыши стали в круг и начали расстёгивать друг дружке пуговицы на спине.
— А ты почитаешь нам?! — закричали малыши.
— Это можно, — сказала Мимла, — На чём мы остановились в прошлый раз?
Малыши в голос затянули: «Это… кровавая… работа… одноглазого… Боба… сказал… полицейский инспектор Твиггс… и… вынул… трёхдюймовый… гвоздь… из… уха… убитого… это… должно… быть… произошло…»
— Ладно, ладно, — сказала Мимла. — Только давайте поторопитесь.
Диковинные шаги-прыжки подошли ещё ближе. «Марской аркестр» беспокойно покачнулся, звукопеленгатор зашипел, словно кошка. Я почувствовал, как ощетинилась у меня холка, и крикнул:
— Фредриксон! Гаси огни!
Но прежде чем нас окружил мрак, мы мельком увидели морскую собаку с наветренной стороны, и промельк этот был совершенно неописуемо ужасен, скорее всего потому, что мы успели получить лишь самое общее представление об этом чудовище. Во мраке моё воображение дополнило остальное, и это было ещё хуже.
Фредриксон тронул машину с места, но, вероятно, он был слишком взволнован, чтобы правильно вести её. Вместо того чтобы всплыть, «Марской аркестр» быстро погрузился и лёг на морское дно.
Тут он пустил в ход свои гусеничные лапы и пополз по песку. Водоросли, словно чьи-то робкие руки, скользили мимо наших окон. В тишине и во мраке слушали мы, как сопит морская собака. Вот она серой тенью высунулась из водорослей.
Глаза у неё были жёлтые, и два ужасных снопа света, словно лучи прожектора, обшарили бока лодки.
— А ну под одеяло! — крикнула Мимла своим детишкам. — И не вылезать, пока не скажу!
С кормы послышался противный скрежет: морская собака начала с руля глубины.
И тут в море пошла кутерьма. «Марской аркестр» приподнялся и рывком перевернулся на спину, водоросли наподобие волос разостлались по морскому дну, вода забурлила, как в водопроводном кране. Нас расшвыряло кого куда, двери шкафов распахнулись, и весь фарфор вылетел оттуда и пустился в пляс вместе с овсянкой, саго и рисом, ботинками детишек Мимлы, вязальными спицами привидения, а табачная банка Супротивки опрокинулась, и это был чистый ужас. А извне, из морского мрака, несся вой, от которого пушок становился дыбом у нас на хвосте.
Затем наступила тишина. Жуткая тишина.
— Люблю летать и совсем не люблю нырять, — откровенно заявила Мимла. — Интересно, сколько детей у меня осталось. Пересчитай их, доченька!
Но едва её дочь начала считать, как чей-то грозный голос воскликнул:
— Ага! Вот вы где, морра побери всю вашу компашку! Семьсот дыр в моей маленькой дыре! Вы рассчитывали укрыться тут, на морском дне? Так, что ли? Не от меня! Не от меня, с кем вы вечно забываете попрощаться!
— Кто это? — воскликнула Мимла.
— А ну-ка отгадай — можно до трёх раз, — ухмыльнулся Супротивка.
Фредриксон зажёг огни, и друнт Эдвард сунул голову под воду и обозрел всю нашу компанию через иллюминатор. Мы с невинным видом ответили взглядами на его взгляд и при этом заметили несколько кусков морской собаки, плавающих вокруг: чуточку хвоста, чуточку усов, а всё остальное было сплошное месиво. Друнт Эдвард ненароком растоптал её.
— Эдвард! Друг милый! — воскликнул Фредриксон.
— Этого мы никогда не забудем, — сказал я. — Ты спас нас в последнюю минуту!
— Поцелуйте дяденьку, дети! — воскликнула Мимла и заплакала от умиления.
— О чём вы? — спросил друнт Эдвард. — Не выпускайте малышей. Они набьются мне в уши. Вы с каждым днём становитесь всё несноснее! Скоро вас даже нельзя будет съесть. Я оттоптал себе все пятки, пока искал вас, а теперь — вечная история! — вы норовите вывернуться и подлизаться!
— Ты стоптал насмерть морскую собаку! — крикнул Супротивка.
— Что-что? — воскликнул друнт Эдвард и аж подскочил на месте. — Неужто я опять кого-то растоптал?! Поверьте, я этого не хотел! И как раз сейчас у меня просто нет средств на похороны… — Он вдруг вспылил и крикнул: — А впрочем, с какой стати вы позволяете вашим паршивым собакам путаться у меня под ногами? Пеняйте на себя!
И друнт Эдвард, глубоко уязвлённый, зашагал по морю по колено в воде. Через некоторое время он обернулся и крикнул:
— Завтра утречком я приду к вам на кофе! И кофе должен быть крепкий!
И тут всё морское дно засветилось.
— Ну, мы ещё раз сгорели, — известила крошка Ми.
Тьма-тьмущая рыб приплыла со всех сторон с зажжёнными фонарями — карманными, судовыми, штормовыми, лампочками накаливания и карбидными лампами. У некоторых торчали бра из каждого уха, и все как одна были вне себя от радости и благодарности.
Совсем недавно такое мрачное, теперь море светилось, словно радуга, синими травяными коврами фиолетовых, красных и оранжевых анемон, а морские змеи становились на голову от радости.
Наше возвращение домой было возвращением с триумфом. Мы пошли галсами вдоль и поперёк всего моря, и нельзя было сказать, что, танцуя, проплывало мимо иллюминаторов — свет моря или свет звёзд. Лишь под утро мы повернули назад к острову Самодержца, и почти все мы были совсем вялыми и хотели спать.