Медея уже ушла… Она раньше вела дневники и обещала их опубликовать. Мама говорила, чтобы я тоже делала записи. А я о таких вещах никогда не думала. Даже сейчас сомневаюсь — а нужны ли мои воспоминания кому-нибудь? Достойна ли я этой публикации?
Для меня всегда было важнее всего, чтобы то, что я делаю, оценили профессионалы. Такие люди, как Мстислав Ростропович, Владимир Спиваков, Юрий Башмет, Галина Вишневская.
Я с ними несколько раз встречалась. И было чувство, что мы давно знакомы и я для них ближайший человек.
Ростропович — выдающийся музыкант и личность. При этом — простейший человек. Потрясающий юмор, любовь к жизни, глубина понимания музыки. Ничего не боялся. Один только поступок — взять к себе Солженицына! В то время, когда с тем даже поздороваться боялись.
Ростропович любил Родину и потерял ее, а это ведь самое дорогое. Потерять Родину — самое страшное чувство. Такое же ужасное, как потерять своего ребенка.
Для меня шоком, конечно, было 9 апреля 1989 года. В этот день у папы был день рождения. Мы тогда жили на улице Плеханова, к нам пришли гости. А уже 10-го я летела в Америку и мне было страшно за свою страну!
Я это пережила очень тяжело. Все время молилась в течение месяца — 7 раз в день. Как будто приблизилась к Богу. И увидела странный сон. Мне было видение — открылась стена, и вышел Бог с Божьей матерью. Он проходил мимо меня, а я сидела за столом, и первое, что спросила: «Что будет с Грузией?» И Он ответил: «У вас столько грехов, что вы не знаете, сколько вас еще ждет бед».
И я проснулась. Потом было землетрясение в Раче, потом что-то еще… И мне казалось, что это и есть воплощение Его слов. Но оказалось, все было подготовкой к этой войне. Хуже ничего не может быть.
Бывает, что мои сны сбываются. Как будто вижу предупреждение. Не часто, но такое бывает. Например, в юности я летала в облаках и видела звезду. Мама говорила: «Это значит, что ты многого достигнешь».
Много было интересных встреч. Ко мне хорошо относилась Наина Ельцина. И Борис Николаевич тоже. Когда он перестал быть президентом, я несколько раз с ним встречалась.
На один из его юбилеев (среди гостей был Билл Клинтон) из артистов были приглашены Юрий Башмет, Владимир Спиваков, Наталья Гутман и я. Банкет проходил в Георгиевском зале Кремля. Но в тот раз мы с Борисом Николаевичем лично не общалось. Просто знала — мне говорили, — что он ко мне очень хорошо относится.
А с Наиной Иосифовной мы беседовали. Она очень милая, добрая и общительная. И сам Ельцин такое же впечатление производил. Как только он отошел от своей должности, то сразу стал другим человеком.
Я вообще заметила, что когда правители оставляют свой пост, то даже здоровее смотрятся. Это к слову о том, как важно быть свободным.
Ельцин был, конечно, неординарным человеком. Крепкой натурой. Держал свое слово.
С Наиной у нас были чисто житейские разговоры. Я пела ей, я вообще всегда пою. А она ласкала меня. Спрашивала: «Нани, если я вас на дачу приглашу, вы споете Борису Николаевичу?» Я отвечала: «Конечно».
Когда я с ним встретилась снова, Ельцин пошутил: «Нани, я 25 лет влюблен в тебя!» Я сказала: «Почему только сейчас говорите об этом? Надо было признаваться, когда вы президентом были!» Мы с ним тогда много шутили.
Так получалось, что меня приглашали выступать в Кремле. Ко мне хорошо относилась и жена Горбачева. И мне Раиса Максимовна была симпатична.
Она всегда приглашала меня на 8 Марта. Когда первый раз увидела меня, взяла за руку, обласкала и сказала: «Наничка, мне ничего от вас не надо. Будьте моим гостем». И я правда в тот раз ничего не пела.
Знаете, о ком у меня остались добрые воспоминания? О Брежневе. С Леонидом Ильичом мы встречались в Тбилиси. Он называл меня Нонной. А мою двоюродную сестру Цисану — Аней. Так и сказал: «Вы — Аня, а она — Ноня». Брежнев очень симпатизировал мне. Мы сидели за столом, и он просил: «Ноня, спой мне этот романс».
Я не знала слов и прямо сказала об этом. Мжаванадзе, тогдашний секретарь ЦК компартии Грузии, на нервной почве начал стучать по столу: «Как не знаешь?! Знаешь!»
Хорошо, Цисана подсказала мне слова и мы спели. Брежнев ведь очень любил романсы. Мы много для него тогда спели.
Это было в 70-е годы, когда Брежнев находился еще в хорошей форме. Тогда в Тбилиси собрались все секретари ЦК со всей страны. Леонид Ильич был очень обаятелен. Он и пел, и Есенина читал, и шутил.
Говорят, при нем был застой. А мне кажется, очень даже хорошо было.
Так получилось, что спустя какое-то время после того как я записал рассказ Нани о своих встречах с четой Ельциных, мне довелось познакомиться с Татьяной Юмашевой, дочерью первого президента России. Татьяна Борисовна приехала в Грузию на свадьбу к друзьям, и мы оказались в одной компании. Во время ни к чему не обязывающей беседы я упомянул о том, что работаю над книгой о Нани Брегвадзе. На лице Юмашевой появилась улыбка: «Как мы любим Нани! Мама ее обожает!»
Стоит ли говорить, что я тут же попросил устроить мне встречу с Наиной Иосифовной. И она случилась — имя Нани стало тем самым ключиком от дома в Барвихе, где живет вдова Ельцина. Едва мы присели на диваны в гостиной и я задал свой первый вопрос о Нани, как лицо хозяйки осветила добрая улыбка. Вот уж воистину речь шла о семейной любимице.
«Мы с Борисом Николаевичем очень любим Нани Брегвадзе. Как-то мы с ним были в гостях, и там же оказалась Нани. Для нас это был такой подарок: она пела, мы с ней говорили.
Мы ее песни дома тоже слушали. Я и сегодня слушаю. Когда у меня не очень хорошее настроение, ставлю романсы в ее исполнении. У меня всегда под рукой диск.
Я голос Нани полюбила давно. Мы тогда жили в Свердловске, и друзья из Москвы прислали ее запись. Телевизора у нас не было, мы его позднее купили. И потому слушали песни Нани на пластинках. Ее голос меня покорил.
А лично ее увидела году, кажется, в 1978-м. Мы отдыхали в Пицунде. Борис Николаевич тогда был первым секретарем Свердловского обкома, и нас пригласили отдохнуть на «цековскую» дачу. Там в то время отдыхал кто-то из Грузии, Эдуард Шеварднадзе с Нанули Рожденовной там был, и они пригласили в Пицунду Нани. На той госдаче мы часто виделись с ней, слушали ее. Но она, наверное, об этом и не помнит. Она была совсем молодой тогда. Но ее голос и сейчас не изменился. Она стала царицей эстрады. И близко к ней нет никого. Не в обиду никому будет сказано.
В ней есть природная мудрость, это чувствуется. О многих что-то пишут и сочиняют, а о ней — ничего. Ни одного пятнышка на ее репутации нет. Это ведь тоже говорит о ее мудрости.
Нам с Борисом Николаевичем, конечно, нравятся романсы в ее исполнении. А еще такая песня была у нее — «Снегопад». Когда она только вышла, ее пели все. Если, например, собирается компания и не спеть за столом «Снегопад» — значит, вечер не удался.
Но когда мы с Нани оказались в тот раз за одним столом, мы не посмели вклиниться в ее голос. Просто слушали и наслаждались.
Она ведь и как женщина не может не нравиться. Она Борису Николаевичу нравится, я знаю.
Увидите Нани — поклон наш с Борисом Николаевичем. Он ее очень ценил».
Конечно же, при очередной встрече я передал слова Наины Иосифовны моей героине. Нани была тронута…
В тот раз она решила показать мне свою квартиру, рассказав о некоторых предметах интерьера. Кстати, дома у королевы романса очень уютно. Свидетельствую об этом как очевидец, которому повезло стать гостем Брегвадзе.
А вообще переступить порог звездной квартиры доводится далеко не каждому. Хотя адрес Нани знает, кажется, весь Тбилиси. Да и на домофоне так прямо и написано возле одной из цифр, обозначающей номер квартиры певицы: «Н. БРЕГВАДЗЕ».
Я очень люблю свой дом. Где бы ни находилась, всегда мечтаю о том, как приеду в Тбилиси и сяду в свое любимое старинное кресло. Только маме оно категорически не нравилось. Я пыталась ее разубедить: «Дедико, знаешь, как Маке понравилось?» — «Пока она не передумала, отдай ей!»
Я его в Ленинграде купила. Вообще многое привозила из России — что-то находила в антикварных магазинах, что-то у знакомых. У меня в большой комнате стоит старинный стол, за который можно 60 человек усадить!
Сейчас сложно что-то привезти, дороги-то нет. А так хочется что-то купить из карельской березы.
Я всегда сама занималась дизайном. У меня такая черта еще есть: если я в каком-то доме увидела то, что мне понравилось, хочу то же самое сделать и у себя.
Все время что-то переставляю. Рояль передвигаю, мебель.
Невероятное удовольствие от этого получаю. А раньше обожала убирать квартиру. Это был лучший отдых — во время уборки.
Сейчас у меня начался завершающий этап в жизни. Но этого я тоже не боюсь.
У меня есть вера, и я счастлива. Не боялась смерти никогда — ни в самолете, нигде. Ну не будет меня, и что?
Хотя, конечно, оказаться перед лицом смерти не хочется. Но когда сижу в самолете и все вокруг боятся, я спокойна. И это мое спокойствие передается окружающим.
Когда была маленькой, помню, боялась, что за шкафом кто-то прячется. Ночи боялась. Но это прошло.
Вообще же надо бояться людей. Тех, кто творит что хочет.
Я часто молюсь. И перед сном, и утром. И верю, что в этот день все будет хорошо. Каждый раз прошу здоровья для своих близких. Я ведь богатый человек — у меня дочь, внучка, два внука, невестка и уже два правнука. Так и говорю: «Господи, сделай так, чтобы мои дети — Эка, Наталия-внучка и Наталия-невестка, Леван, Георгий, Димитрий и Сандро — были здоровы».
Раньше часто в церковь ходила, сейчас реже. Прежде посещала Кашвети, а теперь Сиони.
Крестили меня в селе Манглиси, мне тогда шесть лет было. Крестил сам Католикос-Патриарх Калистрат (Цинцадзе). Просто так совпало, что он оказался в той церкви.
Он меня назвал Ниной. Я помню, как это было. И всегда отмечаю 14 января, день святой Нины, всю свою жизнь.