Мемуары наших грузин. Нани, Буба, Софико — страница 27 из 34

Тогда-то актриса и поставила жесткое условие, ограничивающее количество съемочных дней. Ее Котэ должен был вернуться из загранкомандировки, и она хотела лично его встретить.


— Если бы вы знали, какие он мне такие письма писал! Ни одна бы женщина не устояла. Представьте: я улетаю в Москву, он меня провожает в Тбилиси и вдруг в Москве встречает!

Правда, я долго не могла решиться развестись с Георгием. Не забуду, как однажды мы вышли из ресторана и прогуливались с Котэ вдоль глубокого оврага. Он опять завел разговор о том, когда я стану его женой. Ну, я ему и ответила: «Всего вам доброго». А он взял и прыгнул с обрыва. Я тут же последовала за ним. Хорошо, что дно было завалено снегом.

Я вышла за него. И никогда об этом не пожалела. С Котэ мне было очень легко. Он был тонкий, любящий, внимательный. Могу понять, почему он считался донжуаном. Но я на подобные разговоры не обращала никакого внимания. Ведь все это было до моей эры. На нашу свадьбу друзья Котэ подарили ему якорь. Такой, знаете, корабельный, из чугуна. То есть намекали, чтобы он окончательно бросил якорь. Так оно и случилось. Мы уже много лет вместе.

Конечно, любовь, которая была у меня к Котэ 20 лет назад, уже не та. Она приобрела другие формы, очертания и значимость. Это уже не дикое и страстное чувство. Но оно стало гораздо глубже, дало корни. Котэ стал для меня родным, моей плотью и кровью.

Когда я начинаю думать о том, кто из нас уйдет из этого мира раньше, становится страшно. В один день умирают только в сказках. И чем старше ты становишься, и чем больше живешь с каким-то человеком, тем чаще приходят в голову такие мысли, и тем они страшнее.

И потом, вы меня, конечно, извините, но у грузин гораздо глубже понятия «семья», «родители». Разная ли любовь к родителям и мужу? Естественно. В жизни бывает не то что несколько любовей — мильон. К каждому человеку, к каждому предмету. У меня сейчас осталась дома собачка, пекинесс. Внуки для меня — все. Но собака… Я ее всегда беру с собой. А сейчас не смогла. Приехала в Москву, звоню, и мне говорят, что она ничего не ест. Три дня голодала. Я уже Котэ сказала, что все брошу и полечу домой.


Что это — рефлекс или любовь? Ради любви можно всем пожертвовать. Страшное чувство. Возьмите Отелло. Он убил человека, без которого не мог существовать. Получается, действительно всем можно пожертвовать.

Могла бы я сегодня всем пожертвовать ради любимого? Не знаю. У меня все сложнее. Есть сын, ради которого я сегодня существую…

У каждого свой крест. У каждого. Нет человека без креста. И он обязан нести этот крест не с тягостью, а с радостью. Ведь именно своим крестом отмечен человек и им отличается от других…

Если бы от меня не зависели другие… Но я взвалила на себя очень многое, несмотря на то что я женщина. Дом, семью, внуков, театр, строительство, ремонт. Хотя прекрасно знаю, что, если завтра я свернусь, жизнь не кончится. Но моей семье будет очень тяжело, пока они очухаются и распределят все полномочия, которые я несу одна.

Но ничего, справлюсь. Женщина же гораздо сильнее мужчины. В чем вообще отличие мужчины от женщины? У него на 100 граммов мяса больше. А так все одинаковы…


Знаете, у меня через час конкурсные показы начинаются, надо идти. Давайте последний вопрос и прощаемся.

О многом ли жалею? Да нет. Частое сетование «было бы мне сейчас 20 лет» не знакомо. Единственное, о чем жалею — о былой худобе. Мне тяжело таскать свой вес. А похудеть уже не получается. Нарушен обмен веществ, как говорится. Физически чувствую тяжесть. А так я человек без комплексов…

Как-то летом отдыхала с Котэ в Кобулети. Никогда не догадаетесь, что сделала. Полетела с парашютом. Давно мечтала об этом — и выполнила. Чего бояться?

Котэ тоже захотел. Но его отговорили, все-таки возраст. Я не намного моложе, но не сдалась. Отдыхающие замерли вначале, а потом принялись хлопать. А я летела и наслаждалась. Правда, была одна мысль — выдержит парашют мои сто килограммов или нет. Выдержал.

У меня уже выработалось свое отношение к собственной фигуре и внешности. Я и в зеркало стараюсь лишний раз не смотреться. Кто та женщина, которая отвечает мне с той стороны? Я не знаю.

Никогда не любила смотреться в зеркало. И не боялась выглядеть как-то не так. Помню, во ВГИКе молодой Отар Иоселиани предложил мне роль в своей дипломной работе. Я, не раздумывая, согласилась. И сыграла старуху-алкоголичку.

Это ведь самое интересное — играть не писаных красавиц, а ярких персонажей. За это мне очень дорога работа у Тенгиза Абуладзе в его «Древе желаний». Я играю такую дурочку по имени Пупала.

У меня, кстати, был прототип. Неподалеку от нашего дома жила ненормальная, которая с утра до вечера стояла на дороге. Про нее говорили, что она сошла с ума после того, как погиб ее любимый. И вот она каждый день выходила на улицу и искала его среди прохожих…


Спасибо, что оказались хорошим слушателем. И давайте уже приезжайте к нам в Тбилиси…

И я действительно приехал. Через два года, осенью 2004 года. Накануне моего приезда, судя по репортажам наших телеканалов, в Тбилиси опять начались какие-то народные выступления. Но я рискнул. И оказался прав — кроме солнца и никуда не спешащих тбилисцев на улицах этого красивейшего города никого не было. Демонстранты и протестующие, судя по всему, остались лишь в новостях.

В жизни моей героини за эти два года случилась беда — ушел из жизни ее Котэ. Честно говоря, я не очень представлял себе, как пройдет наша встреча. Слишком свежа была рана. Да и отношения России и Грузии начинали серьезно ухудшаться, хотя получить российскую визу все еще было возможно и до авиационной блокады не дошло…

Когда София Михайловна диктовала мне свой домашний адрес, я внимательно записывал, чтобы передать таксисту. Ну откуда мне было знать, что дом Чиаурели на Пикрис-горе все могут показать и так?

С местом, где живет актриса, связана романтическая история. Много-много лет назад на Пикрис— горе (гора Раздумий, если переводить с грузинского) состоялись первое свидание и первый поцелуй родителей Софико — известного режиссера Михаила Чиаурели и прославленной грузинской актрисы Верико Анджапаридзе. В знак своей любви Чиаурели пообещал построить на Пикрис-горе дом. И свое обещание выполнил.

Подъезжая, я представлял себе, что увижу старинный, может, даже ветхий особняк, но с неизменным тбилисским балконом и вьющейся по нему виноградной лозой. Балкон с лозой был, а вот дом показался мне вовсе не старым. Да еще и с лающей собакой за оградой.


— Гамарджобат, гамарджобат! — Чиаурели встретила меня во дворике. Несмотря на ноябрь, одета она была по-летнему. Благословенна осенняя Грузия! На руках держала своего любимца пекинеса, из-за которого несколько лет назад чуть было не улетела из Москвы раньше срока . — Давайте сразу к столу. У меня сейчас не то настроение, чтобы устраивать пир. Но не угостить вас я не могу. Вот зелень, хачапури, вино. Вы ведь выпьете? Это замечательное киндзмараули, мой отец обожал его. За обедом мог бутылку выпить. Или вы чаю хотите? У меня есть очень вкусное варенье. В общем, присаживайтесь и чувствуйте себя как дома.

Когда я в прошлом году была в Москве, меня один очень известный человек спросил, не страшно ли мне ходить по Тбилиси. Я удивилась, почему это мне должно быть страшно? Ну как же, ответил он, у вас же мужчины в бурках и с автоматами ходят. На что я ему посоветовала не путать «Кавказскую пленницу» с реальной жизнью.

Я предлагаю поговорить на улице. А потом я покажу вам наш дом. Тот самый, который построил папа. И в котором родилась я.

Во время войны в Тбилиси эвакуировали труппу Московского художественного театра. Великие Немирович-Данченко, Книппер-Чехова приходили сюда в гости к моим родителям. Мама рассказывала, что они могли ночь напролет читать стихи, говорить об искусстве и пировать. Представляете, «пировать»! А на столе стояли только черный хлеб и вода.

Все мужчины были немножечко влюблены в маму. Ну что вы хотете, она же была великой женщиной! Немирович признался ей после того, как увидел ее «Даму с камелиями»: «Я видел двух дам — Элеонору Дузе и Сару Бернар, но вы заставили меня забыть о них. Вы — великая актриса».

Я тогда была совсем маленькой. Но помню, как мы, дети, забирались на деревья и наблюдали за взрослыми. Влюбленный в маму великий Василий Качалов читал стихи. На память он подарил ей свою фотографию, которую надписал: «Вечно в вас влюбленный».


В школе я была сорванцом, сорвиголовой. Всегда была такой. Мне очень повезло, что я дочь своих родителей. Отец и мать — совершенно разные люди, и я от каждого впитала что-то свое.

Да, они были не похожи друг на друга, но у них было главное — их любовь. Мама пережила отца на 11 лет. И все эти годы писала ему письма. У них все равно продолжался диалог.

А рассказать вам, какими были их реальные диалоги? Однажды, пока папа был в командировке, мама, чтобы расплатиться с долгами, продала его американский «крайслер» и купила «Победу». На которой и отправилась встречать мужа на вокзал. В следующий раз, опять-таки во время папиной командировки, мама продала «Победу» и встречала отца уже на маленьком «Москвиче».

— А потом ты будешь встречать меня на мотоцикле? — спросил папа. — Не угадал! — ответила мама. — На велосипеде.


Свидетелем отношений Верико и Михаила, а также внутренних порядков в доме на Пикрис-горе был племянник Анджапаридзе Георгий Данелия, описавший происходившее:

«Иногда, когда приезжали родственники, мне стелили в зале. Там на стенах висело много картин. Особенно мне нравилась картина Пиросмани — белые барашки на темном склоне. Когда я вспоминаю дом Верико, я вспоминаю этих барашков, освещенных луной.

Но спать в зале я не любил. Потому что каждый раз ровно в шесть утра в кабинете Чиаурели (двери которого выходили в зал) начинал петь Карузо: это дядя Миша проснулся, поставил свою любимую пластинку и уже начал что-то мастерить.