Летом 2000 года, к моему отчаянию, я забеременела. Это была уже третья беременность, которая закончилась абортом. Частые головокружения и токсикоз выбивали из рабочей формы. Кроме этого, я стала сильно набирать вес, чем вызывала отвращение у Эльнара. Я находилась под бдительным, неусыпным контролем мужа. Он всегда был со мной. Я даже не могла закрыть двери в туалет, не могла помолчать, уходя в свои думы о детях. Что бы я ни делала, он непрерывно следил за мной взглядом, так что, в конце концов, я могла что-то пересолить, уронить или забыть. А потом начинались допросы по поводу того, о чем я думала, когда готовила еду или занималась уборкой. Его коронное «Посмотри мне в глаза! Я очень хочу знать, о чем ты думаешь» заставляло трястись, даже если я ничего плохого или недозволенного не думала. Мысли и переживания про детей стали болезнью. Я представляла, как они просыпаются, кушают или идут в школу. Редкие звонки к ним уже не заполняли огромную дыру отчаяния и боли. Очень часто я просыпалась, охваченная панической атакой, перебирая в голове разные сценарии того, что плохого могло с ними случиться. Как бы это дико ни звучало, но Эльнар контролировал не только мои действия, но и хотел знать все, о чем я думала. Я не могла даже намекнуть о своих страданиях по поводу детей. Я знала, чем это закончится – многодневным выносом мозга до такого состояния, что, кроме водки или кокаина, я уже ни о чем не думала. Но что хуже всего, он стремился видеть в моих глазах понимание, одобрение и участие – то, что я ну никак не могла воспроизвести. Поэтому мне и было легче находиться в невменяемом состоянии. Эльнар видел, что от меня ничего путного не добиться и отставал. Своим присутствием я вызывала у него отвращение.
– Посмотри на себя! Ты становишься жирной коровой. Тебе лучше улететь в Узбекистан, – объявил однажды Эльнар. – Родители уже запарили меня с тем, чтобы привезти детей. Вот и езжай, чтобы они отстали от меня.
Я сделала несчастный вид, что не хочу оставлять его одного в Эль-Пасо, в страхе, что Эльнар изменит свое решение. Сама же не могла сдержать слезы радости и облегчения. Я лечу к детям! Господи, не могу поверить!
Ирины уже не было, и у нас жила ее двоюродная сестра Любовь. Веселая, молодая и красивая кукла Барби, она была суперпопулярна в клубах и зарабатывала очень даже неплохие деньги. Она стала единственной радостью Эльнара. Он относился к ней с отцовской заботой и нежностью. Они постоянно были вместе, за исключением времени, когда он отвозил Любу на работу. Эльнар часто забирал ее в университет. Со слов Любы, они проводили время в его лаборатории. Ей нравилось возиться с подопытными хомячками и общаться со студентами Эльнара. Там она познакомилась со своим будущим мужем Эрлом Вагнером.
Дома они только и говорили, как откроют клуб и кто будет работать в этом клубе. Видимо, из-за моего невменяемого состояния они усиленно искали мне замену. Они обсуждали кандидатуры подруг Любы, которые могли бы приехать в Эль-Пасо и работать вместо меня. И вот такая наконец-то нашлась – близкая подруга Любы Дильдора Тешабаева. После пятидневных лекций и инструкций, как вести себя, что говорить родителям, родственникам и детям, Эльнар вручил мне мой билет и документы для Дильдоры.
К этому времени мы уже накопили более 500 000 долларов, но когда я уже собиралась уезжать, Эльнар с трагическим выражением лица сообщил, что у нас не осталось ни копейки, потому что наш банк рухнул! Он три дня рассказывал все подробности и детали случившегося. Эту историю в красках я должна была донести до родителей и убедить их в том, что теперь мы сами нуждаемся в финансовой помощи и, хотя мы уже получили грин-карты, не можем забрать детей. Самое ужасное, я тоже поверила в эту историю!
– Четко усеки одну вещь: не воображай себе, что ты освободилась от обязанностей служить мне (это было самое любимое выражение Эльнара). Я дам команду проследить за тобой в Ташкенте.
Эльнар недооценивал мощь, с которой он исковеркал мою психику. Даже когда его не было рядом, я чувствовала его присутствие, и у меня даже не возникало мыслей сделать что-нибудь, противоречащее его установкам. Когда я рассказала родителям его придуманную историю про наше разорение, я принесла в их мирную и счастливую жизнь глубокое страдание и ничего не могла поделать, чтобы их утешить.
– Если оступишься и не последуешь моим советам, ты горько пожалеешь. И не вздумай рожать! – сказал на прощание мой законный муж.
Я, беременная, улетела в Узбекистан к детям, имея только 100 долларов.
Но и в Ташкенте не было спокойствия. Я уже отдала документы Дильдоре и отходила от аборта, наивно предполагая, что Эльнар будет не против, если я останусь в Узбекистане с детьми. Конечно же, все это время он продолжал звонить мне, говоря, чтобы я не делала никаких глупостей и, как только приду в себя, вылетала в Эль-Пасо. Тем не менее я отважилась сообщить ему, что хочу остаться с детьми в Узбекистане. К моему удивлению, он ничего не сказал. Но через несколько дней, когда мы весело болтали с детьми и родителями дома у мамы, раздался громкий стук в дверь:
– Старший майор Абдуллаев. Здесь проживает Надира Низами?
В дверях стоял молодой парень в штатском. Мама его узнала – это был зять Эльнара Санжар Абдуллаев, который работал в органах национальной безопасности.
– Здравствуйте, Санжар! Проходите!
Но в ответ он вытащил и показал маме удостоверение службы СНБ.
– Я получил сообщение, что вы ведете деятельность против Узбекистана и работаете на ФБР, – официально декларировал майор, увидев меня, подходящую к двери. И добавил: – Не покидать страну до особого распоряжения.
– По какому праву? Где бумаги? – требовательно отчеканила мама.
– Это приказ! – он повернулся по-солдатски и вышел.
Мы не только были в шоке, но еще и напуганы. Мои родители – уважаемые и известные в Узбекистане ученые-физики, никто никогда не смел так с ними разговаривать, а тем более угрожать. У папы прихватило сердце, и он простонал:
– Доченька, не бойся! У них нет бумаг, это пустые угрозы.
Но мы все знали, что им бумаги не требовались; бумаги и доказательства можно было наштамповать. В те годы даже подозрение в связях с властями США против Узбекистана имело бы серьезные последствия для меня и моей семьи. А я, которая прожила в США почти десять лет, была лакомым кусочком для алчных чиновников.
Через два дня нас с детьми тайно посадили в самолет, и мы улетели в Пущино, к сестре.
– Это не снимает с тебя вины, – мистер Баттон начинал раздражаться.
– Я хочу вам сказать, что если вы допросите этих женщин, то ни одна из них вам не скажет, что я их заставляла работать. Ирина была любовницей Эльнара, и он всячески хотел поднять уровень ее образования, чтобы они с ним были наравне и ему не было стыдно перед друзьями за свою жену. Я уверена, что он хотел жениться на ней, поэтому и пытался дать ей образование специалиста, чтобы она потом работала вместе с ним. Ирина стала работать в стриптиз-клубе только потому, что увидела, сколько денег можно зарабатывать. Она видела, сколько я зарабатываю, будучи почти на десять лет старше нее. Она хотела также посылать деньги домой.
Мой уверенный тон удивил даже меня саму. Баттон, занявшийся было бумагами, поднял голову и пронзил меня взглядом.
– Твои сумасшедшие идеи про сексуальные отношения твоего мужа и Ирины не относятся к делу. И это сыграет очень плохую шутку с тобой. Ты думаешь, что, если ты расскажешь присяжным, что твой муж спал с Ириной, это поможет тебе? – Баттон причмокивал ртом, издавая шлепающие звуки. – Как бы не так! Даже если он трахался с тремя бабами, это не сделает фальшивые визы законными! Ты дура! Ты себя опозоришь!
– Перед кем? Перед такими, как вы? Вопрос с визами меня не касается! Я не получала визы. Я утонула в алкоголе и наркоте. Я хотела покончить с собой, а не разбираться, кто с кем трахается!
– Ты, между прочим, очень хорошо образована, играешь в «бедненькую». Вот как тебя видит прокуратура. Никто тебе не верит. Иди, рассказывай сказки в своем клубе своим клиентам-дальнобойщикам, но ты не сможешь убедить прокуратуру в своей невиновности. Ты полна идиотских теорий и думаешь, что права. Если ты уже улетела от мужа, уже была с детьми, уже была свободна, зачем вернулась? Вот тебе вопрос на закуску!
Баттон был багровым и брызгал слюной.
Мы благополучно прошли пограничный контроль в Узбекистане через VIP-отделение аэропорта, где начальником смены в тот день был мой родственник, и мама организовала наш вылет.
Прилетев в Пущино, мы с детьми поселились в маленькой квартирке недалеко от дома, где жила моя сестра. Наш дом был окружен хвойным лесом, и запах елей стал запахом свободы, пьянящей свободы! Но что в первую очередь бросалось в глаза, так это много добрых, отзывчивых людей. Куда ни взгляни, во всем чувствовался непринужденный, ничем не скованный дух, и я невольно откликалась на него всем сердцем. Как было здорово бродить по аллейкам парка и разговаривать со встречными прохожими, разговаривать о простых вещах – о погоде, о вкусе новой колбасы, которую завезли на местный рынок, о школьных делах своих детей!
Я не пила спиртного и не использовала наркотики. Мы готовились к Новому году, но я заболела, и мы так и не встретили Новый год. Я начинала чувствовать робкое счастье, которое, как дуновение ветерка, давало о себе знать и потом опять исчезало. Эльнар, казалось, остался в другой жизни, за кадром, но он наблюдал за кадром. Безотчетный страх, что однажды я проснусь и это окажется просто моим сном, приводил меня к частым паническим атакам, ночным кошмарам. Челюсти прошлого впивались в меня, в самую мягкую ткань моего существа – счастье настоящего. Эту хватку невозможно было ослабить! Оглядываясь назад, я четко понимала: вот уже десять лет подряд я тайком наблюдаю за тем, что происходит в тайнах моей души. И нет этому конца.