– Ваша честь, я все еще настаиваю на вынесении специального вердикта, поскольку прокуратура не смогла представить неоспоримые доказательства, что заявленная женщинами сумма денег действительно происходит от их «принудительного» труда.
– Предложение защиты отклоняется. Мы не можем вынести специальный вердикт в силу того, что этот закон новый, и нет методических рекомендаций от Верховного суда. Миссис Вильямс, каким образом вы вычисляли сумму, которая отражается в обвинениях как заработанная женщинами принудительным трудом?
– Ваша честь, мы считали деньги трех жертв по книге «расходов и приходов», которую им установил подсудимый Эльнар Низами. Женщины должны были записывать, сколько заработали и сколько взяли на свои личные расходы из этой суммы. Записав, они отдавали все деньги подсудимому. Также там записывалась сумма денег на общие расходы: вода, электричество и так далее.
Тлеющие внутри меня злость и негодование все больше разгорались, заставляя напрягаться, как струна, из-за этой несправедливости. «Что это за правосудие, – думала я. – Что это за система, которая допускает такое? Как это так? Если нет методических рекомендаций, можно пускать под откос жизнь людей?» К тому же в эту книгу можно было вписать все что угодно!
Все оставшиеся несколько дней я была как в тумане. На суде шли горячие споры: считали, сколько кто кому должен, кто у кого взял и сколько взял – цифры не совпадали. Почти каждый день созывалось закрытое совещание для обсуждения законов, по которым следовало бы нас осудить, но, похоже, ни миссис Тейлор, ни прокурор Вильямс, ни даже Харрис не могли прийти к какому-либо вразумительному соглашению. По очереди приглашали всех работников университета, обсуждая вопрос о том, как произошло такое, что были подписаны приглашения от университета женщинам без учета их академического уровня, и многих других, включая послов США в Узбекистане, которые недобросовестно проводили интервью при выдаче виз.
Наконец пришло время заключительным речам главных героев суда. Их предстояло произнести прокуратуре и защите.
Первой должна была выступить миссис Вильямс. Она торжественно встала произнести свои последние напутствия присяжным.
– Дамы и господа! – начала прокурор. – Сегодня на вас возлагается одна из самых серьезных и почетных гражданских обязанностей – вам предстоит сопоставить факты, доказательства и установить истину. Задача трудная, я знаю. Конечно, то, что вы слышали в течение двенадцати дней, тяжело собрать воедино, и это естественно – детали забываются, впечатления стираются, теряют яркость воспоминания. Мы также понимаем, что доказательства данного дела противоречат друг другу. Вы должны в первую очередь разобраться в своих чувствах. В этом вам поможет интуиция гражданина свободной страны, которая не потерпит рабства в любом виде! При других обстоятельствах вы могли бы отказаться и не вкладывать своего времени и сил, которые вы могли бы посвятить семье и детям. Здесь вы не имеете права это сделать. Вы должны принять решение.
Совершено преступление, этого никто не отрицает. Есть жертвы, и вы их слушали. Эти жертвы могли бы быть вашими дочерями или сестрами. Эти бедные девушки приехали в нашу страну быть свободными и счастливыми. Они поверили, от души поверили этим алчным поработителям. Вместо того чтобы жить и радоваться в свободной стране, они превратились в рабынь. Вы не обязаны устанавливать причины преступления; они уже ясны – нажива! Нажива за счет молодых необразованных девушек. Мотивы человеческих поступков не всегда поддаются объяснению, но вы обязаны по крайней мере попытаться определить, что же в действительности произошло. Если вы этого не сделаете, мы не узнаем, заслуживают ли эти люди наказания или должны быть освобождены. Но я хочу обратить ваше внимание, что перед вами женщина-стриптизерша; такие, как она, соблазняют наших мужей, разрушают наши семьи. Она приехала в нашу свободную страну, чтобы воспользоваться доверчивостью и добротой наших сограждан-мужчин, у таких, как она, нет моральных границ. Подумайте! Если у человека нет моральной этики, то он способен на все, в том числе принуждать молодых наивных девочек на рабский труд.
Поймав волну подтверждающего шепота и сделав несчастное выражение лица, женщина-прокурор предостерегла всех остальных домохозяек-присяжных «не допустить ошибки» в вынесении приговора. Вильямс бросила страдальческий взгляд на присяжных заседателей. Лицо ее осталось непроницаемым, лишь легкая улыбка удовлетворения гуляла по краешку рта. Она знала, какой мощный эффект оказала ее речь на заседателей. Эмигрантка-стриптизерша, которая соблазняет их бесценных мужей. Это была бомба! Но Вильямс не останавливалась!
– Вы слышали, дорогие мои соотечественники, что на заседании суда выдвигался аргумент, что этих бедных женщин не ограничивали в передвижениях – они могли пойти, куда хотят, и поэтому их положение нельзя назвать рабством. Одна жертва съездила домой в Ташкент и вернулась обратно, другая вышла замуж за американца… Да, это правда! Но я, думая об этом, все время вспоминаю те далекие времена нашей страны, когда наши предки-рабы не были ограничены в передвижении – они выезжали в свой город из плантаций, где они работали, они выезжали на рынок, они даже могли посетить своих родственников в других частях страны… Но они никуда не убегали… Они знали, чем их свобода может закончиться, поэтому влачили свое жалкое существование в рабстве. И это было рабством. Не напоминает ли все это ситуацию с женщинами-стриптизершами из Узбекистана? Их жизнь тоже проходила в рабстве! Свобода досталась нашему народу очень дорогой ценой, и мы, американцы, не потерпим повторения рабства в нашей стране!
Ярко бросалась в глаза навязчивая и, конечно, наигранная откровенность, которую Вильямс продемонстрировала здесь, в своей заключительной речи. Все заседатели были под гипнозом ее слов, жестов и взгляда. С разинутыми ртами они ловили не только каждое слово, но и вздох прокурора.
– Если мы не можем установить истину, разве можно надеяться на правосудие? – финальным ударом добила заседателей Вильямс.
Представитель американского правосудия закончила говорить и, сияя, как начищенная монета, села на свое место. Ее выступление взбудоражило аудиторию. Ее способность подавать себя и давить на других с нахальной самоуверенностью, конечно, склонили мнение присяжных в выгодную для прокуратуры сторону. Ее дьявольское, злобное выражение лица и светская улыбка со следами ярко-красной помады на зубах, делали из нее классического вампира из фильма про Дракулу.
Затем последовали короткие речи наших адвокатов, которые уже ничего не значили, – присяжные смотрели на них с выражением: «Да говорите, говорите, но мы-то уже знаем правду!» Выступила пара оставшихся свидетелей, стоявших и говорящих только: «Да, ваша честь».
Пришло время присяжным заседателям идти в комнату совещаний выносить вердикт. Судья прогремел своим обычным громким тоном, обращаясь к коллегии присяжных:
– Большое спасибо за то, что вы пришли сегодня к нам. Я слышал все доказательства, представленные в ходе этого судебного разбирательства, и эти доказательства я изучил с большим вниманием, вплоть до последней мельчайшей детали. Позвольте сказать вам, господа, что я вместе с вами, гражданами города и округа питаю надежду, что в этом случае, как это всегда бывало, восторжествует справедливость. Сотни и даже тысячи присяжных, которые приходили до вас, проделали замечательную работу. Мы уверены, что и вам удастся это сделать. И, повторюсь, что ваша обязанность – воспринимать всю полученную информацию здраво, беспристрастно и непредвзято, независимо от очередных высказываний репортеров, газет; ваша обязанность не поддаться их эмоциональному влиянию. Справедливость должна восторжествовать.
Судья сделал короткую паузу, поправил очки и продолжил:
– Я твердо верю в закон и верю в вас, чья задача состоит в том, чтобы защищать закон, следить за тем, чтобы он соблюдался.
Харрис отпустил заседателей в закрытую комнату на совещание. Заседатели заседали почти два дня…
Суд присяжных в США – очень странный механизм. Устроен он так: судья ведет дело и решает все юридические вопросы, возникающие по мере процесса, и в конце дает инструкции присяжным. Судья направляет их по ходу процесса, отсеивая ненужное и оставляя нужное. А вот уже вину определяют двенадцать человек простых граждан, не имеющих юридического образования. Решить, верить или нет, должны вот эти двенадцать человек. Я все время думала: после такой отвратительной прессы и после победоносной речи прокурора округа, как эти обычные, необразованные и запуганные законом люди, послушные трудяги из провинциального города не поддадутся эмоциональному влиянию негативно настроенного общества, подогретого высказываниями прокуратуры? Конечно, финал представления был предопределен.
Погода в последний день суда выдалась солнечная. Прямо напротив тюрьмы была видна башня католической церкви – как напоминание заключенным о вечном грехе и необходимости вечного покаяния. Это было запечатлено в камне готического здания – предупреждение о том, что страдания еще не окончены, нам еще предстоял Судный день с последующим определением в ад. Церковь и окружная тюрьма – символы страданий и поисков вечности!
С самого утра все казались встревоженными и ожидающими. Обвинители нервничали, чтобы присяжные подтвердили обвинения прокуратуры, защита нервничала, чтобы обвинения были смягчены или вовсе сняты. Эльнар все интенсивнее глотал слюну и, как рыба, с выпученными глазами, не моргая, смотрел на судью, а я от усталости и голода откинулась назад и бормотала молитву из Корана, которой научила меня в глубоком детстве бабушка. Я бубнила что-то нечленораздельное и сама не могла понять что. Я вслушивалась в свое бешено бьющееся сердце и старалась побороть наваждение, убеждая себя, что ничего страшного не случилось, что это всего лишь эпизод моей жизни и как бы ни повернулось заключение суда – все можно исправить.