а не наступить, и, хотя это очень горькая пилюля, это не конец света. Сосредоточьтесь на том, чтобы сделать свою жизнь, какой бы она ни была в настоящий момент, самой лучшей – такой, какой она может быть. И помните: это не конец, пока Бог не скажет, что все кончено. Судья может ударить молотком и сказать: “50 лет”, но я видела, как люди, приговоренные к пожизненному заключению, выходят из тюрьмы. Это может случиться, поэтому сохраняйте эту надежду.
С любовью ко всем, кто остался в этом мире,
Лиза».
Глава 16Любовница президента Форда
Я старалась как можно больше времени проводить на стадионе и усиленно заниматься физкультурой. Мне нравилось открытое пространство, я с удовольствием бегала по стадиону. Это был большой пустырь, окруженный песчаной беговой дорожкой, а затем я шла в спортзал и поднимала гири и штангу. Я вспоминала прошлые годы, когда для меня после заточения в окружной тюрьме это маленькое поселение заключенных женщин казалось свободой. Я не могла забыть завещание Лисы и, глядя на горизонт, где простиралась огромная долина, думала: «Сколько сил и храбрости было в этой женщине! Какая жизнеутверждающая позиция!» Ведь она и была свободной, свободной в полете своих мыслей и воображения. Свободной в принятии своей реальности и осознании реальных положений дел. Это заставляло меня задуматься о своей жизни и о том, куда я направляюсь. Но депрессия росла, и я чувствовала себя беспомощной.
Что меня сдерживает быть такой же внутренне свободной? Там же, в Дублине, сидела одна вечно недовольная старушка отталкивающей внешности по имени Сара Джейн Мур – ведьма, которую даже арестанты ее расы избегали. Но всеобщая ненависть мало беспокоила ее.
Саре Джейн Мур было лет 75. Мясистые складки и глубокие борозды на ее пухлом лице придавали ей очень непривлекательный вид – она напоминала бульдога, обвисшие щеки тряслись при каждом движении ее лица. Бросая вызов калифорнийскому солнцу, она постоянно носила смешную брезентовую панамку, что делало ее еще более несуразной. Ее уже совсем седые волосы, густые и курчавые, торчали из-под панамки и выглядели непричесанными. Говоря по-английски с утрированным акцентом, она постоянно с вялым ехидством поддевала других женщин. Разумеется, не всем нравились ее нападки, но люди терпели их, потому что Сара часто бывала полезной, а порой просто незаменимой. Дело в том, что она получала свежую кошерную еду, упакованную в коробочки и пакеты. В больших пакетах для ланча содержались неразрезанные фрукты и овощи с сырными палочками. На ужин всегда были небольшие блюда нескольких наименований, которые можно было согреть в микроволновой печи и которые включали настоящую рыбу, говядину или баранину. Каждый вечер на ужин она дополнительно получала сыр, йогурт и выпечку, тоже закрытые в вакуумные коробочки. Неиспорченность и чистота кошерной еды были гарантированы. Конечно, она не могла поглотить такое количество еды и обменивала ее на нити для вышивания, канцтовары или стиральные порошки, которые были очень дорогие в тюремном ларьке. Чтобы получить кошерную еду, многие заключенные пытались притвориться евреями, но они должны были доказать, что они евреи, и пройти интервью со священником-раввином, который приходил в нашу тюрьму по пятницам. Иногда тюремные охранники расспрашивали заключенных о Торе, пытаясь доказать, что они не евреи. Но самую ответственную роль в выявлении лжеевреев взяла на себя Сара Мур.
Из-за того, что она постоянно пыталась всех уличить во вранье, ее не очень любило местное население, и женщины старались не общаться с ней. Чаще всего Сару можно было увидеть мирно беседующей с офицерами-надзирателями. Ходили слухи, что Сара была бывшей любовницей президента Форда и родила сына, которого он не признал. Тогда Мур было 45 лет, она была замужем четырежды, у нее было пятеро детей, и она работала бухгалтером. Эта женщина отказалась от четырех своих детей и воспитывала только самого младшего, Фредерика, про которого все и думали, что он действительно был сыном президента. Ненависть и обида на Форда привели к тому, что она пыталась убить его и стреляла в него в Сан-Франциско.
Сама Сара упорно рассказывала, что она была связана с левацкими группами в Калифорнии, и ее вовлекли на общем фоне после Вьетнамской войны; ей рассказывали о бедности и других проблемах, и тогда она верила, что Америке были нужны революционные перемены, а искрой могло бы стать убийство президента.
22 сентября 1975 года Сара Джейн Мур с близкого расстояния выстрелила в президента, когда он выходил из гостиницы St. Francis в Сан-Франциско. Президента спасло вмешательство отставного морпеха, толкнувшего в последний момент перед выстрелом руку Мур, вследствие чего пуля прошла в нескольких сантиметрах от головы Форда и, отрикошетив от стены отеля, ранила случайного прохожего. Мур задержали на месте преступления и затем приговорили к пожизненному заключению. К тому времени, когда я ее встретила, она уже провела за решеткой около 30 лет. Именно в тюрьме, по ее словам, она начала постепенно понимать, что ею просто воспользовались. Она пришла к выводу, что ее действия были «неправильными… серьезной ошибкой».
Нам никогда не удастся узнать, что произошло на самом деле, где правда, а где ложь. Не могу с уверенностью сказать, но, думаю, дыма без огня не бывает. Но то, что она была зловредной старушкой, это точно. Сара жила в крыле для инвалидов – там, где был расположен ряд телефонов. Очередь на телефоны выстраивалась длиннющая. После каждого поголовного счета, когда дежурный офицер кричал «Чисто», гурьба женщин вылетала из своих комнат и пробивалась к телефонам, занимая очередь. А Сара спокойненько выкатывалась из своей комнаты на инвалидной коляске и занимала первые места на три телефона, не подпуская ни одного человека впереди себя. Все негодовали, но никто не мог ничего сделать. Она, как пуленепробиваемый бронетранспортер, блокировала своей коляской телефоны.
Она была зловредной старушкой, это да. Но она мне выдала такое умозаключение, что я стала совсем по-другому относиться к себе и окружающим. Однажды она, как всегда, сидела в своей коляске у дверей блока, чтобы первой докатиться до столовой. Ее окружала возбужденная толпа голодных женщин, которые тоже нетерпеливо прижимались поближе к двери, чтобы не опоздать на первую раздачу еды. Двери открылись, и толпа женщин рванула по дорожке к chaw hall и почти опрокинула коляску Сары. Коляска накренилась, и Сара вывалилась бы из нее, если бы я не поспешила ее удержать. Но вместо благодарности или хотя бы теплого взгляда я получила ее издевательски-злое рычание:
– Я тебя просила спасать меня? Я сама бы справилась!
Ее бульдожьи скулы тряслись от негодования, а маленькие глаза заволокло красным ободком.
– Да ты бы упала в лужу!
– А ты опоздала на ужин, спасительница! Тоже мне! Это мои проблемы, а не твои! Многие люди болтают всякую хрень про помощь ближнему, но тебе придется проживать свою судьбу каждую минуту, – сказала Сара. – Просто проживай ее и не старайся угодить кому-то.
– Я не собиралась угождать. Это просто был порыв, я хотела помочь. – С моей точки зрения, это был сущий пустяк, и мне хотелось рассмеяться. Однако для нее это, очевидно, было очень важно, и я догадывалась, что ей нечасто приходилось делать такие признания.
– Ну да, ты скажешь, что я бездушное существо, – успокоившись, протянула Сара ленивым тоном. – Всякий здравомыслящий человек рано или поздно понимает, что если он сам о себе не позаботится, то никто этого не сделает за него. Добродетель и возвышенные идеалы, конечно, имеют свою ценность в исторической перспективе, но в повседневной жизни, особенно в тюрьме, ты лучше бы в первую очередь думала о себе.
Сара Джейн помолчала, и я ожидала, что она переменит тему, но она продолжала продавливать свою теорию:
– Зачем ты всегда стараешься быть хорошей? Я наблюдаю за тобой, и мне становится не по себе. Даже противно! Живи своей жизнью, и необязательно приходить всем на помощь. Люди сами способны решать свои проблемы. Зачем ты лезешь?
– Нет, я… Я просто хочу помочь, – я ошарашенно смотрела на эту бабуську, которая говорила то, что откликнулось во мне резкой болью. Я была такой ответственной, такой надежной и гордилась этим. А эта старая кляча посягнула на то единственное, что я ценила в себе.
– Видишь ли, ты считаешь себя ответственной за весь мир, но отказываешься принять ответственность за свою жизнь. Таким образом, ты просто зажигаешь красную лампочку: «Используйте меня!»
В справедливости этой формулировки я убедилась на собственном опыте. Стоило мне однажды помочь одной женщине с ее болью в ногах – я сделала ей массаж позвоночника, как она начала подкатывать ко мне по нескольку раз на дню, пока мое терпение не лопнуло и не пришлось довольно грубо отказать ей в ее просьбах.
Когда я узнала старушку Мур ближе, у меня сложилось впечатление, что она совсем не такая, какой хочет быть среди заключенных. Я смотрела на нее по-другому. Мне показалось, что у нее даже изменился взгляд – он стал гораздо мудрее и пронзительнее. Видимо, этой древней старушке пришлось пройти немало испытаний.
– Мне больше 75 лет. То, что я тебе скажу, – это одни из лучших выводов, которые я когда-либо делала. Мы проводим свои первые 20 лет, беспокоясь о том, что люди думают о нас. Следующие 20 лет мы клянемся, что нам все равно, что о нас думают люди. А потом мы проводим следующие 20 лет, понимая, что они не думают о нас. Мы наконец понимаем, что всем, по сути, нет никакого дела до нас. Вот тогда наступает освобождение! Но и жизнь в 60 лет мы не можем вернуть. Любой день по эту сторону чужих проблем – хороший день. Кто-то вчера не успел понять это. Однажды, много лет тому назад, когда я шла к автобусной остановке, меня сбило такси. Я провела месяц в реабилитационном центре с двумя сломанными ногами, черепно-мозговой травмой, множественными травмами спины и другими переломами. В ночь перед тем, как меня сбили, была сбита и молодая супружеская пара. Они оба умерли. Они не успели понять, что нельзя ждать завтра, у нас есть только сегодня, и это сегодня лучше использовать для себя, а не для другого. И я научилась тратить больше времени на то, чтобы ценить то, что у меня есть: бьющееся сердце, возможность взять чашку кофе в руки, глаза, которые видят эту чашку и знают, какого она цвета. У каждого из нас благословений предостаточно, чтобы сосредоточиться на себе, а не спасать других.