– От чего она умерла?
– У неё же было малокровие, от этого и умерла.
Возможно, что и так.
Я работал ветеринаром. Подходящее занятие для убийцы. Можно сколько угодно использовать анестетики, которыми свалишь и слона. Провинциальный ветеринар всё время в разъездах. Пока городские ветврачи протирают штаны в лечебницах, осматривая кошечек и собачек, провинциальные врачуют коров, свиней, домашнюю птицу и постоянно находятся в пути. Мне случалось оперировать лошадей. Если не считать каких-нибудь кур, лечить приходилось млекопитающих. А их внутренности не так уж сильно отличаются от человеческих.
Снова очнулся непонятно где. В совершенно незнакомом районе. Как мне потом рассказали, местные юнцы заметили, что я шатаюсь туда-сюда и окружили меня, а я испугался и полез в драку. Появился полицейский, связался с кем-то по рации, отвёз меня в участок. Теперь это часто происходит: теряю память и брожу по всей округе, пока местные не хватают меня и не отправляют в полицию.
Так и повторяется: незнакомое место, захват, полицейский участок.
Болезнь Альцгеймера для стареющего серийного убийцы – как телепередача «Розыгрыш», которую устраивает сама жизнь. Сюрприз, вас снимали скрытой камерой! Испугались? Ну извините, это всего лишь шутка.
Решил каждый день заучивать по стихотворению. Попробовал, совсем не просто.
Я плохо знаю современных поэтов. Их слишком сложно понять. Однако эти строчки мне понравились. Запишу здесь.
«Моя боль не имеет субтитров, её не прочтёшь». Ким Кёнчжу, «Безжалостный город».
И ещё оттуда же:
«Прожитое мною время – это вино, которое никто не попробовал. Я же пьянею от одной этикетки».
Выбрался в город за продуктами. У лаборатории, где работает Ынхи, вышагивал туда-сюда какой-то мужчина, показавшийся смутно знакомым. Кто такой, не смог вспомнить. Только когда по дороге домой увидел ехавший навстречу мне джип, понял. Это же был тот самый мерзавец. Проверил его имя в блокноте. Пак Чутхэ. Он подбирается к Ынхи.
Снова стал заниматься спортом. В основном тренирую руки. Врач говорил, что спорт помогает замедлить прогрессирование болезни, но я упражняюсь не из-за того. Всё ради Ынхи. В решающей схватке сильные руки помогут победить противника. Схватить, сдавить, не отпускать. Горло – слабое место млекопитающих. Если кислород не будет поступать в мозг, смерть наступит в течение нескольких минут. Или, как минимум, мозг будет повреждён необратимо.
Знакомый из Культурного центра однажды обронил, что ему нравится моё стихотворение и он опубликует его в своём литературном журнале. Было это тридцать с лишним лет назад. Я не возражал, и через некоторое время он позвонил. Спросил, куда отправить журнал, когда тот будет готов. И ещё назвал номер своего банковского счёта. Я спросил, должен ли я ему заплатить, и он ответил, что все так делают. Тогда я отказался публиковаться, но он начал хныкать, что издание почти готово и менять сейчас что-либо было бы затруднительно. Меня охватило сильнейшее желание объяснить ему, что такое настоящие трудности, о которых он, очевидно, не имел ни малейшего понятия. Но всё-таки в сложившейся ситуации виноват был не только он – вся эта история началась из-за моего самомнения. Через несколько дней мне доставили двести экземпляров местного литературного журнала с опубликованным стихотворением. К ним была приложена открытка, поздравляющая меня с началом литературной карьеры. Я оставил себе один экземпляр, а остальные использовал вместо дров. Стихи хорошо горели.
Во всяком случае, с тех пор меня называли поэтом. Писать стихи, которые никто не прочтёт, – то же самое, что совершать убийства, о которых никто не узнает.
Ожидая Ынхи, сидел возле дома и наблюдал, как солнце спускается за дальнюю гору. Покрытая голыми деревцами гора окрасилась кровью заката, а затем погрузилась во тьму. Может, и правда пора умирать, раз мне стали нравиться такие вещи. Но ведь скоро забуду только что увиденную красоту.
Говорят, исследование останков первобытных людей показало, что большинство живших в доисторическую эпоху умирали насильственной смертью. У многих проломлен череп или разрублены кости. Естественная смерть была редкостью. Стало быть, тогда вряд ли существовала болезнь Альцгеймера, ведь трудно было даже дожить до преклонного возраста.
Я человек доисторической эпохи, оказавшийся не в своём времени. Живу слишком долго. В наказание за это – Альцгеймер.
Одно время над Ынхи издевались в школе. Матери нет, отец – старик, вот дети и не принимали её за свою. Если девочка растёт без матери, она не знает, как следует поступать женщине. Одноклассницы природным чутьём распознавали слабости Ынхи и травили её.
Однажды она рассказала школьному психологу о своей безответной любви. Ей нравился один мальчик. А на следующий день по всей школе распространились слухи о том, что Ынхи бегает за парнями, и её стали дразнить подстилкой.
Всё это я узнал, тайком прочитав её дневник. Я понятия не имел, что мне делать.
Проблема, которую не в силах разрешить даже серийный убийца: травля ребёнка в школе.
Я не знаю, как Ынхи справилась со всем этим. Но раз сейчас у неё всё в порядке, значит, смогла.
Последнее время мне часто снится отец. Во сне он открывает дверь, заходит, садится за низенький столик и что-то читает. Собрание моих стихов. Когда он замечает меня, начинает смеяться, и я вижу, что его рот набит рисовой шелухой.
Если память меня не подводит, я дважды заводил семью. Первая женщина родила мне сына, но однажды они вдвоём исчезли без следа. Судя по тому, что она сбежала с ребёнком, не повесив его на меня, она могла о чём-то догадываться. Я не стал их искать, так как сомневался, что смогу найти даже при всём желании. И она не стоила того, чтобы подключать к поискам полицию.
Со второй женщиной мы даже зарегистрировали брак. Прожили вместе пять лет, как вдруг она потребовала развод, заявив, что больше не в силах меня терпеть. Очевидно, она не имела ни малейшего представления, что я за человек, раз отважилась на такое. Я спросил, в чём я провинился, и она ответила, что я бесчувственный. Что жить со мной – это как жить с бездушным истуканом. У неё был мужик на стороне.
Для меня понимать лица моих женщин было не легче, чем читать тайные письмена. Мне всё время казалось, что они создают проблемы на пустом месте. Я раздражался, когда они плакали, и злился, когда смеялись. Когда начинали дотошно о чём-то расспрашивать, был готов выть от скуки. Иногда хотелось их прикончить, но я подавлял это желание: когда убита жена, подозрение первым делом падает на мужа. Два года спустя я нашёл того кобеля, что окрутил мою жену, искрошил его труп на куски и скормил свиньям. В то время у меня была отличная память. Я никогда не забывал того, чего не стоило забывать.
В связи с серийными убийствами в нашем регионе по телевизору стали часто показывать различных экспертов.
Один из них, сообщивший, что занимается, кажется, составлением психологических портретов преступников, выдал такую речь:
– Начав убивать, серийный убийца уже не может остановиться. С каждым разом навязчивое влечение усугубляется, и это заставляет его выискивать новые жертвы. Пагубная зависимость настолько сильна, что вплоть до заключения за решётку маньяк думает только об одном. А в приступе отчаяния от невозможности убить снова он может наложить руки на себя самого. Настолько непреодолима в нём тяга к убийству.
Эксперты выглядят экспертами, только когда говорят о вещах тебе не знакомых.
Последнее время Ынхи поздно возвращается с работы. Не помню, когда об этом услышал, но в её лаборатории начали исследование по адаптации тропических фруктов и овощей к корейской почве. Выращивают в теплицах папайю, манго и тому подобное. В каждом корейском селении найдутся филиппинки, которые переехали сюда ради замужества. Говорят, им очень не хватает здесь папайи. Поэтому несколько филиппинок помогают в лаборатории ухаживать за саженцами и собирать плоды, как я слышал.
Ынхи, не слишком успешная в контактах с людьми, всей душой привязалась к своим бессловесным зелёным питомцам.
– Растения тоже общаются друг с другом. Когда они чувствуют угрозу, запускается процесс секреции, и они выделяют сильнодействующие химические соединения, предупреждая себе подобных.
– Стало быть, общаются при помощи яда.
– Даже у микроорганизмов есть защитные реакции, позволяющие им выживать.
Псина из соседнего дома повадилась забегать к нам во двор. Метит территорию, гадит где попало. Лает на меня. Это же мой дом, сраная шавка!
Даже если бросить в неё камнем, не убегает, кружит поблизости.
Ынхи, возвращаясь с работы, называет эту тварь нашей собакой. Враньё. Зачем Ынхи обманывать меня?
Я регулярно убивал людей на протяжении тридцати лет. В те времена я действительно был усерден. Теперь срок давности по моим преступлениям истёк. При желании сейчас можно свободно рассказывать об убийствах, которые совершил. Жил бы в Штатах – даже мемуары мог бы публиковать. Все бы меня проклинали. Ну и пусть, если захотят, ведь жить мне осталось недолго. Если подумать, человек я неординарный: так долго убивал, а потом взял и остановился. Наверное, могли бы спросить, как я себя чувствую. Не уверен, но, возможно, как рыбак, продавший свою лодку, или вышедший в отставку наёмный солдат. Вполне вероятно, что кто-то из воевавших с Севером или во Вьетнаме убил гораздо больше людей, чем я. Всем ли им снятся кошмары? Сомневаюсь. По большому счёту, чувство вины не такое уж сильное чувство. Страх, гнев или ревность гораздо сильнее. Вот когда боишься или злишься, заснуть невозможно. Мне смешно, когда герои кинокартин или сериалов не могут спать, мучаясь чувством вины. Что они там употребляют, эти желторотые сериальные щелкопёры?