ого социолога, культуролога и философа Жана Бодрийяра, развивается симулякр в гиперреальности.
В своей работе «Симулякры и симуляция» (Simulacres et simulation, 1981) Жан Бодрийяр описал процесс развития и функционирования симулякра. Впервые термин simulacrum («подобный», «похожий») появился в диалоге Платона «Софист». Впоследствии понятие симулякра находит свое отражение (правда, уже в другом смысле) в материалистической теории эпикурейцев, в частности, Эпикура и Лукреция.
В современный научный дискурс термин «симулякр» в общепринятом значении был введён французскими исследователями Жоржем Батайем, Жилем Делёзом и Жаном Бодрийяром. Так, рассуждая о платоновской концепции симулякра, философ Жиль Делёз в своей статье «Platon et le simulacre» («Платон и симулякр») в книге Logique du sens (Логика смысла) (1969) писал, что симулякр – не просто ложная копия, он «возникает на основе отсутствия сходства». Согласно Делёзу, симулякр – образ, не имеющий основания, подобие, которое скрывает сходство.
Вторую жизнь термину «симулякр» в его современном понимании дал социолог и философ Жан Бодрийяр. В упомянутой выше книге «Симулякры и симуляция» Бодрийяр формулирует новое определение явления симулякра – семиотический знак, не имеющий оригинала в реальности, репрезентация того, что не существует. По мнению Бодрийяра, многие значимые социальные и политические события являются симулякрами, скрывают, что «реальное перестало быть реальным», тем самым «спасая принцип реальности».
Жан Бодрийяр. Источник: geopolitica.ru
Также вызывает интерес позиция социолога относительно террористических актов. По мнению Бодрийяра, они являются «преступлениями-симулякрами», поскольку их сценарии и возможные последствия заведомо известны, а сами они «заведомо вписаны в дешифровку и ритуальную оркестровку средствами массовой информации». Точку зрения Жана Бодрияйяра во многом разделяют отечественные и зарубежные исследователи психологии терроризма. Так, профессор Брюс Хоффман в своей книге Inside Terrorism («Терроризм – взгляд изнутри») пишет, что каждая террористическая группировка не совершает случайных или необдуманных действий, поскольку «все они желают получить максимальную огласку своих акций и добиться запугивания и подчинения ради исполнения своих замыслов».
Современные СМИ, являясь главным каналом передачи информации о террористических актах, играют крайне важную роль в расчётах террористов. Лишь распространив террор на как можно более широкую аудиторию, террористы имеют возможность заполучить максимально эффективное средство для достижения крупных политических изменений. Мысль об искусственной, симулятивной природе актов террора, выраженную Бодрийяром, за несколько лет до этого высказал американский исследователь Брайан Дженкинс. В 1974 году Дженкинс вывел свою знаменитую формулу «терроризм – это театр» в статье “International terrorism: A new kind of warfare” (Международный терроризм: новый тип военных действий). Исследователь утверждал, что террористические акты зачастую тщательно срежиссированы, чтобы «привлечь внимание электронных СМИ и международной прессы».
В наше время терроризм стал одной из актуальнейших проблем человечества. В последние годы все больше исследователей придерживаются мнения, согласно которому акты террора, устрашения в целом, а также так называемые hate crimes (преступления на поче ненависти) являются своеобразными медиа симулякрами, жестокими кровавыми постановками, направленными не только на устрашение и создание атмосферы абсолютного ужаса среди населения, но и на наиболее широкий охват аудитории. Так, своего рода преступлениями-симулякрами являются не только отдельные акты террора 1970-1980-х гг., о которых писал Бодрийяр (взятие в заложники сотрудников американского посольства в Тегеране в ноябре 1979 – январе 1981; захват шиитскими террористами борта американской авиакомпании Transworld Airlines в 1985 и т.д.). Симулякрами можно считать и медийные стратегии запрещённой в РФ террористической организации «Исламское Государство» и предшествующих ей (также запрещённых) группировок «Танзим Каида-т аль-Джихад фи Биляд ар-Рафидейн» (известной также как «Аль-Каида в Ираке» или АКИ) и «Ансар аль-Ислам». По данным некоторых исследователей, эта стратегия была создана и реализована одним из идеологов и лидеров Исламского терроризма Абу Мусой аз-Заркави.
Жан Бодрийяр, однако, рассматривает в качестве симулякров не только акты террора, но и события политического дискурса, процессы глобальной и локальной политики. В качестве яркого и показательного примера политического симулякра Бодрийяр приводит Уотергейтский скандал. Точнее, если обратиться к формулировке автора, «эффект скандала, скрывающий, что не существует никакого различия между фактами и их изобличением». По мнению социолога, Уотергейт лишь создавал впечатление того, что скандал действительно имел место, хотя на самом деле являлся лишь симуляцией, созданной самой политической системой в целях регенерации. Уотергейт появился именно в тот момент, когда американская политическая система испытывала острую нужду в своего рода перезагрузке, и, поскольку таковой не предвиделось в ближайшем будущем, послужил началом принудительной регенерации – отставки Никсона с поста президента и обновления системы.
Однако не только крупные политические процессы, но и отдельные заявления политиков являются, по мнению Жана Бодрийяра, симуляциями, имеющими целый комплекс смыслов, значений и возможных трактовок. Подобным образом можно интерпретировать практически каждый элемент политического дискурса, каждое заявление каждого политика. Эти события и реплики больше не имеют однозначного толкования, что, согласно Бодрийяру, означает «невозможность определить позицию власти в дискурсе».
После становления мемов в качестве полноценного медиатекста и обособленного формата передачи информации, многие исследователи предположили, что мемы являются теми симулякрами глобального медиапространства, о которых писал Жан Бодрийяр. То есть, говоря точнее, воплощением научной абстракции, которые философ называл симулякрами. Ставить своего рода знак равенства между этими явлениями некорректно на сегодняшний момент, однако ряд общих черт между мемами и симулякрами, а также принципы их функционирования, безусловно, могут послужить объектом будущих исследований.
Так Бодрийяр, говоря о террористических актах как явлениях симуляции, утверждает о их заведомой вписанности в дешифровку аудиторией и СМИ. Подобными свойствами обладает и медиамем как единица вирусной информации, о чём было подробно сказано в предыдущих главах данной книги. Как и симулякр Бодрийяра, мемы обладают целым семантическим ядром (см. структуру медиамема), то есть имеют комплекс смыслов, интерпретаций и значений, где необходимый месседж дешифруется аудиторией в связи с контекстом, в который вписана данная информационная единица.
Фазы развития медиамемов и симулякров также весьма похожи. В своей работе Бодрийяр выделил четыре этапа развития образа, которые можно рассмотреть в контексте политических медиамемов:
1. Образ – доброкачественное проявление, отражающее фундаментальную реальность.
2. Образ – злокачественное проявление, фундаментальная реальность маскируется и искажается.
3. Образ маскирует отсутствие фундаментальной реальности, создаёт вид проявления.
4. Образ не имеет отношения к реальности в целом, является симулякром в чистом виде. На этой фазе развития речь идёт уже не о проявлении чего-либо, а о симуляции.
Разумеется, применительно к медиамемам эти четыре фазы развития могут проистекать несколько иначе. Медиамем может проходить несколько этапов одновременно или же развиваться столь стремительно, что границы между фазами словно нивелируются. Однако медиамем развивается подобным образом, последовательно трансформируясь от отражения фундаментальной реальности к единице симуляции, которая не имеет референта в объективной действительности.
Процесс формирования симулякра как такового аналогичен этапам развития медиамема, с той лишь разницей, что в современной медиапрактике политический и рекреативный мем зачастую проходят ещё одну, пятую, фазу развития. На этом этапе мемы трансформируются из единицы, существующей в виртуальном пространстве или гиперреальности (Бодрийяр) в материальный объект действительности и даже субъект медийного пространства. На примере американского и российского политических медиамемов можно наглядно проследить этот процесс, проведя аналогию с теорией французского социолога.
1. Фаза первая. Мем появляется в виртуальном пространстве как отражение некоего референта объективной действительности. В качестве примера можно привести известную оговорку Дональда Трампа в ходе Генеральной Ассамблеи ООН 21 сентября 2017 года. Обращаясь к африканским лидерам, Трамп дважды упомянул несуществующую страну «Намбию». Очевидно, что американский президент ошибся или оговорился, имея в виду Намибию, Гамбию или Замбию. Именно эти страны могли послужить референтом для «Намбии» Трампа.
В отечественной медиапрактике отличным примером мема-симулякра является активно используемый политическими структурами медиамем «вежливые люди». У этого мема есть автор – главный редактор интернет-издания «Голос Севастополя» Борис Рожкин, впервые употребивший словосочетание в своём материале «Вежливые люди захватили 2 аэродрома в Крыму». Рожкин использовал фразу для описания ситуации в Крыму, когда неизвестные солдаты без опознавательных знаков заняли стратегические объекты полуострова, «вежливо попросив выйти» охранявших их людей. Медиамем отсылает лишь к конкретному изображаемому объекту реальности – неким вооружённым людям. Фраза реплицируется от пользователя к пользователю, сопровождаемая фото и видео с действующими на полуострове солдатами.
2. Фаза вторая. В несуществующей «Намбии» Дональда Трампа действительность маскируется и искажается. На политической карте мира «появляется» новая страна-симулякр, что является второй фазой развития мема. При этом на данном этапе развития медиамема «Намбия» существует исключительно в контексте конкретной речи Дональда Трампа.