Словосочетание «вежливые люди» воспринимается исключительно в связи с определённым контекстом. Выстраивается ассоциативный ряд, включающий в себя сам термин, а также такие понятия как «Крым», «военные», «вооружённые люди», «солдаты без опознавательных знаков» и так далее. Оба мема не существуют в отрыве от определённого фона, однако уже не ограничиваются несколькими упоминаниями в текстах блогеров и интернет–публикаций.
3. В ходе третьей фазы развития «Намбия» начинает распространяться среди интернет-аудитории, исчезает прочная связь с контекстом. Ошибка Трампа используется не только в связи с конкретным выступлением, но как инструмент критики президентской политики и непрофессионализма – мнимого или действительного – Дональда Трампа и его администрации в целом.
Медиамем «вежливые люди» начинает восприниматься как самостоятельная единица, не зависимая от изображаемого/описываемого фона. «Военная операция», «вежливость», «ненасильственная операция», «мирные военнослужащие» – эти и ряд других идей ассоциируются с употреблением мема. Подчёркивается созависимость этих понятий; она задаёт контекст фону, на котором появляются «вежливые люди»
4. Фаза четвёртая. «Намбия» оформляется в гиперреальности как самостоятельный симулякр. Мем становится собственно мемом, обрастает комплексом значений, интерпретаций и смыслов. Это семантическое ядро отличается от того, которым изначально обладала «Намбия» Трампа. При этом «Намбия» как мем апеллирует к возможным референтам, – Замбии, Гамбии и Намибии – но, безусловно, не имеет с ними ничего общего, являясь, по сути, копией второго порядка, симулякром симулякра. Тем не менее, «Намбия» как символ невежества, некомпетентности администрации 45-го президента США прочно укрепляется в американском политическом дискурсе наряду с такими клише как «Австр(ал)ия» Джорджа Буша-младшего (когда Буш перепутал Австралию и Австрию) и многими другими нелепыми ошибками американских политических деятелей.
«Вежливые люди» также оформляются в самостоятельный мем. Президент Путин объявляет во время «прямой линии», что под этим понятием подразумеваются именно российские военнослужащие – выявляется реальный материальный объект, отражением которого в гиперреальности является медиамем. «Вежливые люди» к тому моменту уже обладают собственным сформировавшимся комплексом значений. Мему больше не нужен фон, он входит в употребление как эвфемизм для обозначения российских военнослужащих в целом. Появляются стихи, рисунки, коллажи, комиксы, обыгрывающие «вежливых». Медиамем становится источником фольклора и частью онлайн– и офлайн–культуры, переходя из сетевого пространства в СМИ. «Вежливые люди» – уже не только участники операции в Крыму, это собирательный образ и символ армии, ряд представителей власти (Путин, Шойгу, Лавров, Чуркин и другие). Оба мема уже не соотносятся с первоначальными объектами.
5. Фаза пятая. «Намбия» переходит из гиперреальности в действительность в виде материального объекта. Создаются специальные «карты Африки, созданные для Президента Трампа», где на материке отмечены несуществующие страны, выдуманные американскими политиками или голливудскими режиссёрами, такие как Намбия, Демократическая Республика Бонго, Тарзания, Кеннедия, а также Сальмонелла, Чайка, Швейцария, Джеймс Кемеров, Нигер (с примечанием «Никогда не произносите это название вслух, мистер президент») и MAGAgascar (от аббревиатуры MAGA – Make America Great Again). Ошибка Трампа не просто вошла в политический дискурс, но стала частью действительности в качестве нового её объекта, подменяющего реально существующую Намибию. Так, в США можно купить флаг «Намбии», упомянутую выше карту и «Nambian covfefe» – «Ковфефе из Намбии» (отсылка к ещё одной ошибке 45-го президента США, когда Дональд Трамп в одном из твитов совершил опечатку, написав «covfefe» вместо «coverage»). Подробно о меме «covfefe» мы поговорим далее.
Карта Африки для президента Трампа. Источник: sapeople.com
«Вежливые люди» не только «не отстают» от Намбии, но и во многом опережают её. Медиамем становится брендом Министерства Обороны РФ, в продажу поступают сувенирная продукция, одежда, картины и коллажи с изображением мема, книги, шевроны и даже игрушки. Более того – «вежливые» даже удостоились собственного памятника.
Оба мема отсылают к первоначальному значению, – однако не тождественны ему. Вы не сможете купить авиабилет в Намбию ни за какие средства по той причине, что такой страны не существует в действительности. Точно так же памятник «вежливым людям» является памятником образу, символу, но не конкретным солдатам, проводившим весной 2014 года операцию в Крыму. И «Намбия», и «вежливые», как многие другие политические мемы, существуют в действительности как попытка материализации симулякра, но не отражение объективной реальности. Таким образом альт-реальность пытается подменить собой действительность.
Памятник «Вежливым людям» в Крыму. Источник: ria.ru
Этот процесс подобен описанному М. Бахтиным, а также Д. Лихачёвым и А. Панченко, поскольку в результате развития ряда культурных и информационных единиц (смеховой культуры, симулякров, медиамемов) формируется некая альтернативная реальность (гиперреальность, альт-реальность, антимир), которая в конечном итоге способна полностью или частично заменить собой объективную действительность. В отличие от «антимира» Лихачёва и Панченко, а также «праздника дураков», описанного Бахтиным, современная альтернативная реальность формируется преимущественно в массмедиа при помощи специальных техник и приёмов манипуляции, а также ряда форматов и культурных единиц, таких как медиамемы, и не антитетична реальности. Она дополняет и замещает её собой, не являясь её противоположностью. Это, скорее, соответствует т.н. концепции пост-правды, где правда и ложь, серьёзное политическое заявление и шутка, личность и симулякр нередко неотличимы друг от друга.
Чистая пост-правда
Является ли ложь ложью, если все знают, что это ложь?
HouseM.D.
Данный процесс формирования альт-реальности в медиа ряда развитых и развивающихся стран позволяет исследователям говорить о новой информационной политике глобального медиапространства. Речь идёт о так называемой «политике пост-правды» (post-truth politics), основными чертами которой является воздействие на эмоции аудитории и уход от основных вопросов политического дискурса, акцентирование внимания на второстепенных, менее значимых аспектах политики.
В 2016 году слово post truth (пост-правда) стало словом года по версии Оксфордского словаря, который определил его следующим образом: термин, который
«касается или обозначает обстоятельства, при которых объективные факты менее воздействуют на формирование общественного мнения, чем призывы к эмоциям и личным убеждениям».
О политике пост-правды и ее доминирующей роли в современном медиапространстве особенно активно заговорили теоретики и практики медиа после выхода Великобритании из ЕС (Brexit) и победы Дональда Трампа в президентской гонке 2016 года. Ряд исследователей полагают, что пост-правда особенно характерна для медиа таких стран, как США, Россия, Великобритания, Индия, Испания, Япония, Турция и Австралия. Это может быть обусловлено 24-часовым новостных циклом, ложным балансом новостных сообщений и растущей повсеместностью социальных медиа и соцсетей.
Испанский журналист, бывший редактор второй по популярности газеты Испании ABC и издания El Correo Хосе Антонио Сарсалехос в своей статье «Communication, Journalism and fact-checking» («Коммуникация, журналистика и фактчекинг») пишет, что в глобальном медиапространстве произошел ряд трансформаций, который вызвали озабоченность исследователей и практиков. В медиа, по мнению Сарсалехоса, главенствует (to triumph) не правда, а некие «изображения», которые «не имеют ничего общего с правдой», и при этом остаются «безнаказанными» (go unpunished). Журналист цитирует испанского писателя Адольфо Муньоса, который написал в газете El País:
«политические мистификации (political hoaxes) торжествуют в медиа (triumph), поскольку у них есть все необходимые качества чтобы стать тем, что Ричард Докинз называет мемами».
Хосе Антонио Сарсалехос убеждён, что современное общество живет во «вселенной мемов» (a universe of memes), где пользователю недостаёт критериев для того, чтобы отличить «истину от лжи, определенное от вероятного, однозначное от двусмысленного».
По мнению директора по коммуникациям испанского подразделения сайта Change.org Альберта Медрана, политика пост-правды не является новым и уникальным феноменом. Исследователь отмечает, что подобный процесс создания альтернативных реальностей под контролем СМИ десятилетиями назывался пропагандой, однако несмотря на изменения в терминологии, сущность данного процесса претерпела незначительные изменения. Это все те же «альтернативные реалии, основанные не на фактах, а на эмоциях, не на данных, а на восприятиях».
Разница, по мнению Медрана, заключается лишь в том, что с появлением мультимедийных технологий и конвергентных медиа процесс формирования альт-реальности стал инструментом с обоюдоострыми краями (double-edged tool). С одной стороны, альтернативная реальность и обилие информационного мусора не позволяет пользователю получить доступ к фактам и правдивой информации. В то же время в глобальном медиапространстве ложь получает беспрецедентный импульс, она распространяется «со скоростью лесного пожара» и «плавает на поверхности» (floating on the surface) годами.
Пользователи, по мнению автора, перестали доверять институтам, политикам и компаниям, уровень доверия которых в последние десятилетия «только и делал, что падал». Это падение Альберт Медран сравнивает с торжеством альт-реальностей и политикой пост-правды, с которой «невозможно бороться пресс-релизами и статьями в газетах». Единственный способ борьбы с альтернативной реальностью, которую формируют медиа, он видит в налаживании четкого механизма обратной связи (feedback), в рамках которого институты могли бы без посредников общаться с гражданами, а крупные компании – с потребителями.