Выстаивать на утренних приемах у дурных людей и заводить речи с дурными людьми для него было все равно, что если бы он сел в угольную пыль, облаченный в парадные одежды и надев парадный головной убор.
Вникая в его сердце, питавшее отвращение ко всему дурному, думаю, что, стоя рядом с поселянином, у которого головной убор был бы надет не ровно, как полагается, он, стыдливо поглядев на него, отошел бы прочь, словно опасаясь запачкаться от него.
По этой причине он не принимал даже тех владетельных князей-чжухоу, ездивших к нему с приглашениями на службу, среди которых были желающие научиться его уменью вести споры. А то, что он не принимал даже и таких, означает, что он не придавал никакого значения поступлению на службу.
Лю-Ся Хуэй был таков: он не стыдился состоять на службе при алчном правителе, не считал унизительным занимать должность мелкого начальника. Продвигаясь вперед по службе, он не скрывал своей просвещенности и обязательно руководствовался своим путем. Он не роптал (обижался. – В. К.), когда оставался не у дел, не жаловался, когда бывал в беде и нужде. Потому-то он говорил так: «Ты живи сам по себе, а я буду жить сам по себе! Хоть расстегнутый и даже голый, если ты станешь подле меня, как может быть, чтоб этим ты запачкал бы меня?!»
Вот почему он чувствовал себя со всеми непринужденно, но не терял самого себя (т. е. своего достоинства. – В. К.).
Когда его удерживали и оставляли жить, он оставался.
То, что он оставался, означает, что уходу он не придавал никакого значения.
Бо-И был узок во взглядах, а Лю-Ся Хуэй – неугодливым. Добропорядочный муж в своих взглядах из такой узости и неугодливости не исходит.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯГун-Cунь ЧоуЧасть вторая (14 статей)
4.1. Мэн-цзы говорил:
– В военном деле благоприятное время, зависящее от Неба, уступает выгодам местности, а выгоды местности уступают согласию людей.
Представим себе город, стены которого имеют в длину три ли, с укрепленными предместьями в семи ли от него. Ты окружил этот город и пошел на приступ, но не одолел его.
То, что тебе удалось окружить его и пойти на приступ, безусловно, имеет отношение к использованию благоприятного времени, зависящего от Неба. Однако то, что ты все же не одолел, означает, что благоприятное время от Неба уступило выгодам местности, в которой расположен город.
Но вот представим себе, что стены городские – не скажешь, что невысокие, рвы у городских стен – не скажешь, что неглубокие, оружие и доспехи у бойцов – не скажешь, что неострые и непрочные, зерна и провианта у них – не скажешь, что немного, однако защитники города изыскивают разные предлоги и покидают его. Это означает, что выгоды местности уступили согласию людей.
Потому я и говорю: поселяй народ, не прибегая к ограждению его прочными границами; укрепляй владение, не используя горы и бурные реки; возвеличивай мощь Поднебесной, не применяя преимущества в оружии и доспехах.
Больше содействия получает тот, кто обретает путь к истине, а кто теряет этот путь, тому меньше оказывают помощи.
Пределом наименьшего оказания помощи является возмущение, проявляемое близкими родными, а пределом наибольшего оказания помощи – покорное повиновение всей Поднебесной. Нападай же на то, против чего возмущаются твои близкие родные, и действуй тем, что приводит в покорность всю Поднебесную!
Потому-то и бывают такие добропорядочные мужи, которые не сражаются, а если сразятся, то обязательно выйдут победителями.
4.2. Мэн-цзы только было собрался на утренний прием к правителю-вану, как тот прислал гонца к Мэн-цзы сказать ему так: «Я-де, государь твой, готов был повидаться с тобой, но простудился и мне нельзя выходить на воздух из-за ветра, а потому не приеду к тебе. Рад был бы повидаться с тобой завтра на утреннем приеме во дворце, но не знаю, сможешь ли ты доставить мне удовольствие увидеться с тобой?»
Мэн-цзы на это ответил так:
– К несчастью, я внезапно заболел и не смогу посетить вана на утреннем приеме во дворце.
На другой день Мэн-цзы вышел из дома и отправился выражать соболезнование родоначальнику Дун-Го.
По этому случаю Гун-Сунь Чоу спросил Мэн-цзы:
– В прошлый день, вчера, вы отказались присутствовать на приеме во дворце по причине болезни, а сегодня отправились к другому лицу выражать соболезнование. Может быть, нельзя поступать так?
Мэн-цзы ответил:
– В прошлый день, вчера, я был болен, а сегодня выздоровел. Как же мне было не отправиться выражать соболезнование?
Ван послал гонца к Мэн-цзы узнать о его болезни. Прибыл и врач. Мэн Чжун-цзы (брат Мэн-цзы. – В. К.) сказал им:
– В прошлый день, вчера, брату было велено по повелению вана явиться во дворец, а у него случилось легкое недомогание, какое бывает при усиленном собирании хвороста в горах, а потому он не смог быть на приеме. Сегодня болезнь немного прошла, но я не знаю, направился ли он во дворец или нет.
Затем он послал несколько человек перехватить брата по дороге и сказать ему: «Пожалуйста, не возвращайся домой, а иди во дворец!»
Тогда Мэн-цзы пришлось направиться к родоначальнику Цзин Чоу и остаться ночевать у него.
Цзин-цзы (он же Цзин Чоу. – В. К.) спросил Мэн-цзы:
– В великой взаимосвязи людей внутреннее заключается в отношениях между отцом и сыном, а внешнее – между правителем-государем и его слугой-сановником. Главное между отцом и сыном – это милосердие, любовь, а между правителем и его слугой – уважение и почтение. Я, Чоу, усматриваю уважение нашего вана по отношению к тебе, но не вижу, чем ты проявляешь свое уважение к нему.
Мэн-цзы ответил ему:
– Ой! Какие же ты говоришь слова?! Из всех жителей владения Ци нет таких, которые говорили бы вану о нелицеприятном [должном] отношении к людям – «жэнь» и о [должной] справедливости «и». Неужели все они считают, что «жэнь» и «и» не являются чем-то прекрасным? Вот что скажу тебе: в сердце все они говорят про себя: «Да заслуживает ли этот ван того, чтобы говорить с ним о „жэнь" и „и"?» Но! В таком случае это такое неуважение к вану, больше которого нет на свете! Я же никогда не осмеливаюсь представлять на усмотрение вана ничего такого, что не являлось бы соответствующим пути Яо и Шуня. Отсюда следует, что из циских людей нет таких, которые уважали бы своего вана так, как его уважаю я.
Цзин-цзы воскликнул:
– Да нет же! Я вел речь не об этом! В обрядовых правилах учтивости говорится: «На зов отца являйся сразу, а не отвечай „Ладно!"; на призывное повеление правителя иди тотчас же, а не жди, когда тебе запрягут колесницу!» (20) У вас ведь было твердое намерение быть на утреннем приеме у вана, но вы не осуществили его вследствие того, что услышали о повелении вана. По всему кажется, что вы не так поступили, как следовало бы в соответствии с правилами учтивости.
Мэн-цзы ответил:
«Разве ты об этом ведешь речь? Вспомни тогда, что говорил Цзэн-цзы: „Богатства, которыми обладают владетели Цзинь и Чу, недостижимы. Так пусть же они пользуются ими, а я буду пользоваться моим нелицеприятным отношением к людям; пусть они пользуются своей именитостью титулов, я же буду пользоваться моей справедливостью. Какой же может быть просчет у меня?!"
Неужели Цзэн-цзы говорил бы об этом, если это было несправедливо? В этом, может быть, и заключается единичность моего пути.
Для достижения почета в Поднебесной есть три условия. Одно из них – это именитость титула, одно из них – это преклонный возраст и еще одно из них – личные качества дэ (доблести. – В. К.).
При дворах правителей для почета нет лучшего условия, чем именитость титула; в сельской общине и сообществах – нет лучшего, чем преклонный возраст; а для тех, кто оказывает помощь миру и растит знания в народе, – нет лучшего, чем нравственные качества (доблести. – В. К.).
Как можно, довольствуясь приобретением одного из этих условий, относиться с пренебрежением к двум другим?
Вот почему весьма деятельный правитель-государь непременно имеет такого слугу, которого не призывает к себе, а сам идет к нему, когда пожелает обсудить что-либо. А такой правитель, у которого почитание личных качеств мудрецов и удовлетворение их в пути к познанию истины не таковы, какие должны быть, не заслуживает того, чтобы иметь с ним дело.
Вот почему Чэн Тан по отношению к И Иню сперва учился у него, а потом сделал его своим слугой-сановником, вследствие чего правил без всякого труда. Также и Хуань-гун по отношению к Гуань Чжуну сперва учился у него, а потом сделал его своим слугой-сановником, вследствие чего стал предводителем всех владетельных князей-ба без всякого труда.
Ныне же никто из владетельных князей-чжухоу в Поднебесной не может превзойти один другого, безобразия в их землях одни и те же, да и личные качества их одинаковы. Этому нет иного объяснения, как то, что они любят тех слуг-сановников, которых сами же поучают, но не любят тех, которые наставляют их самих.
Ни Чэн Тан по отношению к И Иню, ни Хуань-гун по отношению к Гуань Чжуну не осмеливались призывать их к себе.
Если тогда казалось недопустимым призывать Гуань Чжуна, то тем более это является недопустимым по отношению к таким, которые не столь недостойные, каким был тот».
4.3. Чэнь Чжэнь, обращаясь с вопросом к учителю Мэн-цзы, сказал:
– В прошлые дни, когда вы были во владении Ци, правитель-ван преподнес вам в дар сто слитков чистого золота, но вы не приняли. В эти нынешние дни, когда вы были во владении Сун, вам подарили семьдесят слитков весового золота, вы приняли; когда вы были во владении Се, вам подарили пятьдесят слитков весового золота, вы тоже приняли. Если вы были правы, не приняв дары в прошлые дни, значит, неправы, приняв дары в эти дни. А если вы правы, приняв дары в эти дни, то, значит, были неправы, не приняв дары в прошлые дни. Из этих двух положений, учитель, вам непременно придется остановиться на одном.