– Этим самым вы считаете, что они являются ко мне, чтобы красть туфли?
Тот ответил:
– Пожалуй, что нет! Но за уходящими с ваших занятий, которые вы, учитель, здесь устроили, не следят, а приходящим на них не отказывают в допуске. Тот, кто явился с таким умыслом, тот и взял туфли, вот и все![55]
14.31. Мэн-цзы говорил:
– У всех людей есть нечто такое, чего они не переносят; привести их к тому, что они перенесли бы, – вот в чем заключается беспристрастность.
У всех людей есть нечто такое, чего они не делают; привести их к тому, что они сделали бы, – вот в чем состоит справедливость.
Если бы люди преисполнились чувством, при котором исчезает желание причинять вред другим, тогда беспристрастности было бы столько, что ее всю невозможно было бы исчерпать.
Если бы люди могли преисполниться чувством, при котором исчезают помыслы о подкопах и перелезании через чужие заборы для воровства, тогда и справедливости было бы столько, что ее невозможно было бы исчерпать всю без остатка.
Если бы люди могли набраться такой солидности, при которой стало бы неприемлемым пренебрежительное обращение «эй, ты», тогда справедливость совершалась бы всюду, куда люди ни направлялись бы.
Когда служилые люди-ши заводят речи с такими людьми, с которыми им еще нельзя их заводить, то это и является своего рода подкопом посредством речей, а когда они не ведут речей с теми, с которыми можно их вести, – это тоже является подкопом, но посредством молчания.
То и другое относится к тому же роду действий, что воровские подкопы и перелезание через чужие заборы.
14.32. Мэн-цзы говорил:
– Умеют хорошо говорить те, кто, ведя речь о близких делах, имеет в виду далекие; умеют хорошо руководить те, кто, соблюдая бережливость, проявляет нужную щедрость.
Речи, которые ведут добропорядочные мужи, хотя и «не спускаются ниже пояса» (т. е. не выходят за пределы злободневности. – В. К.), тем не менее путь истины сохраняется в них.
Бережливость, которую соблюдают добропорядочные мужи, хотя и состоит в усовершенствовании самого себя, тем не менее, если все будут поступать так, в Поднебесной воцарится спокойствие.
Недостаток у людей заключается в том, что они, «забрасывая прополку своих полей, пропалывают сорняки на чужих полях»: они придают больше значения тому, чтобы требовать чего-либо от людей, между тем легко относятся к тому, что лежит на обязанности их самих[56].
14.33. Мэн-цзы говорил:
– То, что у Яо и Шуня было заложено в их природных задатках, у Чэн Тана и У-вана появилось, когда они как бы выворачивали себя наизнанку.
Предельным проявлением всей полноты добродетелей служит то, что во всех движениях, в выражении лица, в обхождении со всеми окружающими точно придерживаются правил учтивости; когда оплакивание умершего и скорбь о нем являются такими, которые не предназначаются для живых; когда постоянно соблюдают добродетели и не отступают от них, но не для того, чтобы добиваться жалованья; когда в словах и речах непременно искренни, но не для того, чтобы совершались правильные поступки.
Добропорядочный муж поступает только по законам природы в ожидании ее велений, вот и все.
14.34. Мэн-цзы говорил:
– Когда убеждаешь большого человека, то смотри на него свысока, не гляди на то, что он напускает на себя величественный вид.
Достигнув своих намерений, я не сделал бы себе палату вышиною в несколько «жэнь», с резными решетинами под крышей, с надписью в несколько «чи» над входом.
Достигнув своих намерений, я не устроил бы себе пир, на котором яства занимали бы один «чжан» по сторонам столов, а прислуживающих наложниц было бы несколько сот человек.
Достигнув своих намерений, я не сделал бы всеобщей гулянки с возлиянием вина, не поскакал бы на охоту в сопровождении тысячи колесниц.
Все, что у тех больших людей делается, я не сделал бы.
Все, что было бы у меня, – это отвечало бы установлениям древних.
Чего же мне бояться их (т. е. больших людей. – В. К.)?
14.35. Мэн-цзы говорил:
– При уходе за сердцем нет ничего лучшего, как поменьше предаваться страстям.
Мало таких людей, которые не сохранили бы сердце в чистоте, несмотря на то, что мало предавались бы страстям, но мало и таких, которые сохранили бы чистоту сердца, несмотря на то, что много предавались бы страстям.
14.36. Цзэн Си любил лакомиться мелкими жужубами, и его сыну Цзэн-цзы после смерти отца было невмоготу есть их. Гун-Сунь Чоу спросил об этом Мэн-цзы, задав ему такой вопрос:
– Что вкуснее: мелко нарубленное жареное мясо или мелкие жужубы?
Мэн-цзы ответил:
– Что ты! Мелко нарубленное жареное мясо безусловно вкуснее!
Гун-Сунь Чоу спросил:
– Если это так, отчего же Цзэн-цзы позволяет себе есть мелко нарубленное жареное мясо, которое любил и его отец, а не ест мелких жужубов?
Мэн-цзы ответил:
– Мелко нарубленное жареное мясо является общим для всех лакомством, а мелкие жужубы любил только он один. Точно также избегают упоминать имя, а не фамилию покойного. Фамилия является общей для всех членов семьи, а имя принадлежит только одному покойному.
14.37. Вань Чжан задал Мэн-цзы такой вопрос:
– Находясь во владении Чэнь, Кун-цзы восклицал: «Почему бы мне не вернуться обратно? Ведь служилые люди-ши из моей округи в продвижении вперед по службе и в заимствовании примеров рьяны и неразборчивы, все не забывают того, какими были в начале обучения» (105). Почему Кун-цзы, находясь во владении Чэнь, думал про рьяных ши во владении Лу? Мэн-цзы ответил:
– Кун-цзы говорил: «Не удается мне заполучить идущих путем середины и преподать им мое учение. Вот и приходится непременно брать рьяных и сдержанных. Рьяные берут натиском, а у сдержанных есть то, чего они никогда не сделают» (106). Разве Кун-цзы не хотел брать идущих средним путем? Но ему никак не удавалось найти таких, потому он и думал про тех, кого он ставил следующими за ними.
– Осмелюсь задать вопрос: кто же были те, кого он называл рьяными?
Мэн-цзы ответил:
– Кун-цзы назвал рьяными таких, как Цинь Чжан, Цзэн Си и My Пи.
– За что называл их рьяными? Мэн-цзы ответил:
– За то, что они, похваляясь своими стремлениями, говорили о себе с самомнением. «Мы – от древних людей! Мы – от древних людей!» Но при беспристрастной проверке их поступков оказывалось, что таковые вовсе не совпадали с их стремлениями.
Но и рьяных не удавалось найти, и Кун-цзы желал заполучить хотя бы таких ши, которые с омерзением относились ко всякой нечистоплотности, и преподать им свое учение. Таковы были сдержанные. Их он опять же ставил следующими за теми.
Кун-цзы говорил: «Из тех, кто проходит мимо моих ворот и не заходит ко мне в дом, я не досадую лишь на сельских смиренников-ханжей. Эти смиренники – расхитители добродетельных качеств дэ» (107).
(Вань Чжан. – В. К.) спросил:
– Кто же те, кого можно назвать сельскими смиренниками? Мэн-цзы ответил:
– Сельскими смиренниками являются те, кто по отношению к миру ведет себя подобно скопцу, заигрывающему с женщиной. Осуждая рьяных, они говорят: «К чему такое бахвальство: „Мы, мол, от древних людей! От древних людей!", а в своих речах они не считаются со своими поступками, в поступках же не считаются со своими речами». Про сдержанных они говорят: «Почему это они обходят стороной других людей в своих поступках и так холодны ко всем? Раз родились на этом свете, пусть для него и живут! Были бы добрыми, и ладно!» Вань Чжан сказал:
– Во всей волости называют смиренниками таких людей, которые всюду, куда бы ни направлялись, проявляют себя как смиренники, а Кун-цзы считает их расхитителями добродетелей. Почему так?
Мэн-цзы ответил:
– Он называет их расхитителями добродетелей потому, что в кривде их никак не уличить, при укорах их никак не уязвить, они прилаживаются к низменным нравам, сливаются с миром, увязшим в грязи. В общежитии они кажутся преданными и верными, в поступках кажутся бескорыстными и чистыми. Все окружающие радуются им, и они сами считают себя (всегда. – В. К.) правыми. Но с ними нельзя вступить на путь Яо и Шуня.
Кун-цзы говорил: «Я ненавижу все кажущееся, что не является таковым в действительности, ненавижу плевелы и боюсь, как бы они не заглушили всходы; ненавижу льстецов и боюсь, как бы они не запутали справедливых; ненавижу краснобаев и боюсь, как бы они не сбили с лада настоящую музыку; ненавижу лиловый цвет и боюсь, как бы он не смешался с красным; ненавижу сельских смиренников и боюсь, как бы они не опутали добродетели» (108).
Добропорядочный муж возвращает все к своей основе, и только. Будет основа правильной, тогда и простой народ воспрянет духом, а воспрянет духом народ, не будет тогда ни лукавых, ни зловредных[57].
14.38. Мэн-цзы говорил:
– От Яо и Шуня до Чэн Тана прошло более пятисот лет. Если говорить о Юе и Гао Яо, то они знали о них от очевидцев, а если говорить о Чэн Тане, то он знал о них понаслышке.
От Чэн Тана до Вэнь-вана прошло (тоже. – В. К.) более пятисот лет. Если говорить об И Ине и Лай Чжу, то они знали о нем от очевидцев, а если говорить о Вэнь-ване, то он знал о них понаслышке.
От Вэнь-вана до Кун-цзы прошло (тоже. – В. К.) более пятисот лет. Если говорить о Тай-гун Ване и Сань-И Шэне, то они знали о нем от очевидцев, а если говорить о Кун-цзы, то он знал о них только понаслышке.
От Кун-цзы и до нынешнего времени прошло всего лишь немногим более ста лет. Поколения, отошедшие в прошлое от времени Кун-цзы, так еще не далеки, а места, где жил премудрый Кун-цзы, так близки! Однако, если нет никого из тех поколений, значит, нет также и никого из тех мест![58]