[376], он тут же догадался, чем пахнет, и обратился к ним с такими словами: «Э, глупости! Речи нет о том, что было когда-то! Мы об этом уже, — говорит он, — давно позабыли! Еврей по природе своей не мстителен и не злопамятен. Написано у нас, — говорит он, — в Торе: не мсти и не храни злобы[377], нельзя желать никому отомстить, а если бы мы хотели отомстить всем, кто сделал нам зло, тэ-тэ-тэ — нам бы пришлось только и делать, что мстить! Ведь кто только этим не занимался? Вот, например, возьмите, — говорит он, — немцев или там французов — ведь совершенно, кажется, приличные люди! — а как они с нами обошлись, не нынче будет помянуто?.. Или же, — говорит он, — возьмите-таки, да простится мне, наше собственное английское государство: мало, что ли, нас тут преследовали, подвергали гонениям и чего только не делали? Ерунда, — говорит он, — все забыто. У еврея короткая память… Но что с того, — говорит он, — вы ведь, надо полагать, по делу пришли, а мы говорим не пойми о чем! Расскажите, господа, вкратце, чего вы хотите?..»
Короче говоря, так-сяк, колебались они, колебались, туда-сюда, наконец выдавили из себя: «Дело, — говорят они, — пане Зангвил, такое. Вы, по слухам, ищете землю для ваших нескольких миллионов евреев, бедолаг, которые об стенку головой бьются, не имеют ни на что день прожить, ни уголка, где голову приклонить, а у нас, — говорят они, — есть земля, она называется Анголой. Находится она в Африке. Большая, — говорят они, — вот такая! — намного больше вашей Земли Израиля! По сравнению с Анголой вашу Землю Израиля и не заметишь! Может, — говорят они, — мы могли бы с вами заключить сделку?..» Но Зангвил, однако, не дурак, из наших, понимаешь ли: прикидывается дурачком, холоден, как лед, бороду поглаживает[378] и задает им такой вопрос: «То есть, к примеру, скажем, что за сделку?» Говорят они: «Господин хороший! Что же вам тут непонятно? Наши гроши, ваш товар, у нас — земля без людей, у вас — люди без земли[379], вот тебе горшок, вот тебе и ложка! Мы вам предлагаем, — говорят они, — не территорию, а находку, такая попадается раз в сто лет. Это случай, — говорят они, — и вы должны им воспользоваться. Мы отдаем ее вам по сходной цене, дешево, дешевле не бывает, почти даром!..» Это, само собой, было Зангвилу словно бальзам на душу. О чем тут говорить? Он рад, он в восхищении, но показывать, что он доволен, не спешит. Настоящий купец! Начинает прикидываться. Он, дескать, премного благодарен им за предложение, за территорию, но территорий у него, дескать, достаточно, территории — тоже мне забота! Чтоб у него, дескать, таких забот с чем другим не было!.. Мало, что ли, территорий на свете? Возьмите, дескать, Америку… Перебивают они его: «Э! Что вы сравниваете, — говорят они, — Африку с Америкой! Как свинье до коня! То Америка, — говорят они, — а то Африка, страна, текущая молоком и медом! Вы и сами не знаете, — говорят они, — что за редкость эта самая Ангола! Мы, — говорят они, — вам бы ее не отдали за все золото в мире. Но так как наши прапрапрадеды…» Перебивает он их, Зангвил то есть, и говорит: «Ваших прапрапрадедов оставьте в покое. Пусть они, — говорит он, — покоятся себе в раю! В том раю, что они заслужили пред Богом, ведь они это делали, — говорит он, — во имя небес, во имя Господа поджаривали нас на горячих сковородках. И во имя Господа, — говорит он, — вырезали у нас заживо ремни из спины… Ну да это все пустяки! Кто об этом говорит? Я ведь вам сказал, что еврей по природе своей не мстителен и не злопамятен. У еврея короткая память. Что было, то было. Сейчас мы говорим о бизнесе. А бизнес, — говорит он, — есть бизнес. Играем в „шестьдесят шесть“[380] в открытую. Бог вам помог приобрести страну, которая называется Анголой. Я вас не спрашиваю, каким образом — по наследству ли, разбоем ли, — это не мой бизнес. Я знаю лишь, — говорит он, — что ваша держава застряла где-то аж в самой Африке, а вы, с позволения сказать, слегка обеднели, нет у вас ни денег, ни людей, чтобы заселить эту Анголу. Итак, вы желаете, чтобы мы, евреи то есть, приехали и заселили вашу страну. Так, мне кажется, я вас понял?» Видят они, что имеют дело не с мальчишкой. Отвечают они ему: «Чтобы нам настолько же повезло, насколько вы мудры! Однако что вы скажете нам на наше предложение?» Он снова берется за бороду, Зангвил то есть, и обращается к ним: «Что значит „что“? Что я могу вам, — говорит он, — на это ответить? Из этого дела, пожалуй, может выйти толк. Но нам надобно с вами обговорить все условия и еще раз условия! Во-первых, — говорит он, — человек должен видеть, что покупает. Мы прежде должны взглянуть, что за вид у вашей Анголы, где она расположена и чего стоит. Кот в мешке нам не годится. Так в торговле не делается. Далее, вам, извините, придется выдать нам, — говорит он, — бумагу, подписанную и заверенную, что мы являемся там полноправными хозяевами и в рот вам смотреть не должны…» Они спохватываются: «Что значит хозяевами? Хозяева хозяевам рознь. Помещиками будете!..» Говорит он, Зангвил то есть: «Помещиками не помещиками, но распоряжаться мы там будем, как у себя дома. Мы не будем платить вам никаких больших налогов, — говорит он, — не будем отдавать в вашу армию никаких солдат, у нас будут свои собственные солдаты, мы будем говорить на своем языке, открывать собственные школы, хедеры, бесмедреши, в общем, — говорит он, — мы создадим там своего рода Землю Израиля. Усвоили? Отныне, — говорит он, — страна не будет числиться за вами, а за эту землю мы вам заплатим, но, понятное дело, не сразу — у кого нынче столько денег? — а понемногу, когда устроимся то есть, и чтоб мне, — говорит он, — было так хорошо с вами вместе, какое хорошее дело у вас тогда выйдет! Ведь земля, что ей залеживаться? Она пролежит до тех пор, пока ее у вас кто-нибудь не уведет из-под носа, например ваши соседи, французы или же наши англичане в клетчатых штанах…»
Короче, заткнул он их за пояс: Зангвил, он такой, когда захочет — может! Затем созвал на собрание, у себя же в Лондоне[381], самых главных территористов: Ротшильда из Лондона, Шиффа из Америки, Бродского из Егупца, Тейтеля[382]из Саратова, Яцкана из Варшавы и Шриро из Баку, — и было решено, что прежде всего следует послать людей поглядеть на эту страну. Поехали, поглядели и привезли самые лучшие известия, а именно что страна эта в десять раз больше Земли Израиля и что даже если в нее въедут все евреи со всего света, то их все равно видно не будет. Как во всякой большой стране, есть в ней всякие почвы. Есть почва худая, годная лишь, чтобы горе на ней сеять, а есть почва — чистое золото, все само растет. И места там есть всякие: есть места райские, а есть такие, к которым лучше не подходить. Но кто ж меня заставит лезть туда, где нехорошо, когда я могу пойти туда, где хорошо? Теперь осталось лишь выработать контракт с Португальским королевством. Если оно пойдет на все наши условия, то хорошо, а нет — как ему будет угодно. Но о «нет» и речи быть не может, поскольку что же Португалия будет делать с такой большой страной и где же еще на всем белом свете она раздобудет такой народ, как наши евреи?.. Для этого дела в Берлине недавно снова собрали самых главных территористов и выбрали трех делегатов, которые едут в Португалию для выработки контракта, а тем временем созовут еще большее собрание территористов со всего света. Неизвестно, где и когда оно будет, но я, надо полагать, узнаю первым, поскольку я обязан это знать — я разработал, видишь ли, целый проект, как следует заселять новую страну Анголу. Этот проект займет более двадцати листов бумаги, мне ведь еще надо переписать его набело… И поскольку времени у меня нет, буду краток. Если на то будет воля Божья, в следующем письме напишу обо всем подробно. А пока дай Бог счастья, удачи и успеха. Будь здорова, поцелуй детей, чтоб они были здоровы, передай привет теще, чтобы она была здорова, и всей родне, каждому по отдельности, с наилучшими пожеланиями.
От меня, твоего супруга
Менахем-Мендла
(№ 178, 15.08.1913)
33. Шейна-Шейндл из Касриловки — своему мужу Менахем-Мендлу в Варшаву.Письмо пятнадцатоеПер. В. Дымшиц
Моему дорогому супругу, мудрому, именитому наставнику нашему господину Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!
Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава Богу, пребываем в добром здравии. Дай Бог, чтобы вести от тебя к нам были не хуже.
Во-вторых, пишу тебе, дорогой мой супруг о том, что меня постиг из-за тебя стыд-позор, на улицу не выйти. Молодые умники прохода не дают. «Что случилось, — спрашивают они, — с вашим мужем, что он вдруг обернулся манголом?..»
Они имеют в виду ту землю, которую ты выковырял черт-те где, Манголу[383] эту, и устраиваешь в ней свой проект. Они — синисты[384], и они недовольны, почему, дескать, ты не держишься за Землю Израиля, ведь Земля Израиля — лучше. Земля Израиля, дескать, наша, а Мангола находится черт его знает где! И ты, дескать, им портишь все дело. Они решили было дать тебе с собой письмо в Вену, поскольку в Вене будет синистский гонгрес, а ты все равно едешь в Вену на этот гонгрес; они бы, может, сами послали туда человека, но это денег стоит, а денег у них нет, а так если они пошлют тебя, то и дело сделают, и сэкономят, — как говорит мама: «Вот тебе горшок, вот тебе и ложка…» Но поскольку ты, дескать, «выкрестился», чтоб их самих выкрестило всех до единого, и заделался манголом, они остались теперь без хазана. И правда, на что она тебе, Мендл,