заявление. Ну и конечно, необходимо войти с нами в духовную близость.
— Заявлениекуда? Кому? — заволновалась она.
— Нам,конечно. Напишите, что вы просите принять вас в члены нашей общины…
— Заявление,чтобы в церковь ходить! Что-то на секту похоже, — шепнула мне Анна, когда отецПетр вышел. — А интересно, если мы здесь все посмотрим, а потом не вступим, насне убьют? Стрельбицкого шантажировать не будут?
Отец Петрвернулся в комнату, пожимая плечами:
— Какой народневнимательный! Говоришь им одно, они слышат абсолютно другое. В прошлый разПавел Петрович Векселев открывал входные двери, предварительно накинув цепочкуи через нее оглядывая гостей. Это хоть в какой-то мере предохраняло нас отнезваных. И вот пришла какая-то женщина, явно «не из числа»… Хотя и наша,общинная. Я вышел к ней, благословляю, спрашиваю: «Вы из какой десятки?» Онаговорит: «Кажется, из пятнадцатой». А я ей: «Голубушка, а пятнадцатая не здесь,а в другом месте. А мы — десятка номер один». Да, много званых, но малоизбранных…
— Какая-какаядесятка? — удивилась Анна.
— Номер один.У нас община разбита на десятки — для легкости административного управления. Воглаве каждой стоит свой общинный пресвитер. А здесь у нас — десятка номер первая,которую возглавляю я. И потом она — эта из пятнадцатой десятки — пустила слух,что перед ее носом захлопнули дверь и что я был почему-то в лиловом фраке, аПавел Петрович называл меня то ли «мастер», то ли «маэстро»… Про нас многонебылиц рассказывают. Так что вы уж сами понимаете — как говорится, ешь пирог сгрибами, держи язык…
— За зубами!— угадала Анна. — Но заявление о вступлении к вам что-то уж очень меня смущает.
— Так было дореволюции, — пожал плечами отец Петр, — все были прикреплены к определенномуприходу, существовали списки…
Меж тем сталипребывать члены десятки. Прежде всего — семейная пара журналистов. Он —длинный, нескладный, тонкая, бесконечная, готовая сломаться шея, бесцветныеглаза-губы-волосы, дохляк; она — низенькая, румяненькая, плотненькая,испускающая флюиды уверенности и какой-то основательности своего существования.
— Журналисты.Муж и жена.
Они так ипредставились нам с Анной.
Потомпоявился какой-то очень активный и очень сильно заикающийся молодой человек поимени Гриша, который сразу стал осаждать отца Петра вопросами:
— Что у нассегодня на повестке? Будет ли доклад о ситуации? Есть ли план реагирования наинсинуации?
Все эти словадавались ему с великим трудом, а на «ситуации» и «инсинуациях» он и вовсезабуксовал… Судя по всему, был он человеком без определенного рода занятий, так— профессиональным лаврищевцем.
— Сильное-токакое заикание, — сочувственно кивнула на него вошедшая следом пожилая женщина.
И тут жеотрекомендовала себя нам:
— ЗояОлеговна, заслуженный врач-психиатр на пенсии, эксперт высшей категории.
Отец Петртерпеливо дождался, когда Гриша наконец расправится со словом «ситуация», и ответил,зябко потирая ладони:
— Разумеется,о ситуации будет доложено и будут поставлены на обсуждение необходимые меры дляее устранения. Но четкой повестки у нас на сегодня нет. Будет собрание, будеттрапеза любви, будет прием нового члена, будет нечто вроде экстренного докладаи прения.
Векселев межтем поставил на стол огромный золоченый потир — церковную чашу, в которойсодержатся хлеб и вино, пресуществляемые за Евхаристией в Тело и КровьХристову. В чашу он влил две бутылки красного сухого вина и принес серебряныйподносик с большой девятичинной просфорой — такой, на которой служат литургию.Возле нее на подносике лежало и копие — острый ножичек, которым она должна бытьраздроблена. На противоположном конце стола появился другой серебряный поднос сгоркой простых белых просфор, а кроме того он поставил по обе стороны стола дваподсвечника с восковыми свечами.
— Письмо надонаписать. Коллективное, — сказала журналистка. — Да, коллективное и открытое.Побольше знаменитостей. Надо постоянно будоражить общественное мнение.Будировать и будировать. Гласность. Артиста Быкова беру на себя, есть у менякое-какие выходы на него.
Онавозбужденно поглядывала в нашу сторону, словно пытаясь немедленно вовлечь нас вживую жизнь общины.
— Никулинуможно дать, — присоединился к журналистке-жене журналист-муж. — Хороший мужик.Прийти к нему якобы за интервью, объяснить ситуацию, сказать: вот Быков ужеподписал. Подпишет! Да и интервью заодно. Чтоб — без обмана. Чтоб — по-честному.
— Дельно, —согласился отец Петр.
— Конференциюбы устроить, корреспондентов пригласить, — вставил Урфин Джус. — Надо, чтобыпрогремело.
— Прогремит,прогремит, — пообещал отец Петр
— Ухнет иразорвется, — в восторге подхватил Гриша. — Пойдут клочки по закоулочкам.
Всеоблегченно вздохнули, как только ему удалось закончить фразу: многословие в егослучае томило и даже ранило.
— А что вашмуж — может, он подпишет? — мягко спросил Анну отец Пётр. — Стрельбицкий — этоимя.
—Стрельбицкий? Это какой? Неужели Май? — вскинулась журналистка.
—Стрельбицкий — это марка, — кивнула Зоя Олеговна, врач-психитатр.
Словом,что-то здесь готовилось, помимо вечери любви, что-то происходило, какая-тоборьба, какая-то акция, а мы с Анной пока еще ничего не поняли.
— Вы незнаете, нас гонят, нас притесняют. Мы восстанавливали Рождественский монастырь,а теперь его решили отдать другим! — разгадав наше недоумение, пыталась намчто-то объяснить Зоя Олеговна.
— Говорят,какого-то махрового ортодокса сюда назначили из Тьмутаракани, красного попа, —сжимая плотненький кулачок, обиженно проговорила журналистка.
— Но мы несдадимся! — крикнул Гриша и заходил ходуном от речевых усилий. — Мы будембороться! Мы будем реагировать релевантно! Мы ему такой прием окажем, что лучшебы ему не родиться!
— Вот,общественное мнение возбуждаем. Эти ведь закосневшие, а мы хотим реформ, за этона нас и гонения, — присоединился журналист.
— Похоже, мыпопали к ним на летучку, — шепнула мне Анна. — А теперь они хотят отправить насна театр военных действий. Во главе со Стрельбицким.
— Вы людиумные, интеллигентные, надеюсь, все станет вам понятно по ходу дела, — спокойнозаметил нам отец Петр.
Меж тем гостипребывали. На сей раз двери распахнулись, и в них показался главный редакторГрушин. Обычно надменный, чванливый, сейчас он держался просительно ирастеряно:
— Так боялсяопоздать на столь важное священнодействие!
— Поздравляювас с предстоящим вступлением в нашу общину, — поприветствовал его отец Петр. —Вы сегодня причастились у нас святых Христовых Тайн, а сейчас вы приметеучастие в восполняющей таинство трапезе любви. И вот — вы один из нас.
И тут Грушинувидел меня и Анну. Изумление изобразилось на его холеном лице:
— Как, и вы снами? И Стрельбицкий! Ну вот сюрприз так сюрприз!
— Мы сами посебе, — дернулась вдруг Анна, поджав губки. — Просто сидим и смотрим. А что вамСтрельбицкий? Он все равно никогда не подписывает коллективных писем!
— Письмоможет быть индивидуальным, — пожал плечами Векселев.
— Вот, прошупринять от меня заявление, — сказал Грушин, доставая из дипломата большой белыйлист. — Прошу присоединить меня к полным членам святой Христовой Церкви в лонеРождественского братства, состоящего под водительством иерея Петра Лаврищева.Так? Подпись. Дата. А что — и сам Михал Михалыч будет? Культурнейший человек.
— Один изоснователей нашего братства, — кивнул отец Петр. — Только что прилетел изБостона и сразу к нам. Академик Рачковский, слышали? — обратился он к нам сАнной.
— Здесьсобирается цвет нашей интеллигенции, — вставила журналистка. — Самая, таксказать, элита.
— Духовнаяэлита, — поправила ее врач-психиатр. — Элита элит. Ну что мы без нашейдуховности, так ведь? А над чем сейчас работает Стрельбицкий, можнопоинтересоваться?
—Стрельбицкий сейчас не работает ни над чем, — сухо ответила Анна.
Ей уже всездесь не очень-то нравилось, она терпеть не могла возбужденного духаобщественной активности, она ерзала, ей хотелось уйти, но все же ее удерживалаздесь надежда, что худо-бедно, а Стрельбицкого этот начальник общины все-такипокрестит.
— А что ж онделает? — спросил Гриша. — Как же он себя позиционирует?
— Да никак. Ест,спит, дышит, — отрезала Анна.
— Расскажитеже о вашей общине, отец Петр, — попросила я, испытывая некоторую неловкость зараздраженный тон Анны, а кроме того — желая удовлетворить любопытство своегодуховника.
— Весь нашприход, — с готовностью откликнулся отец Петр, — разбит на десятки. Во главекаждой «десятки» стоит пресвитер-харизматик. То есть канонически рукоположенныйпресвитер у нас только один, ваш покорный слуга, но таких десяток у нас уже —сорок две, есть и в других епархиях открытые нами филиалы нашей общины…Понимаете, мы исходим из того, что община — это уже не часть целого, а самаявляет собою это церковное целое, то есть она представляет собой уже неотдельный приход, а воистину Поместную Церковь во всей ее полноте. Исходя изэтого, мы, уповая на харизматичность истинных рукоположений, позволяем себе какпредстоятелю этой Церкви совершать хиротонию и поставлять своих пресвитеров.Ибо в любом случае ее единственным Главой является Сам Бог во Христе через дари дары Святого Духа. А Дух дышит, где хочет, — мягко завершил он.
— Дух дышит,где хочет, — затаив дыханье, повторила врач-психиатр.
— Дух дышит,где хочет, — жестко произнесла журналистка и вдруг расплакалась.