— Я оченьволнуюсь, — начала она.
Я перевела.
— Скажите ей,что она может не волноваться, — кивнул отец Ерм. — Пусть говорит все, что у неена душе. Здесь некому ее осуждать.
Я перевела.
— В миреочень мало осталось гуманности, духовности, общечеловеческих ценностей, здесьправит зло. Это необходимо исправить. Надо что-то делать…
Я перевела.
Отец Ермодобрительно кивнул:
— Надоначинать с самого себя. Как сказал один святой: спасайся сам — тысячи вокругспасутся. Прежде всего вам надо принять святое крещение. А там Господь поможет.
Я перевела.
— Как этосовпадает с моими мыслями, — воскликнула она. — Именно, именно необходимоначать с себя. Иметь дело только с чистым непорочным человеком. Я богата. Уменя свой дом в Оклахоме. У меня брат — бизнесмен. Я сама — менеджер. Я неплохозарабатываю. Я могла бы взять на себя все расходы, для меня это не проблема.
— Есть такоесугубое испытание деньгами, — вставил отец Ерм. — А кроме того — здесь не надоникаких денег. Это вам не будет ничего стоить. Брать деньги за таинство —большой грех. Даром получили — даром давайте!
— Нет, —продолжала Нэнси, — это мой выбор, и я сама готова за все платить. Я готоваради этого пожертвовать всем.
— Ну развечто это может быть пожертвованием, — рассудил отец Ерм. — И конечно, вы правы втом, что каждый человек сам должен нести ответственность за свои поступки. ВедьГосподь его создал свободным сознательным существом. Только учтите — послекрещения вы должны будете соблюдать церковные правила — исповедоваться,причащаться. А то некоторые покрестятся, а потом их как ветром сдуло: вроде каксовершили некий магический обряд и успокоились.
— Да, — сказалаНэнси, — в Америке сейчас очень много магии. Но мне не хотелось бы к нейприбегать. Очень многие занимаются спиритизмом, вызывают духов. Это все отодиночества.
— С Богомчеловек не бывает одинок, — заметил отец Ерм.
— А я оченьодинока, — призналась Нэнси. — Ведь не каждого мужчину можно к себе приблизить.Повсюду теперь в Америке СПИД, наркомания, алкоголизм. Очень много сторонниководнополой любви. Отвратительная наследственность. Испорченный генотип. Ужаснаяэкология: повсюду целлофан, пластмасса, химия, радиоактивные выбросы. Всеотравлено. В Америке сплошь да рядом рождаются дауны, идиоты. Никогда не знаешьнаверняка, кто родится. Огромный риск.
— Не только вАмерике, — заметил отец Ерм. — Скажите ей, у нас тоже. Идиот на идиоте сидит,идиотом погоняет. Это — везде. Ваши опасения вполне понятны. Природа людейиспорчена грехопадением. Это еще со времен Адама и Евы. Лишь святое крещениесмывает с человека грехи.
— Конечно, —продолжала Нэнси, — все это теперь можно у нас делать в лаборатории,искусственно, цивилизованно. Не как дикари. А под наблюдением специалистов. Всеможно проверить заранее, по компьютеру. Кое-какие достижения цивилизациибезусловно есть.
— Бесспорно,— согласился отец Ерм, — скажите ей, мы это здесь очень хорошо понимаем. Намнадоело это невежество. Сидим, любуемся на свой лапоть и видеть ничего дальшенего не желаем! Переведите.
Я перевела,испытав, правда, некоторые затруднения со словом «лапоть».
Нэнсивскочила со скамьи, кинулась к отцу Ерму и энергично потрясла ему руку.
Он отнялруку, показал ей глазами на ее место и кинул:
— Пустьпродолжает.
Тогда онасказала:
— Я прочиталао вас, отец Ерм, в одном американском журнале — очень респектабельном, оченьблагополучном. Там же были и ваши фотографии. Вы смотритесь так миловидно (nicelooking). И я поняла, что жизнь у вас в монастыре очень здоровая, оченьполноценная.
— Да, — живооткликнулся он. — Единственное спасение от мира — монастырь.
— Я оченьодинока в мире, — повторила она. — Любой мужчина повергает меня в страх. Ведькак узнать — он может быть инфицированный, он может быть просто не в себе, онможет быть просто подлец…
Отец Ермпокачал головой:
— Да, тут ужнеобходима особенная осмотрительность…
— Когда яувидела и прочила о вас, я поняла, что вы и есть то, что я ищу. Вы и есть тот,кто мне нужен.
Отец Ерммахнул рукой:
— В принципе,это может сделать любой священник, необязательно я. Любой священник можетсовершать церковное таинство…
— О нет,далеко не любой, — горячо возразила Нэнси. — Только вы. Вы могли бы жить у меняв Оклахоме или остаться здесь, в монастыре, я бы не возражала…
— Зачем вОклахоме? — удивился отец Ерм. — Я никуда отсюда не поеду. Я же монах. Мы можемвсе совершить хоть завтра прямо здесь, в маленьком храме на Афонской горке. Вамтолько нужно подготовиться. У вас есть Символ веры?
Нэнси была ввосторге:
— Конечноесть, у меня в жизни есть много таких символических вещей. Но я и непредполагала, что это можно в храме! Хотя, с другой стороны, это же настоящаямистерия! О, я знала, что вы поймете, что вы не будете против! Я не случайновыбрала именно вас в отцы моему будущему ребенку! Мы с ним будем вас навещать —ребенку же необходимо видеть отца. О, это будет особенный ребенок! Абсолютноэкологически чистый и непорочный. Может быть, он даже станет каким-нибудь пророкомили просто великим человеком! Святой ребенок!
Тут онатрижды тожественно произнесла это «saint baby», и глаза ее наполнились слезами.Видимо, она сама была подавлена грандиозностью своего замысла.
Я сидела,ошарашенная ее откровением, и не могла произнести ни слова. И потом, мне былопросто жаль отца Ерма.
Наконец, явыдавила из себя:
— Что-то яперестала ее понимать… Наверное, синтаксис для меня сложноват. И лексика.Произношение у нее американское. И говорит она неразборчиво. Все-таки моипознания в английском очень-очень скромные… Даже голова разболелась…
— Наверное,тут на библейскую тему, — предположил отец Ерм. — Что-то о святом семействе.Разве не так?
Понял онвсе-таки это «saint baby».
Нэнсинапряженно смотрела на нас.
— Может быть,и на библейскую, — уклончиво согласилась я.
Ну а что —этакая новоявленная Фамарь… Желает любой ценой заполучить вожделенное святоесемя. Родить ребенка, не зараженного грехом… Боже мой!
И в этотмомент, на беду, в келью постучал Дионисий:
— Отец Ерм,там к вам какие-то гавайцы с гитарами. Один в черной шляпе, а другой вообще впапахе со звездой… А третий — еще и с бубном.
— Кто такие?Какие-такие гавайцы? Ничего не знаю. Ты как по-английски? Попереводи-ка тут. Авы пойдите, посмотрите, что там за гавайцы такие, — сказал он мне.
Дионисий,профессорский сынок, английская спецшкола, уселся на мое место. Я сделала емустрашные глаза, пытаясь предупредить друга об опасности, и выскользнула вон.
И вотДионисий, ничего не подозревая, взялся добросовестно переводить «word by word»и вдруг осекся, но отец Ерм вполне благожелательно, но притом и властно на негосмотрел, ожидая прояснения сути. И когда Дионисий, выбирая наиболее деликатныевыражения, перевел, отец Ерм только тихонько хмыкнул, но по тому, как он этосделал, Дионисий понял, что до него так и не дошел смысл и он так и неуразумел, чего от него здесь хотят. И Дионисий подумал, что коль скоро егопозвали как переводчика, то его функция и состоит в том, чтобы речь иностранкистала понятной игумену, и что если эта речь кого-то и обличает, то конечно жене отца Ерма — он-то тут не при чем… И потому попросту взял и растолковалнэнсины рассуждения самыми простыми словами. И не выдержал и расхохотался.Очень уж ему это показалось диковинным: заявиться к подвижнику с предложениемзачать от него святое дитя! Улыбнулась и Нэнси, сияя зубами. И всего этого отецЕрм, до которого, наконец, «дошло», не мог выдержать. Конечно же, выгнал их,рявкнул грозное «вон», взметнул указательный палец, нацеливая его на дверь…
Я же — прошлапо Афонской горке. У беседки стояли три смуглых нездешних странника, все трое сусиками, и все с гитарами. Двое в черных шляпах, а на одном была нахлобученанастоящая каракулевая генеральская папаха с красной звездой. Стояли как ни вчем не бывало, посмеиваясь. Прошли группкой безо всякого пропуска, как в паркпогулять. Того гляди, вот-вот достанут сигаретку и закурят, сладко затягиваясьна сентябрьском ветерке…
— Вы ищитеНэнси? — спросила я.
— Нэнси,Нэнси — загалдели они.
— Она сейчас,— пообещала я, останавливаясь возле них.
Действительно, вскоре вдалеке мелькнула белая бурка и стала удаляться в сторонумастерской. То, должно быть, добрый Дионисий повел несчастную Оклахому утешатьв мастерскую.
Мы сгавайцами двинулись следом.
В мастерскойдействительно был уже «чи Егыпет, чи Афрыка» — садовник натопил на славу, ноникого, кроме Нэнси и Дионисия, уже не было. И он сам, натрудившись, и Валерасо Славиком, и все прочие подмастерья ушли молиться на вечернюю службу.
Нэнси стоялав бурке и плакала. Гавайцы кинулись к ней, враждебно глядя на Дионисия, но оначто-то сказала им, и они отошли в сторону, доставая гитары.
— При чемздесь монах? При чем здесь служение? — причитала она. — Хотела иметь чистоедитя. Чистый плод. Я — хорошая порядочная женщина. У меня за всю жизнь было небольше пяти-шести мужчин! Я хотела выполнить свое предназначение. Какой же этогрех? Женщина без ребенка — это неполноценная женщина. Пустоцвет.
Дионисийсочувственно кивал.
— Я проденьги ему сказала — я понимаю, такой человек не может быть корыстным, оннеправильно понял, это дар от меня на монастырь. Это не то, что я хотела егокупить. Я — порядочная чистая женщина. Я здорова. Я не пью, не курю, не колюсь.